Столетняя война

– Как я могу помочь?
– спросил Томас.

Байо оглянулся на небольшую толпу и понизил голос.

– Несчастные ублюдки уже заплатили свои налоги, - произнес он, - по крайней мере, большинство из них.

– Но тебе нужно еще?

– Конечно. Налогов всегда не хватает. Если окажешься достаточно глуп, чтобы заплатить один раз, можешь быть уверен, что мы вернемся, чтобы выжать тебя еще разок.

– И граф послал тебя в одиночку, чтобы выжать их?

– Он не так глуп. У меня здесь семеро латников, но все в городе знают, зачем мы здесь.

Томас взглянул на таверну.

– А город щедр на вино?
– поинтересовался он.

– На вино и на шлюх, - подтвердил Байо.

– Итак, - произнес Томас, и это слово так и осталось висеть в жарком полуденном воздухе.

– Итак, - выжми ублюдков вместо меня, и сможешь забрать десять процентов с собой в Берат.

– Графу это понравится, - сказал Томас.

– Этот мясник - городской казначей, - объяснил Байо.
– У него список тех, кто платит налоги, но он уверяет, что потерял его. Может, начнешь с того, что поможешь ему его найти?

Томас кивнул.

– Разреши мне поговорить с моими людьми, - сказал он и направил лошадь в сторону таверны. Оказавшись там, где Байо не мог его услышать, он подозвал Кина.

– На конюшне таверны восемь лошадей, - сказал он, - и мы заберем всех. Ты с братом Майклом обойдешь ее сзади и убедишься, что все лошади оседланы. Карил!

Немец закончил покупку припасов и заталкивал продовольствие в седельные сумки.

– Нужно еще?
– спросил он.

Томас подозвал его поближе.

– В таверне семь мужчин заняты со шлюхами. Мы заберем их кольчуги и оружие.

– Убить их?

– Только если доставят неприятности.

Карил зашагал в сторону таверны, а Байо подошел к Томасу.

– Они это сделают?

– Охотно, - ответил тот.

– Я не услышал твоего имени, - произнес Байо.

– Томас, - ответил тот и потянулся, чтобы пожать руку Байо, но понял, что пожимать нечего.

– Звучит по-норманнски, - отметил Байо.

– Мне все так говорят. Это туда идут англичане? Ты сказал, они отправляются на север.

– Бог знает, - ответил Байо.
– Они вышли из Гаскони, и последнее, что я слышал, это что они в Перигё.

– Они могут пройти здесь, - заметил Томас.

– Севернее больше добычи, - сказал Байо.
– На юге английский князек обчистил все в прошлом году, - он нахмурился.
– Чертов позор, - сердито промолвил он.

– Позор?

– Эдуард Уэльский! Он просто пустое место! Испорченный привилегированный щенок! Он думает лишь о женщинах и азартных играх и устраивает разгром по всей Франции, потому что король Иоанн боится стрел.

Мы поймаем ублюдка, снимем с него штаны и всыпем как семилетнему ребенку, - Байо внезапно повернулся и посмотрел на таверну. Он услышал крики.

– Что?
– начал он, потом резко замолчал, увидев, как голого мужчину вышвырнули спиной вперед из окна верхнего этажа. Тот тяжело приземлился на спину и остался лежать, едва шевелясь.
– Это..., - произнес Байо.

– Один из твоих людей, - сказал Томас.
– Должно быть, в этом городе очень сильные шлюхи.

– Бога ради, - запротестовал Байо и уставился на растянувшегося на земле человека, но потом перевел взгляд, потому что из двери таверны вывалился другой голый мужчина. Он отчаянно отбивался от преследующих его людей Томаса.

– Сдаюсь!
– прокричал он.
– Хватит! Хватит!

– Оставьте его, - приказал Томас.

– Ублюдок кинул в меня полный ночной горшок, - прорычал Арнальдус.

– Высохнет, - сказал Томас.

– Он был заполнен не мочой, - заметил гасконец и со всей силы ударил голого между ног.
– Теперь я его отпущу.

– Что ты..., - начал Байо.

Томас улыбнулся с седла.

– Меня называют Бастард, - объяснил он, - и мы эллекены, - он прикоснулся к рукояти своего меча, просто чтобы напомнить Байо о его существовании.

– Мы заберем ваших лошадей и оружие, - продолжал он, а потом развернул лошадь и направил ее в сторону горожан, все еще толпившихся у церковной лестницы.

– Заплатите налоги!
– прокричал он.
– Сделайте своих господ богатыми, так что когда мы их захватим, они могли позволить себе выплатить большой выкуп. Вы обеднеете, а мы разбогатеем! Примите нашу благодарность,

Люди просто уставились на него.

Теперь у Томаса было много запасных лошадей, больше оружия и кольчуг. Если кто-нибудь и преследовал его из Монпелье, то они были далеко позади, но не эти преследователи его волновали. Его волновала Женевьева.

Итак, они отправились на север.

Стрела вошла Филиппу в грудь. Раздавшийся хруст напомнил Роланду топор мясника, вонзающийся в тушу. От удара Филиппа отбросило назад.

Стрела проткнула кольчугу, сломала ребро и пронзила легкое. Он пытался заговорить, но вместо звуков на губах забулькала кровь, а потом он упал навзничь. Прилетало всё больше стрел.

Еще двое упали. Кровь кружилась в водоворотах ручья. Стрела полоснула у головы Роланда, всего на расстоянии ладони от его уха. Ветер от ее полета издал хлопок.

Ржала лошадь со стрелой в животе. Стрелы оказались длиннее, чем ожидал Роланд. Он удивился, что отметил это, но даже когда стрелы хлестали с запада, он поразился длине древка, гораздо длиннее, чем у коротких стрел, которые он использовал на охоте. Очередная стрела вонзилась в дерево и покачивалась в нем.

Филипп умирал. Люди в беспорядке побежали, чтобы укрыться за деревьями или в низине на берегу ручья, но спас их Жак.

Он подбежал к Женевьеве и выхватил из ее рук сына. Схватив мальчика за пояс, он высоко поднял его одной своей сильной рукой, а другой выхватил из ножен длинный нож.

Он приставил клинок к горлу мальчика. Женевьева закричала, но обстрел прекратился.

– Скажи им, что твой сын умрет, если появится хоть еще одна стрела, - велел Жак.

– Ты..., - начала Женевьева.

– Скажи им, сука!
– прорычал Жак.

Женевьева воздела руки.

– Больше никаких стрел, - крикнула она по-английски.

Настала тишина, не считая бульканья в глотке Филиппа. С каждым вздохом все больше крови выливалось у него изо рта. Лошадь тихо ржала, закатив глаза.