Стокгольм

— Ана, вы ведь сможете приехать вечером.

— Я хочу побыть с тобой… — выразительно смотрю на неё, но не могу подавить улыбки, и она примирительно поднимает ладошки, как бы не хотела возразить. — Мы можем пойти гулять, но мы вернемся через пару часов. Я как раз позвоню твоим родным. Пошли, тыковка. Твой папочка не рад нам.

— Ана!

Девушка уходит, забрав с собой Теодора, проигнорировав мой возглас, и я устало растираю щеки. Чёрт, я не хотел её обидеть!

— Не переживайте, мистер Грей. Она просто действительно по вам скучала… Я вам позволю побыть вдвоем вечером, — доктор понимающе улыбается, убирая свой планшет в кейс. — Медсестра возьмет у вас кровь, необходимо сделать МРТ и ещё один рентген. Но последнее будет больно…

— Доктор Роджерс, а что с той машиной? Что именно произошло?

— Машина, в которую вы влетели — все пассажиры в порядке. Машина, которая вас задела — увы… Женщина была пьяна, уснула за рулем. И это просто чудо, что у вас не лобовое столкновение вышло, не выжили бы ни вы, ни ваш сын. Его всего обследовали, под контролем доктора Тревельян, он в полном порядке.

— Он у меня крепкий мальчишка. Спасибо, доктор.

***

Теодор крепко спит в своей коляске, установленной в углу палаты, а наша новоиспеченная «мамочка» игнорирует мои попытки отобрать у неё ложку, и сама кормит меня, ни слова мне не говоря. Будто так и должно быть. Но я чертовски голоден, потому не возражаю.

Я немного шокирован тем, что всё закончилось так хорошо. Мне кажется, у меня был бы инфаркт, если бы я очнулся и узнал, что Тедди пострадал, даже незначительно.

— Я так рада тебя видеть, Кристиан. Я очень испугалась, а Теодор первые два дня от еды отказывался, был в стрессе. Пришлось подкармливать его печеньем и молоком, поэтому теперь он немного разбалован. Зато был сыт, я не могла позволить ему голодать.

— Я голодал в детстве, — ложка с десертом замирает у моего рта, а глаза Аны наполняются слезами и… злостью? — Мою мать нельзя было отнести в категорию «благополучный родитель», поэтому… Знаешь, я ненавижу горох. Особенно замороженный. При этом, однажды Грейс прибежала на страшный грохот с кухни, где был я. Свалился с табуретки, когда воровал из морозилки этот чертов горох. Нашла залежи в моей комнате. И я так злился на себя, когда думал, что она плачет из-за меня, что это я её расстроил. Из-за меня, но совсем подругой причине.

— Открывай рот, Кристиан. Время для мерзкого больничного десерта. А завтра я обязательно приготовлю тебе что-нибудь вкусное. Что ты любишь? — малышка стирает слезы с лица, всем видом показывая, чтобы я «не обращал внимания», и я стараюсь…

— Я люблю шоколад, шоколадные торты, пироги, пончики с «нутеллой»… Сладкоежка классический.

А еще, кажется, тебя.

— Я приготовлю тебе шоколадный пирог. Хочешь еще желе?

— Нет, спасибо. Хочу историю о том, как я оказался женат.

— О, боже! — Ана хихикает, убирая от нас столик с едой, и садится чуть ближе ко мне, поглаживая по щекам, заросшим щетиной. — Миа приехала раньше всех, мы солгали медсестре, что я мать Тедди и просто оставила документы дома, я же не могла бросить его тут. Миа показала свои права, а я — кучу фоток Тедди, плюс он и сам узнал меня. Миа взяла его на руки, а он так кричал и требовал, чтобы я взяла его обратно… Это брак по расчету, мистер Грей. На всё ради Теодора.

— Наклонись ко мне, я поцелую тебя.

— Как скажете, мистер Грей, — поцелуй короткий и полный нежности, что заставляет меня широко улыбаться, и еще ближе пододвигать Ану к себе. — Тебе будет больно, не надо, Кристиан.

— Если ты меня не поцелуешь — я начну капризничать.

— Почему ты называешь меня «малышка»?

— Потому что ты маленькая, хрупкая девочка, которой всего двадцать два. А мне тридцать. Хочешь называть меня папочкой? — играю бровью, и Анастейша усмехается, прячась у меня на шее.

— Я и так называю тебя «папочкой», но всё-таки при Тедди. Завтра приедет Грейс, она побудет с Тедди, а я помогу тебе принять ванну.

— Это может сделать и медсестра.

— Я не хочу, чтобы медсестра делала это! — Ана чуть ли не вскрикивает, маленькая собственница, и я поглаживаю её по спине так же успокаивающе, как и Теодора сегодня утром. — К тому же, вряд ли ты чем-то отличаешься от Тедди.

— Вот сейчас обидно было.

— Ты такой дурак, — девушка хихикает, бесконечно много и чертовски приятно, и я отрываю её от себя для нового поцелуя, который, я надеюсь, затянется. — И я, какого-то чёрта, повязла в тебе, Кристиан Грей.

***

Мама не может сдержать улыбки, когда видит, что я целую Анастейшу в аккуратную ладошку, когда она подает мне домашний суп. Ана смущается, посылает мне «убийственный взгляд», но всё равно улыбается, сжимая моё плечо.

— Ты точно сам поешь?

— Мои руки пока что работают, — машу Анастейше двумя пальцами правой руки, и она густо краснеет, отходя от меня к Тедди, сидящему в своих «качельках». Черт возьми, за эти дни они действительно тут обосновались «как дома».

— Я так рада видеть тебя, сынок. У отца срочное заседание, но Миа с Элиотом уже едут, они тоже перепугались за тебя. Как ты чувствуешь себя? Я, конечно, с твоим врачом уже говорила, но я хочу знать, как ты.

— Лучше всех. А если бы еще ребра так чертовски сильно не болели при каждом вдохе — я бы уже выписался.

— Ты несносный.

— Как и все твои дети, — мама закатывает глаза, но кивает. О, это так. Мама разбаловала нас.

— Замри, дорогой, — игнорируя меня, мама вытирает мой подбородок, как я вытираю за Теодором, когда он кушает, и виновато мне улыбается. — Для меня ты всегда будешь моим маленьким мальчиком. Терпи, — мама забирает у меня ложку, не в силах наблюдать мои отчаянные попытки самостоятельно поесть, и я тяжело вздыхаю, но терплю. Не могу поднять руки, так больно.

— Спасибо, мам…

— Анастейша, ты не оставишь нас на пару минут? Я позову тебя обратно.

— О… конечно. Я куплю печенье, — малышка быстро удаляется из палаты, неправильно растолковав слова Грейс, и… ох, чёрт. Детка, нет, только не плачь!

— Почему ты попросила её выйти?

— Потому что я хочу спросить, что ты чувствуешь к ней. Я не хочу, чтобы ты причинял ей боль, она хорошая девушка. Ты взрослый мальчик, чтобы понимать, что девушка, которая безразлична к тебе, не будет с тобой так носиться. Даже за кучу денег. Ты и сам знаешь, что Лейлы бы здесь не было.

— Я не собираюсь причинять ей боль, мама. Она нужна мне. Нужна была ещё до аварии. И я настоятельно прошу не упоминать при мне Лейлу, и не сравнивать её с Анастейшей.

— Я надеюсь, ты правильно поступишь, Кристиан… И, пожалуй, надеюсь, что Теодор будет моим единственным внуком, пока ты не женат. На Элиота никакой надежды, а Миа ещё ребенок. Пойду позову Анастейшу, мы договорились, что я побуду с Теодором пару часов.

«Ты взрослый мальчик, сынок, и именно поэтому я буду учить тебя жизни». Ох, мама…