Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

При парадных обедах скатерти искусно перевязывались алыми и зелеными лентами и подшпиливались булавками, а столы украшались разными фигурами и «атрибутами», была даже устроена особая «гора банкетная деревянная, сверху корона с крестом, и скипетр и мечи золоченые». Кроме того, ставились в пирамидах и искусственные цветы, большой запас которых постоянно хранился у кухеншрейбера, — так в 1739 г. у него имелось: 9525 цветов, сделанных из перьев «на итальянский вкус», и 8750 штук цветов «малых, китайских, бумажных, на проволоке, разным манером»; залы освещались восковыми свечами «с золотом и без золота», а на свечи надевались «налепы банкетные, большой и малой пуки, белые, желтые и др.».

В дворцовой театральной зале представлялись итальянские оперы, комедии и интермедии с балетами. Итальянская труппа, которой управлял известный тогда композитор-капельмейстер Арайя, была выписана в Россию в 1733 г. В ее состав входили «комедианты», певчие, танцоры и музыканты, исполнявшие концертную музыку и игравшие во время торжественных обедов. Постановкой балетов заведовал учитель танцев в шляхетском корпусе Ланде; он завел собственную танцевальную школу, в которую императрица сама выбрала из дворцовой прислуги двенадцать красивых девочек и двенадцать мальчиков; из них впоследствии вышли очень хорошие танцовщики и танцовщицы. Немецкая труппа существовала с 1738 по 1740 г.; она была выписана из Лейпцига и представляла комедии и фарсы. Русские пьесы, большею частью «сказки в лицах и диалогах», ставились редко и разыгрывались придворными кавалерами и дамами. Кроме того, при дворе числился «комедиант персидского манера» по фамилии Лазарев. Какого рода было его мастерство, неизвестно, но из того обстоятельства, что он обучал своих учеников «разным штукам» и что для представления его требовались такие предметы, как сабли, перчатки и т. п., можно заключить, что он был фокусник и акробат; любопытно, что в числе учеников находилась одна капральская дочь. Места в театральные представления раздавались безденежно, по чинам и званиям зрителей.

Императрица Анна Иоанновна графу С. А. Салтыкову.

Семен Андреевич! Уведомились мы, что в Москве на Петровском кружале (кабаке) стоит на окне скворец, который так хорошо говорит, что все люди, которые мимо идут, останавливаются и его слушают, того ради имеете вы оного скворца купить и немедленно сюда прислать, и пребываю в милости – Анна.

Свнктпетербург,1 марта 1739 г.

Известно, что господствующей страстью Бирона были лошади. По этому поводу Манштейн занес в свои записки следующую остроту, сказанную австрийским посланником Остейном: «Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит, как человек, когда же он говорит о людях и с людьми, то выражается, как лошадь».

Бирон Эрнст Иоганн (1690 – 1772) – глава немецкой реакционной клики, захватившей в 30-х гг. XVIII в. власть при русском дворе; фаворит императрицы Анны Иоанновны. Фактически неограниченный правитель, в 1740 г. регент империи. В ноябре 1740 г. был свергнут гвардией, долгое время находился в ссылке, возвращен при Петре III, при Екатерине II стал герцогом Курляндским.

Императрица поручила знаменитому архитектору Растрелли воздвигнуть вблизи дворца огромный манеж, или, как тогда называли, «конскую школу», роскошно украшенную снаружи и внутри. Конюшенный штат состоял из 393 служителей и мастеровых и 379 лошадей, содержание которых обходилось ежегодно в 58 000 руб. Одних только седел по списку 1740 года хранилось 212 штук, и в числе их значились, например, такие: «Седло турецкое с яхонтами и изумрудами, при нем серебряные, вызолоченные стремена с алмазами и яхонтовыми искрами, удило серебряное, мундштучное, оголов и наперст с золотым с алмазами набором, решма серебряная, вызолоченная, с алмазами, чендарь глазетовый, шитый серебром». Анна Иоанновна, посещавшая манеж сперва из угождения своему любимцу, потом сама пристрастилась к лошадям и, несмотря на свои сорок лет и полноту, даже выучилась ездить верхом. В манеже для нее была отделана особая комната, где она нередко занималась делами и давала аудиенции.

Анна Иоанновна очень любила всяких птиц, и в особенности певчих и ученых, и была страстной ружейной охотницей. Почти во всех комнатах дворца висели клетки, в которых пели и стрекотали разные канарейки, чижи, соловьи, скворцы, снегири, перепела, египетские голуби и т. д. При попугаях состояла особая смотрительница, немка Варленд, обучавшая их говорить. В одном из дворцовых садов были выстроены отдельные здания, называвшиеся менажериями, где содержались и размножались всевозможные породы птиц. Очень часто птиц этих выпускали в сад, примыкавший к дворцу, и императрица забавлялась тем, что стреляла их из ружья или из лука.

Придворная охота составляла предмет особенной заботы Анны Иоанновны, и она лично делала по ней все распоряжения. Неоднократными указами всем частным лицам строжайше воспрещалось под страхом ссылки на каторжные работы охотиться на расстоянии 30 верст от Петербурга и близлежащих мест. Придворные охоты содержались в Петербурге, Петергофе и Москве; они находились в ведении канцелярии егермейстерских дел, и на них ежегодно расходовалось до 18 000 рублей. По всей России покупались, ловились и доставлялись в «зверовые дворы» всевозможные звери: медведи, волки, кабаны, олени, дикие козы, лисицы, барсуки, рыси, зайцы и так далее. О количестве их можно судить по тому, что, например, в 1740 г. из одной Москвы было прислано 600 штук русаков. Охотничьи собаки были самых разнообразных пород: борзые, гончие, меделянские, датские, легавые, таксели (таксы), бассеты, биклесы, хорты, русские и т. п. По яхт-штату определено было содержать только 138 собак, но в действительности число их всегда значительно превышало эту норму; так, в 1740 г. наш посол в Париже князь Кантемир купил для императрицы за 1100 рублей 34 пары собак бассетов, а вслед за тем посол в Англии князь Щербатов прислал приобретенные им за 2234 рубля 63 пары гончих, биклесов, борзых и хортов. При собаках состояли: один обер-егерь, четыре егеря, шесть пикеров, десять охотников, восемь наварщиков, три тенетника и четыре служителя.

Любимым местом охоты императрицы был Петергофский парк. Для охоты в парке обыкновенно расставлялись полотна, между которыми гончие собаки гоняли зверей; полотен этих требовалось такое громадное количество, что для хранения их был выстроен отдельный цейхгауз, находившийся в ведении цейхкнехта. Практиковался еще способ охоты, называвшийся парфорс-яхт. Он заключался в том, что первоначально устраивалась облава, а затем целое общество охотников травило и стреляло разного рода зверей; для доставления охотников к месту охоты держались особые экипажи, яхт-вагены. Ружья для императрицы изготовлялись преимущественно на Сестрорецком заводе и отличались богатой отделкой, золотыми насечками, фигурными ложами; во время охоты они заряжались всегда обер-егерем Бемом, причем пули вкладывались в гильзы, смазанные салом.

Императрица стреляла отлично, почти без промаха, и нередко убивала пулей птиц в лет. Об охотничьих ее подвигах иногда сообщалось в «Ведомостях»; так, в 1740 г. напечатано следующее известие: «С 10-го июня по 26-е августа ее величество, для особливого своего удовольствия, как парфорс-яхтою, так и собственноручно, следующих зверей и птиц застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц». Кроме охоты, летом Анна Иоанновна развлекалась ужением рыбы, катаньем на шлюпках, из которых была составлена небольшая флотилия с 24 матросами под командою флотского офицера, или катанием по парку «в качалках» - маленьких колясочках, запряженных малорослыми лошадками.

Обычные дни, когда не было при дворе приемов, императрица любила проводить в комнатах любимца Бирона или у себя в спальне, среди шутов и приживалок. Надев капот из турецкой материи небесно-голубого или зеленого цвета, предпочитаемого ею другим, и повязав по-мещански голову красным платком, она вышивала с женой Бирона, с которой была очень дружна, в пяльцах или играла с ее детьми в мяч, волан, пускала им змей, забавлялась их шалостями и выходками, часто грубыми и дерзкими, но всегда проходившими безнаказанно для этих испорченных баловней. Шутов и приживалок разного рода состояло при императрице множество. Среди них были карлы, карлицы, татарчата, калмычата, калмычки, персиянки, арабки, монахини, разные старухи, называвшиеся сидельницами, и т. п. Иные из них носили особые прозвища, указывающие на их физические недостатки или особенности, например: Мать Безножка, Дарья Долгая, Акулина Лобанова, Девушка Дворянка, Екатерина Кокша, Баба Материна и проч. Все они были обязаны болтать без умолку, и Анна Иоанновна просиживала целые часы, слушая их болтовню и смотря на их кривлянья. Личностей, обладавших завидным для многих даром говорить не уставая всякий вздор, разыскивали по всей России и немедленно препровождали ко двору.

В государственном архиве сохранилось несколько собственноручных писем Анны Иоанновны, доказывающих ее заботу о пополнении своего интимного штата разными болтуньями и дурами. Так, например, императрица писала в Москву: «У вдовы Загряжской, Авдотьи Ивановны, живет одна княжна Вяземская, девка; и ты ее сыщи и отправь сюда, только, чтобы она не испужалась, то объяви ей, что я беру ее из милости, и в дороге вели ее беречь, а я ее беру для своей забавы, как сказывают, что она много говорит». В другой раз она писала в Переславль: «Поищи в Переславле из бедных дворянских девок или из посадских, которая бы похожа была на Татьяну Новокщенову, а она, как мы чаем, что уже скоро умрет, то чтобы годны были ей на перемену; ты знаешь наш нрав, что мы таких жалуем, которые бы были лет по сорока и так же б говорливы, как та, Новокщенова, или как были княжны Настасья и Анисья Мещерские».

До нас дошел любопытный рассказ жены управляющего дворцовым селом Дединовым Настасьи Шестаковой о том, как в июне 1738 г. она провела день во дворце у императрицы. Рассказ этот так ярко и вместе с тем безыскусственно рисует домашний быт Анны Иоанновны, что мы приводим его целиком:

«Божиею милостью и заступлением пресвятыя Богородицы и повелением ее императорского величества приведена была во дворец летний, и привели меня в дежурную к Андрею Ивановичу Ушакову, а его превосходительство велел меня проводить через сад в покои, где живет княгиня Аграфена Александровна Щербатая, и как шла садом, стоял лакей на дороге и спросил: «Не вы ли Филатовна?». И я о себе сказала: «Я». И взял меня лакей и довел меня до крыльца перед почивальню и привел к княгине. Княгиня пошла и доложила обо мне, и изволили ее императорское величество прислать Анну Федоровну Юшкову: «Не скучно ли тебе, Филатовна, посиди» — и посадила со мною от скуки говорить Анну Федоровну Волкову, полковницу. А как пришло время обедать, посадили за стол с княгинею Голицыною, с полковницею Анною Васильевною, с Марьею Михайловною Возницыною, с камор-юнфорою Матреною Ефстифьевною, с Маргаритою Федоровною, с матерью Александрою Григорьевною, а иных и не упомню.