Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)
Шрифт:
– Но Вам, должно быть, было непросто, будучи таким молодым и привыкшим жить в роскоши, - предположил Чарльз.
Терренс ответил на комментарий репортера не сразу, как будто думая, до какой степени он мог рассказать свою историю журналисту.
– Я могу только сказать, что у меня был очень сильный мотив, чтобы действовать так импульсивно. Это было просто, вот только...
– он вновь замолчал, смотря в глаза репортеру.
– Эллис, запишите в Ваш репортаж следующее: я принял решение покинуть Англию, так как считал, что это было наилучшим для меня. Больше я не дам никаких комментариев... Но если Вы не будете делать
– У Вас есть мое слово, мистер Грандчестер, - ответил Чарльз, кладя свой блокнот на софу.
– Хорошо... Несмотря на то, что мои планы, несомненно, состояли в том, чтобы стать актером, как я всегда мечтал, не это заставило меня принять такое решение, - начал рассказывать юноша, - а желание защитить самого важного человека в моей жизни, и то, как в тот момент я думал, это решение было необходимым.
Эллис остался безмолвным перед ответом актера, думая, был ли это тот самый человек, о котором он рассказал ему 13 лет назад, когда они познакомились в баре Гарлема...
– Вы имеете в виду ту девушку, о которой Вы мне говорили... когда-то?
Терренс улыбнулся, и его глаза вновь заблестели.
Он помнил тот 1915 год, самый черный год во всей его жизни. Постановка "Ромео и Джульетта" имела большой успех. Ему только исполнилось восемнадцать лет, но его имя было уже широко известно на всем севере страны. Теперь у него не было финансовых трудностей, но, по иронии судьбы, все стало еще хуже. Он чувствовал себя запутавшимся, одиноким, ужасно грустным и вдобавок к этому начал слишком много пить. Однажды вечером после спектакля он собрался навестить свою невесту, но вместо того, чтобы отправиться в Куинс, туда, где она жила, он направился в дешевый бар, далеко от шикарного Манхэттена.
Место было темным, и народу было мало, но те, кто находился там, были простыми рабочими. Был поздний вечер, и Чарльз Эллис, которому было 22 года, и который только начинал карьеру журналиста, пришел в этот бар с определенной мыслью - расслабиться, так как в тот день он был немного расстроен из-за неудавшегося интервью.
Оба юноши столкнулись при входе в бар, но, несмотря на проникшуюся друг к другу симпатию, они не обменялись и словом. Эллис пришел с другом, а Грандчестер был слишком поглощен своими мыслями и бутылкой виски, так что его не интересовало, что происходило вокруг.
Было уже достаточно поздно, и в баре почти никого не осталось, друг Эллиса уехал, и между двумя единственными посетителями того пустынного бара завязался разговор.
Эллис был не сильно пьян, так как пил медленно и в действительности выпил не слишком много за этот вечер, но было очевидно, что Грандчестер был полностью потерянным.
Молодой журналист рассчитывал поговорить с кем-нибудь. И его случайным собеседником оказался, ни больше ни меньше, театральное открытие года, который до настоящего момента никому не давал интервью, а сейчас был пьян и достаточно общителен!
– Как Вы думаете, почему я такой пьяный?
– спросил Терри заплетающимся голосом, не обращая внимания на свой сильно британский акцент, и Эллис сначала не мог понять, что он хотел
– Возможно, Вы расслабляетесь, - ответил журналист, стараясь запечатлеть в голове разговор с актером, чтобы вспомнить его позже. Он не мог достать свой блокнот и записывать туда все перед актером; так что он должен был запоминать все то, что было возможным.
– Расслабляюсь!.. Если бы... Если бы все было не так плохо!.. Но это моя вина.
– Почему Вы так говорите?
– Потому что я глупец, конечно же. Я аристократический болван... Но да... Очень достойно...
– сказал молодой актер, шутя сам с собой.
– Я Вас не понимаю.
– Есть одна вещь... Если ты встретил девушку, которая наполнила твое сердце музыкой, и твоя душа открывается настежь только от взгляда на нее..., что бы ты сделал?
– спросил юноша, изумляя Эллиса лиризмом своих слов, несмотря на его опьянение.
– Я полагаю, что это бы произошло, если бы я влюбился в нее... Тогда... я бы начал ухаживать за ней и добиваться, чтобы она осталась со мной навсегда.
– Очень хорошо! Хороший ответ... Он ставит тебя на два сантиметра вперед... Меня конечно. Вот что я имею в виду.
– Но...
– запнулся Эллис, сомневаясь, должен ли он оказывать давление на пьяного своими вопросами, - Вы только что сказали, что у Вас есть невеста, так?
– А-а... Моя невеста. Верно... Она самая нежная девушка, которую ты можешь себе представить... Я настолько жалок... Но она не хочет заставить мою душу вновь запеть внутри.
– Возможно, Вы найдете другую.
Юноша медлил с ответом на последний вопрос, как будто мог думать, несмотря на влияние алкоголя.
– Нет... Грустно, правда?.. Но это не худшее... Я пробудил любовь в другой... И язык мой стал моим эстампом, я думаю, что никогда не смогу ее забыть. Я пробудил любовь отчаянием этой другой девушки. Но прошло вот уже три года, и я ничего не делаю, кроме как думаю о ней. Бог знает, что я никогда не смогу никого полюбить так, как ее, и не пожелаю женщины сильнее, как желаю эту!
– А почему Вы тогда не порвете с невестой, которая у Вас сейчас, и не найдете ту другую, которая завладела Вашим сердцем?
– Очень просто. Потому что она меня заставила. Не было другого выхода...
И так, ночь протекла в этих признаниях, они не представились друг другу, но репортер в этом и не нуждался, Эллис проводил пьяного актера до Гринвич-вилладж, где он жил, и оставил его в холле. Через некоторое время он вернулся в Бронкс, где тогда жил, и провел всю ночь, переписывая в тетрадь свое интервью с актером.
Хотя он хорошо помнил все детали разговора, в последний момент он порвал свой черновик, уничтожая тем самым все личные мелочи, которые, несомненно, намекали на Сюзанну Марлоу.
Эллис подумал, что если бы он рассказал, что он репортер, всегда благоразумный актер никогда бы не раскрыл, что его помолвка с молодой актрисой была просто обязанностью, и то, что он не только не любил ее, но еще и о существовании третьей женщины, которую актер тайно любил.
Такая история с подробностями была очень выгодной для него, но его сомнения взяли вверх над желанием достигнуть славы. Тем не менее, он добился того, чтобы эту статью напечатали только без подробностей, и с ее помощью он достиг своего первого положения в Нью-Йорк Таймс. Терренс не забыл про этот жест.