Столетняя война

Роланд командовал арьергардом, и противник превосходил его как двадцать к одному, некоторые считают, что пятьдесят к одному! Но у него был великий меч, Дюрандаль, который когда-то принадлежал Гектору из Трои, и этот великий клинок пронзал врагов.

Множество из них погибло, но даже Дюрандаль не мог сдержать орду язычников, и бедные христиане подвергались опасности быть разбитыми.

Но Роланд также владел и магическим рогом, Олифантом, и он протрубил в него так сильно, что упал замертво, но звук Олифанта привел на поле боя короля Карла Великого, и его великолепные рыцари перебили дерзких врагов!

– Может, они и были дерзкими, - заметила Женевьева, - но не маврами. Они были христианами.

– Миледи!
– запротестовал Роланд.

– Не будь смешным, - сказала она.
– Ты когда-нибудь был в Ронсесвальесе?

– Нет, мадам.

– А я была! Мой отец был жонглером и глотателем огня. Мы ездили из города в город, собирая монеты, и слушали разные истории, всегда были истории, и в них говорилось, что в Ронсесвальесе баски, христиане, устроили засаду на Роланда.

Они его и убили. Ты притворяешься, что это были мавры, потому что не можешь допустить мысли о том, что твой герой погиб от рук восставших крестьян. И насколько славной была его смерть? Протрубить в рог и упасть замертво?

– Роланд - великий герой, как Артур!

– У него было большего здравого смысла, чтобы не убить себя, протрубив в рог. Кстати, о рогах. Почему ты служишь графу Лабруйяду?

– Чтобы вершить должное, миледи.

– Должное! Вернув эту бедняжку ее свинье-мужу?

– Ее законному мужу.

– Который насилует жен и дочерей своих крестьян, - ответила она, - так почему же ты не накажешь его за прелюбодеяние?

У Роланда не было ответа, он лишь бросил хмурый взгляд в сторону Хью, страдая от того, что подобный предмет обсуждался в присутствии мальчика. Женевьева рассмеялась.

– О, Хью может послушать, - сказала она.
– Я хочу, чтобы она вырос порядочным человеком, как и его отец, так что занимаюсь его образованием. Не хочу, чтобы он стал глупцом вроде тебя.

– Мадам!
– вновь запротестовал Роланд.

Женевьева сплюнула.

– Семь лет назад, - когда Бертийе было двенадцать, ее привезли Лабруйяду, чтобы выдать за него замуж. Ему было тридцать два, и он хотел получить ее приданое. Какой у нее был выбор? Ей было двенадцать!

– Она замужем перед лицом Господа.

– За отвратительным созданием, которому Господь бы плюнул в лицо.

– Она его жена, - настаивал Роланд, хотя и чувствовал себя на редкость некомфортно. Он предпочел бы никогда не принимать этот обет, но принял, и долг чести требовал довести его до конца, так что они отправились на север.

Они остановились в таверне на рыночной площади Жиньяка, и Роланд настоял на том, что будет спать перед дверью комнаты, в которой ночевала Женевьева. Его оруженосец разделил с ним вахту.

Оруженосец Роланда был сообразительным четырнадцатилетним пареньком по имени Мишель, которого Роланд воспитывал в духе рыцарства.

– Я не доверяю людям графа Лабруйяда, - сказал Роланд мальчику, - особенно Жаку, так что мы будем спать здесь со своми мечами.

Люди графа целый день посматривали на белокурую Женевьеву, и Роланд слышал смешки за своей спиной и подозревал, что латники обсуждали пленницу, но ночью они не предприняли никаких попыток пройти мимо Роланда, и на следующее утро они поскакали на север и свернули на дорогу, ведущую в сторону Лиможа, а Женевьева тем временем мучила Роланда предположениями о том, что ее муж сбежал из Монпелье.

– Его трудно захватить, - сказала она, - и он ужасен, когда мстит.

– Я не боюсь с ним драться, - ответил Роланд.

– Значит, ты глуп. Думаешь, меч защитит тебя? Ты, наверное, зовешь его Дюрандаль? Она засмеялась, когда тот покраснел - очевидно так и звал.
– Но у Томаса есть черненый тисовый лук, - заявила она, - и тетива из конопли, и стрелы из белого ясеня. Ты когда-нибудь встречался с английским лучником?

– Он будет сражаться благородно.

– Не будь глупцом! Он обманет тебя, устроит какой-нибудь трюк и собьет с толку, и в конце концов ты будешь утыкан стрелами, как щетка щетиной.

Может быть, он уже впереди! Может, лучники поджидают на дороге? Ты их не увидишь. Первым, что ты заметишь, будут удары стрел, а потом крики лошадей и смерть твоих воинов.

– Она права, - вмешался Жак Солльер.

Роланд храбро улыбнулся.

– Они не будут стрелять, миледи, из страха попасть в вас.

– Ты ничего не знаешь! С двух сотен шагов они могут стрелой сбить сопли у тебя из носа. Они будут стрелять.

Она гадала, где может находиться Томас и боялась, что снова может попасть в руки церкви. Она боялась за сына.

Следующую ночь они провели в гостевом доме монастыря, и снова Роланд охранял ее порог. Других выходов из комнаты не было, она не могла сбежать.

По дороге, до того как достичь монастыря, они проехали мимо группы торговцев с вооруженной охраной, и Женевьева окликнула их, сообщив, что захвачена против своей воли.

Путники выглядели обеспокоенными, пока Роланд со спокойной вежливостью не объяснил, что она его сестра и не в своем уме. Он говорил так, когда бы Женевьева ни обращалась к прохожим.

– Я везу ее туда, где за ней будут присматривать монахини, - сказал он, - и торговцы поверили и прошли мимо.

– Так ты не настолько благороден, чтобы не лгать, - она насмехалась над ним.

– Ложь во имя служения Господу не есть ложь.

– Это так ты служишь Господу?

– Брак священен. Я посвятил свою жизнь служению Господу.

– Поэтому ты девственник?

При этих словах он вспыхнул, потом нахмурился, но все же ответил на вопрос серьезно:

– Мне открылось, что моя сила в битвах основана на целомудрии, - он помедлил и взглянул на нее.

– Дева Мария разговаривала со мной.

Женевьева поддразнивала его, но что-то в его тоне сдержало ее насмешку.

– Что она сказала?

– Она была прекрасна, - произнес Роланд с тоской в голосе.

– И говорила с тобой?

– Она сошла с потолка в церкви, - объяснил он, - и казала мне, что я должен вести целомудренную жизнь, пока не женюсь. Что Господь благословит меня. Что я был избран. Тогда я был лишь мальчишкой, но был избран.

– Это был сон, - голос Женевьевы звучал пренебрежительно.