Столкновение цивилизаций

Во– первых, возросшее взаимодействие азиатских стран и США, развитие средств коммуникации, торговли, совместное размещение капиталов и пр. преумножало число спорных вопросов и тех областей, где интересы сторон могли столкнуться и сталкивались. Из-за этого стала реальностью угроза местных обычаев и убеждений, то есть то, что издалека кажется невинной экзотикой. Во-вторых, к заключению американо-японского договора о взаимной безопасности [c.356] в 1950-х годах привела советская угроза. Рост советской мощи в 1970-х годах привел к установлению в 1979 году дипломатических отношений между США и Китаем и к совместным действиям двух стран по нейтрализации этой угрозы. С окончанием “холодной войны” этот важнейший вопрос, затрагивающий общие интересы Соединенных Штатов и азиатских стран, был снят с повестки дня, а взамен него не осталось ничего. Следовательно, на передний план выдвинулись другие вопросы, по которым имелись существенные конфликты интересов. В-третьих, экономическое развитие стран Восточной Азии сместило общий баланс сил. Азиаты, как мы видели, все в большей степени вставали на защиту значимости своих ценностей и институтов и утверждали превосходство своей культуры над западной. Для американцев же свойственно считать, тем более после победы в “холодной войне”, что их ценности и институты имеют всеобщий, универсалистский характер и приемлемы везде и что они по-прежнему обладают силой, чтобы формировать внешнюю и внутреннюю политику азиатских государств.

Изменяющаяся международная обстановка выдвинула на авансцену фундаментальные культурные различия между азиатской и американской цивилизациями. На самом общем уровне конфуцианский этос, пропитывающий большинство азиатских обществ, особый акцент делает на ценностях власти, иерархии, подчиненности личных прав и интересов, на важности консенсуса, нежелательности конфронтации, на “сохранении лица” и на верховенстве государства над обществом и общества над личностью. Кроме того, для азиатских народов свойственно рассматривать эволюцию своих стран в сроках веков и тысячелетий и отдавать приоритет долгосрочным целям. Подобное отношение резко контрастировало с доминирующими в американском общественном сознании приматом свободы, идеалами равенства, демократии и индивидуализма, тенденции американцев не доверять правительству и противостоять власти, [c.357] принципу взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной властей, поощрению конкуренции, возвеличиванию прав человека, а также привычке забывать прошлое, пренебрегать будущим, сосредоточивать внимание на сиюминутных целях. Источники конфликта кроются в фундаментальных различиях в обществе и культуре.

Для отношений США с ведущими азиатскими странами эти различия имели особые последствия. Дипломаты прилагали огромные усилия, стремясь разрешить американские противоречия с Японией по экономическим вопросам, особенно – активное торговое сальдо Японии и противодействие Японии американским товарам и капиталовложениям. Японо-американские торговые переговоры во многом приобрели характерные черты советско-американских переговоров по контролю над вооружениями времен “холодной войны”. И торговые переговоры с Японией в 1995 году дали еще меньшие результаты, чем переговоры с Советским Союзом о вооружениях, – потому что противоречия коренятся в фундаментальных отличиях двух экономик, а в особенности в уникальном характере японской экономики среди экономик ведущих индустриально развитых стран. Японский импорт промышленных товаров составляет около 3,1 процента ВВП, по сравнению со средним значением в 7,1 процента ВВП для других ведущих промышленно развитых стран. Прямые иностранные инвестиции в Японию в 0,7 процента ВВП выглядят микроскопическими, по сравнению с 28,6 процента для США и с 38,5 процента для Европы. Япония, единственная среди ведущих экономически стран, в начале 1990-х годов имела положительное бюджетное сальдо .

От начала и до конца японская экономика действует не так, как диктуют универсальные законы западной экономической науки. В 1980-х годах лежащее на поверхности предположение западных экономистов, что девальвация доллара должна уменьшить японское торговое сальдо, оказалось [c.358] неверным. Соглашение Plaza в 1985 году выправило американский дефицит в торговле с Европой, но оказало слабое влияние на торговый дефицит с Японией. Так как йена котировалась меньше, чем сто за доллар, японское торговое сальдо даже выросло. Таким образом, японцы оказались способны выдержать как сильную валюту, так и активное сальдо в торговле. Для западного экономического мышления характерно устанавливать отрицательную корреляцию между безработицей и инфляцией, причем уровень безработицы существенно ниже 5 процентов, как считается, инициирует инфляционное давление. Однако в Японии многие годы средний уровень безработицы составляет менее 3 процентов, а уровень инфляции – 1,5 процента. К 1990-м годам как американские, так и японские экономисты определили основные различия двух экономических укладов. Единственный в своем роде низкий уровень импорта промышленных товаров в Японии, как было отмечено в заключении одного тщательного исследования, “нельзя объяснить на основе общепринятых экономических факторов”. “Японская экономика не следует западной логике, – утверждал другой аналитик, – и что бы ни говорили западные прогнозисты, самая простая причина кроется в том, что это не западная свободнорыночная экономика. Японцы… создали такой тип экономики, которая ведет себя так, что ставит в тупик западных наблюдателей и не позволяет им применять свои способности к предвидению” .

Чем же объясняются характерные особенности японской экономики? Среди ведущих промышленно развитых стран японская экономика является уникальной в своем Роде потому, что японское общество уникально не-западное. Японское общество и японская культура отличаются от западных, в особенности от американских. При всяком серьезном сравнительном анализе Японии и Америки эти отличия выходили на первый план . Разрешение экономических проблем между Японией и США зависит от коренных изменений в характере одного или обоих экономических [c.359] укладов, которые, в свою очередь, зависят от важнейших перемен в обществе и культуре одной или обеих стран. Подобные изменения не являются невозможными. Общества и культуры меняются. Это может быть результатом значительного и весьма болезненного события: безоговорочное поражение во Второй Мировой войне превратило две самые милитаристские страны в мире в две наиболее пацифистские. Однако представляется маловероятным, чтобы либо США, либо Япония навязали другой стороне экономическую Хиросиму. Экономическое развитие также может глубоко изменить социальную структуру и культуру, как случилось в Испании в период между началом 1950-х и концом 1970-х годов, и, вероятно, экономическое благосостояние превратит Японию в общество, более напоминающее американское, общество, ориентированное на потребление. В конце 1980-х годов люди и в Японии, и в США утверждали, что их страна все больше становится похожей на другую. В ограниченном виде японо-американское соглашение по структурным инициативам было направлено на содействие этой конвергенции. Неудача данного замысла и аналогичных ему усилий свидетельствует о степени укорененности экономических различий в обоих обществах.

Поскольку источник противоречий между США и Азией кроется в культурных различиях, то последствия этих конфликтов отражаются на изменяющемся соотношении сил между США и Азией. Соединенные Штаты одержали ряд побед в спорных вопросах, но общая тенденция складывалась в пользу Азии, и в дальнейшем сдвиг в расстановке сил обострил существующие конфликты. США ожидали, что азиатские правительства примут их как лидера “мирового сообщества”, и пусть без особого желания, но согласятся с применением к их обществам западных принципов и моральных ценностей. Азиаты же, с другой стороны, как заметил помощник государственного секретаря Уинстон Лорд, были “в большей степени уверены в себе и испытывали гордость от собственных достижений” и полагали, что с [c.360] ними станут обращаться как с равными, поскольку рассматривали США в качестве “если и не международного вышибалы, то международной няньки”. Тем не менее глубинные императивы американской культуры побуждали США в наименьшей степени выступать в международных отношениях нянькой; в результате американские надежды все в большей степени расходились с азиатскими чаяниями. По широкому кругу вопросов японские и другие азиатские лидеры научились говорить “нет” своим американским коллегам, иногда по-азиатски вежливо высказывая то, что можно интерпретировать как “вали отсюда!”. Символической поворотной точкой в азиатско-американских отношениях стало, наверное, событие, которое один высокопоставленный японский чиновник охарактеризовал как “большое крушение поезда”: в феврале 1994 года, когда премьер-министр Морихиро Хосокава ответил решительным отказом на требования президента Клинтона относительно стратегического увеличения японского импорта американских промышленных товаров. “Даже год назад подобного мы себе и представить не могли” – так прокомментировало это событие еще одно японское официальное лицо. Годом позже японский министр иностранных дел подчеркнул произошедшую перемену, заявив, что в эпоху экономической конкуренции между государствами и регионами японские национальные интересы куда более важны, чем идентификация себя с Западом .

Постепенное приспособление Америки к изменившемуся балансу сил нашло отражение в политике, которую США проводили в Азии в 1990-х годах. Во-первых, фактически признавая, что им недостает воли и/или способности оказывать давление на азиатские государства, США отделили те вопросы, где они обладали средствами для достижения своих целей, от проблем, которые вызывали конфликты. Хотя Клинтон и провозгласил соблюдение прав Человека первоочередной задачей американской внешней политики в отношении Китая, в 1994 году он под влиянием [c.361] американских бизнесменов, Тайваня и других стран отделил проблему прав человека от экономических вопросов и отказался от попыток воспользоваться решением о продлении статуса наибольшего благоприятствования как средством для воздействия на поведение китайцев в отношении политических диссидентов. Аналогичным шагом администрация недвусмысленно отделила вопросы политики безопасности в отношении Японии, где, как предполагалось, имелись возможности оказать давление на партнера, торговых и прочих вопросов, где отношения с Японии были наиболее конфликтны. Таким образом, США сложили оружие, которым могли бы воспользоваться, пожелай они выдвинуть на первый план вопросы прав человека в Китае и торговые уступки от Японии.

Во– вторых, в отношениях с азиатскими странами США постоянно придерживались курса на опережающую взаимность, идя на уступки азиатам и предполагая, что и те предпримут аналогичные шаги. Зачастую оправданием подобному курсу служили ссылки на необходимость поддерживать с азиатской стороной “конструктивный диалог”. В большинстве случаев, однако, азиатская сторона истолковывала уступку как признак слабости американцев и, следовательно, продолжала и дальше отвергать американские требования. Подобное было особенно заметно в отношениях с Китаем, который на “делинкидж” статуса наибольшего благоприятствования ответил новым раундом нарушений прав человека. Из-за тенденции американцев определять “хорошие” отношения как “дружественные”, США оказываются в невыгодном положении в конкурентной борьбе с азиатскими странами, для которых “хорошие” отношения -те, которые приносят им победы. С точки зрения азиатских политиков, на американские уступки надо не взаимностью отвечать, а использовать их в своих интересах.

В– третьих, выработался определенный стереотип действий в американо-японских торговых спорах в процессе разрешения вопросов, по которым США могли бы выдвинуть [c.362] Японии свои требования и пригрозить санкциями, если те не будут выполнены. За этим шагом последовали бы продолжительные переговоры, а затем, в последний момент перед введением санкций, было бы объявлено о заключении соглашения. Как правило, соглашения были бы настолько двусмысленно сформулированы, что США имели бы право заявлять о победе, а японцы могли бы или придерживаться соглашения, или не выполнять его, если им того хотелось, и все шло бы, как раньше. Аналогичным образом китайцы могли без всякого желания соглашаться с заявлениями о широких принципах, касающихся прав человека, интеллектуальной собственности или распространения вооружений, только для того, чтобы истолковывать их совершенно отлично от США и продолжать свою прежнюю политическую линию.

Эти культурные различия и изменяющаяся расстановка сил между Азией и Америкой вселяют в азиатские страны смелость поддерживать друг друга в спорах с Соединенными Штатами. В 1994 году, например, практически все азиатские государства “от Австралии до Малайзии и Южной Кореи” поддержали Японию в ее сопротивлении требованиям США пересмотреть запланированные показатели импорта. Одновременно аналогичная поддержка имела место при решении вопроса о статусе наибольшего благоприятствования Китаю, когда японский премьер-министр Хосокава заявил, что западную концепцию прав человека нельзя “слепо применять” в Азии, а Ли Кван Ю высказал предостережение, что, оказывая давление на Китай, “Соединенные Штаты рискуют остаться в одиночестве в Тихоокеанском регионе” . Другой пример: азиаты и африканцы выступили заодно с японцами в поддержку переизбрания японского представителя на пост главы Всемирной организации здравоохранения, в пику Западу, а Япония выдвинула южнокорейца на пост главы Всемирной торговой организации против американского кандидата, бывшего президента Мексики Карлоса Салинаса. Факты неоспоримо доказывают, [c.363] что к 1990-м годам все страны Восточной Азии полагали, что они имеют гораздо больше общего с соседями, чем с США.

Таким образом, в конце “холодной войны” углубляющиеся контакты между Азией и Америкой и относительный спад американского могущества сделали явным столкновение культур и дали восточно-азиатским странам возможность противостоять американскому нажиму. В результате подъема Китая США оказались перед лицом более фундаментального вызова. Американские противоречия с Китаем охватывают более широкий спектр вопросов, чем в случае Японией, в том числе экономические вопросы, права человека, ситуацию в Тибете, проблемы Тайваня и Южно-Китайского моря и распространение оружия. Почти по всем основным политическим проблемам у США и Китая нет общих взглядов. Однако противоречия между США и Китаем также включают в себя и более фундаментальные вопросы. Китай не желает принимать американское главенство; США не желают принимать китайскую гегемонию в Азии. На протяжении более чем двухсот лет США старались предотвратить появление в Европе страны, занимающей чрезмерно доминирующее положение. На протяжении почти ста лет, начиная с политики “открытых дверей” в отношении Китая, они пытались осуществить то же самое в Восточной Азии. Для достижения поставленных целей США приняли участие в двух мировых войнах и в “холодной войне” против имперской Германии, нацистской Германии, имперской Японии, Советского Союза и коммунистического Китая. Заинтересованность Америки в этом вопросе остается на повестке дня, и она была вновь подтверждена президентами Рейганом и Бушем. Пробуждение Китая как доминирующей региональной силы в Восточной Азии бросает вызов американским интересам. Подоплека конфликта между Америкой и Китаем заключается в кардинальном отличии их позиций относительно того, каким должен быть баланс сил в Восточной Азии. [c.364]