Стоунхендж

Томас крикнул:

— Не высовываться!.. Если я не встану, то беги вдоль стены обратно.

— Зачем?

— Жить совсем неплохо, дурочка!

— Томас...

Птицы бежали на человека, но, наткнувшись по дороге на залитую кровью первую, внезапно набросились на нее с неистовой яростью, словно волки, добивающие раненого собрата, начали клевать и рвать когтями. Перья полетели во все стороны, брызнули струйки горячей, дымящейся крови. Обнажились внутренности: сизые, слизкие, пахнущие еще отвратительнее.

Яра с брезгливостью отвернулась.

Эти летающие твари убрались, оставив между камней окровавленные перья, раздробленные кости, даже череп раздолбили. Томас зябко передергивал плечами, представив себе, как такие клювы долбили бы его доспехи.

Запад неба был покрыт розовой корой заката. Томас перевел дыхание, снял с помощью Яры доспехи, осмотрел. Как будто черти на нем горох молотили — весь во вмятинах! Нет хуже для рыцаря, чем разбитые доспехи. Одно утешение: закрыл собой коней и женщину.

Яра, отважная и стойкая женщина, развела костер, собрав жалкие хворостинки и сучья, жарила на вертеле зайца. Мол, даже если придется ночью умереть, то лучше умирать не голодными. Томас не удержался, осмотрел придирчиво.. Освежевала по всем охотничьим правилам, жарит умело, так что вряд ли очень врет, что знает охоту. Впрочем, в дикарских племенах женщины вынужденно умеют больше, чем в цивилизованных. Там мужчины ни к черту.

Он с тоской смотрел на звездное небо, где мелькали крупные тени. Глаза летающих зверей следили за ним неотрывно, и он видел, как проносятся всякий раз по два багровых уголька. Не простые птицы, те с заходом солнца слепнут. А ночные не летают днем...

Дорога назад отрезана хищными птицами. Их расположилась там целая стая. Слева отвесная скала, а справа в двух шагах бездонная пропасть. Идти только вперед, но там слышно тяжелое громыхание. Похоже, за поворотом уже широкая долина, где великаны на носорогах вытаптывают ее вдоль и поперек, заглядывая в каждую мышиную норку.

Они сидели у костра, когда грозный топот стал ближе. Земля содрогалась, словно на дорогу обрушивались скалы. Великаны, обыскав все окрестности, возвращались. У Томаса волосы встали дыбом. Те промчатся по этой узкой полоске между отвесной стеной из гранита и пропастью! Их вобьют в землю, растопчут, а его железный панцирь расплющат так, что превратят в тончайший лист, в который можно будет заворачивать солонину...

Томас вскрикнул в отчаянии:

— Неужто все? Неужто мы погибли, и никто нам не в состоянии помочь? И чашу уже не принести в Британию?

Яра смотрел в его бледное изможденное лицо, слышала только грохот своего сердца. Потому глыбы, что раздвинулись в трех шагах прямо в каменной стене, раздвинулись для нее бесшумно. Поднялась исполинская фигура в два человеческих роста, массивная, ноги до колен утопали в земле.

— Кто... звал... меня? — донесся тяжелый, как обвал, вздох.

Томас отпрянул в ужасе, закрыл собой Яру.

— Не знаю. Я не звал! Кто ты?

Человек смотрел на него безучастно, вместо глаз блистали две звезды. Томасу показалось, что и сквозь тело слабо просвечивают звезды.

— Я есть Гот... Так что же пробудило меня?.. А, эта чаша... Почему она у тебя в мешке?

Томас неверными движениями вытащил чашу. Боялся, что опалит священным огнем, — с кем только не якшался, не до благородства, уцелеть бы, — но пальцы ощущали только гладкий металл, отполированный чужими прикосновениями.

— А где ее держать еще?

Глаза ужасного призрака заблестели ярче. Томасу показалось, что все огромное тело пошло синеватыми искорками, как быстро гаснущие звезды.

— Узнаю... — донесся тяжелый голос, словно шел из глубин земли. — Что за история опять с этой чашей?.. Впрочем, это неважно... Зачем ты ее несешь?

Огромная рука потянулась к чаше. Томас отпрянул, но спина уперлась в стену. Он с ужасом смотрел на огромного человека, если это был человек, что двигался по земле так, будто шел по колено в воде. Томас вскрикнул в отчаянии:

— Калика сказал, что если она будет в Британии, то... народ, который ею обладает, станет величайшим... принесет справедливость во всем мире...

Рука призрачного человека остановилась перед чашей. Звездные глаза смотрели прямо в лицо Томаса. Голос громыхнул, как гром:

— Что за калика?

— Обыкновенный, — промямлил Томас. — Рыжий...

Пальцы призрака почти сомкнулись вокруг чаши. Томас ощутил, как его тело покалывает, словно весь призрак был огромной шаровой молнией.

— Как его зовут?

— Олег... — пробормотал Томас, чувствуя себя глупо. — Язычник...

Призрак стал еще выше ростом, от него веяло мощью. Пахло сыростью, подземными водами. Голос стал глуше:

— Язычник... Да, он всегда был язычником... Веры менялись, а он оставался в той, самой забытой... Он где?

Томас сглотнул комок в горле.

— Он велел донести чашу...

Призрак слегка повернулся.

— Иди через эту гору... Не сворачивай, а то заблудишься, сгинешь... И не раскрывай рта... Олегу поклон...

Его рука прошла мимо чаши, указала на отвесную стену. Томас оглянулся, хотел сказать горько, что он не привидение, сквозь камни не ходит, но когда повернул голову, призрак уже слился с ночью.

Яра сказала тихо:

— Я ничего не поняла... Но он обещал помочь.

— Я не могу идти сквозь эту проклятую гору! — вскрикнул Томас в отчаянии.

Он ударил кулаком по камню... и сжатые пальцы прошли сквозь плиту. Он в ужасе выдернул руку, смотрел неверяще на кисть руки. Она чуть покраснела, пальцы пощипывало. Яра сказала тихо:

— Он уже помогает!

Томас вскочил, прижимая чашу к груди. Тяжелый топот слышался ближе. Великаны уже выезжали из долины на дорогу. Костер догорал, освещал отвесную стену, дикое нагромождение камней у основания, мелкие булыжники. Яра бросила пару хворостин на багровые угли, вспыхнули слабые огоньки.

— Не верю я древним демонам...

— Сэр Томас! Ты обещал калике, что отнесешь чашу в Британию. А путь лежит только сквозь эту гору.

Ее взор был требовательным. Томас озирался в отчаянии. Насколько проще с англскими девами, что сидят и ждут. Нет, не нравятся ему эти славянские женщины. С ними никогда не почувствуешь себя уверенным и несокрушимым.