Чтение онлайн

ЖАНРЫ

СТОЛЕТИЕ ВОЙНЫ.(Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок)
Шрифт:

Одним из первых действий Рейгана на посту президента в начале 1981 года стало использование своей власти для роспуска профсоюза авиадиспетчеров. Это послужило ясным сигналом другим профсоюзам даже не пытаться бороться с высокими процентными ставками. Рейган был столь же загипнотизирован идеей и с тем же идеологическим рвением «выдавливал» инфляцию, как и его британский партнер — Тэтчер. Некоторые информированные люди в лондонском Сити даже предполагали, что основной причиной прихода к власти правительства Тэтчер была необходимость повлиять на денежную политику крупнейшего промышленного государства Соединенных Штатов и сместить экономическую политику развитых стран подальше от долгосрочных ядерных программ и прочих программ промышленного развития.

Если в этом и состоял план, то он удался. Через шесть месяцев после прихода к власти Тэтчер был избран Рональд Рейган, который не уставал повторять

своему кабинету при каждой удобной возможности, что «инфляция, она как радиоактивность. Если уж она началась, то только растет и распространяется». Неофициальным советником Рейгана по экономической политике оставался нобелевский лауреат по экономике Милтон Фридман. В администрации Рейгана было столь же много адептов радикального монетаризма Фридмана, как до этого в кабинете Картера — представителей рокфеллеровской «Трехсторонней комиссии». [88]

88

Грейдер У. Тайна башни. Лондон: «Саймон и Шустер», 1987.

Весь этот радикальный монетаристский проект, развернутый в начале 1980-х сначала в Британии режимом Тэтчер, а в дальнейшем введенный Федеральной Резервной Системой США и администрацией Рейгана, был одним из самых жестоких экономических обманов, когда-либо совершенных. Его цель весьма отличалась от той, которую заявляли идеологические защитники экономики «стимулирования предложения».

Для развала экономики Чили во время военной диктатуры Пиночета влиятельные либеральные круги лондонского Сити и Нью-Йорка решительно воспользовались теми же ранее предложенными Фридманом радикальные средствами. На этот раз они нанесли второй сокрушительный удар по долгосрочным промышленным и инфраструктурным инвестициям во всей мировой экономике, Таким образом, рассуждали они, относительная власть англо-американской финансовой элиты вновь станет господствующей. Если бы мир не был бы уже ошеломлен и дезориентирован потрясениями 1970-х, то, что произошло в 1980-е годы, было бы невозможным.

Дипломатия канонерок и мексиканская инициатива

Не будет преувеличением сказать, что не будь шоковой политики радикального монетаризма Маргарет Тэтчер и Пола Волкера, то не было бы и кризиса неплатежей в Третьем мире в 1980-х годах.

Одновременно с тем, что в начале 1979 года вследствие иранского нефтяного шока средняя стоимость нефтяного импорта, выраженная в долларах США, выросла на 140 %, развивающиеся страны обнаружили, что из-за высоких процентных ставок США по отношению к местным валютам до небес взлетел и сам доллар. Мало того, что развивающимся странам еле удавалось справляться с займами для финансирования нефтяного дефицита, созданного нефтяным кризисом 1974 года. К 1980-му году они столкнулись с новым явлением — с плавающими процентными ставками по своим евродолларовым займам.

Как упоминалось ранее, уже в 1973 году англо-американские финансовые инсайдеры из группы Билдерберга обсуждали, как использовать ведущие частные коммерческие банки Нью-Йорка и Лондона на евродолларовом лондонском рынке для вторичной переработки того, что Генри Киссинджер и другие называли новыми излишками нефтедолларов ОПЕК. Внезапное изобилие новых нефтяных фондов ОПЕК, которое оседало в лондонских евродолларовых банках во время нефтяных кризисов 1970-х годов, должно было стать источником невиданного с 1920-х нерегулируемого заемного ажиотажа.

Лондон оказался географическим центром этого евродолларового «оффшорного» рынка, поскольку Банк Англии в начале 1960-х годов ясно дал понять, что он не будет пытаться регулировать или контролировать потоки иностранной валюты на лондонском евродолларовом банковском рынке. Это было частью стратегии перестройки лондонского Сити в средоточие мировых финансов. Несмотря на туманные публичные заявления различных банкиров о безопасности евродолларовых займов, отсутствие контроля и регулирования означало, что миллиарды долларов, в 1970-х годах хлынувшие из лондонских банков на счета развивающихся стран-заемщиков, не имели «кредитора последней инстанции» в случае дефолта. Ни одно суверенное правительство не несло юридических обязательств по возмещению потерь в случае дефолта по банковским займам.

Никто особенно не переживал, пока эта евродолларовая рулетка продолжала крутиться. По расчетам Международного валютного фонда внешние долги развивающихся стран выросли почти в пять раз: с 130 млрд. в 1973 году в «счастливые дни» до первого нефтяного потрясения до почти 550 млрд.

к 1981 году и до 612 млрд. в решающем 1982-м году. Причем эти цифры не учитывали значительные суммы краткосрочных кредитов со сроками погашения до одного года. Ведущий нью-йоркский банкир того времени Уолтер Ристон, работающий в «Ситикорп», обосновывал займы частных банков таким странам, как Мексика или Бразилия, приводя следующие доводы: «Правительства имеют активы, которые полностью покрывают их обязательства, и поэтому правительства не могут обанкротиться…».

Одна важная особенность этих частных евродолларовых займов развивающимся странам осталась незамеченной после первого нефтяного потрясения. Пока развивающиеся страны имели возможность брать в долг на гораздо более выгодных условиях, нежели подчиняясь требованиям Международного Валютного Фонда, англо-американские банковские синдикаты во главе с «Мануфэкчерерз Хановер» (а главный евродолларовый банк нью-йоркский «Мануфэкчерерз Хановер Траст» был первым во вторичной переработке огромных сумм нефтедолларов в развивающихся странах, таких как Мексика, Бразилия, Аргентина и даже Польша и Югославия) выторговали для себя малозаметную уступку. Все евродолларовые займы были зафиксированы с заранее оговоренной надбавкой к текущей лондонской межбанковской ставке, т. н. ставке ЛИБОР. Этот процент ЛИБОР стал «плавающим» процентом, который падал или поднимался в зависимости от уровня краткосрочных процентных ставок в Нью-Йорке или Лондоне. До лета 1979 года это казалось безобидным условием для займа необходимых фондов на финансирование дефицита нефти.

Но после того, как правительство Тэтчер применило в начале июня 1979 года монетарный шок процентных ставок, а в октябре того же года Федеральная Резервная Система Пола Волкера продолжила эту же политику, бремя процентных ставок по долгам Третьего мира моментально возросло, поскольку ставки на лондонском евродолларовом рынке подскочили со средних 7 % в начале 1978 года до почти 20 % к началу 1980 года.

Уже одного этого было достаточно, чтобы ввергнуть страны Третьего мира в дефолт, поскольку изменения условий обслуживания долга со стороны банков-кредиторов добавили новую нереальную сумму к уже имеющемуся долговому бремени. Но еще больше тревожило то, что политика ведущих лондонских и нью-йоркских банкиров почти точно повторяла безумие 1920-х годов тех же банков со вторичной переработкой долгов по военным репарациям Версальского договора, которое закончилось хаосом в октябре 1929 года вместе с крахом нью-йоркской биржи.

В то время как процент по долговым обязательствам после 1980 года неимоверно вырос, рухнул рынок товаров, экспортируемых в развитые страны развивающимися странами-должниками, которым нужно было как-то отдавать долги. Результатом шоковой «терапии» Тэтчер-Волкера стал глубочайший со времен великой депрессии 1930-х годов спад всех промышленных экономик.

Страны-должники Третьего мира попали в тиски ухудшающихся условий торговли собственными экспортными товарами, падения экспортных доходов и роста процентных ставок по кредитам. Это и было тем, что Вашингтон и Лондон предпочитали называть «долговым кризисом стран Третьего мира». Но этот кризис был спровоцирован в Лондоне, Нью-Йорке и Вашингтоне, а не в Мехико, Бразилии, Буэнос-Айресе, Лагосе или Варшаве.

Предсказуемый кризис разразился летом 1982 года. Когда стало очевидно, что страны-должники Латинской Америки скоро взорвутся под непосильным бременем новых долгов, влиятельное окружение Маргарет Тэтчер и администрации Рейгана, в частности, госсекретарь Александр Хейг, вице-президент Джордж Буш-старший и директор ЦРУ Уильям Кейси, начали готовить «наглядный пример», чтобы удержать страны-должники от идеи вообще не платить долги крупным банкам США и Британии.

В апреле 1982 года премьер-министр Тэтчер заявила в Палате общин, что «Британия не будет уклоняться от применения силы» для возврата спорных Мальвинских островов, находящихся в водах Южной Атлантики у побережья Аргентины и известных в Британии как Фолклендские. Вопрос был не в том, что аргентинское правительство Гальтиери обоснованно заявило свои права на острова и завладело ими 1 апреля после многих лет безуспешных попыток провести переговоры по данному вопросу. Вопрос был также и не в возможном наличии нетронутых нефтяных месторождений в этом районе. Реальной причиной британского вооруженного противостояния Аргентине было силовое обеспечение принципа взыскания долгов у стран Третьего мира, новая форма «дипломатии канонерок» XIX века. В течение апреля 1982 года в южную Атлантику были направлены две трети Британских военно-морских сил для ведения артиллерийской войны с Аргентиной, в которой Британия едва не проиграла из-за того, что Аргентина использовала французские противокорабельные ракеты «Экзосет».

Поделиться с друзьями: