Стойкий запах лосьона
Шрифт:
– На имя главного?
– Нет, на мое. И, пожалуйста, никому ни слова. Вор не должен знать, что мы хватились. Может, он попадется на чем-нибудь другом...
12
К полудню в воскресенье влажная духота облепила город, низкие иссиня-черные тучи слились в одну, заволокшую небо, и, словно не выдержав собственного веса, она сбросила на город ливневую воду, сравнявшую тротуары и дороги сплошной рекой. Длилось это два часа. Туча поредела, в ней появились голубые промоины, а часам к пяти небо очистилось вовсе, засияло солнце; над травой газонов, над деревьями, от стен вымокших зданий поднимался теплый пар.
Костюкович,
– Ты чего суетишься?
– спросил Костюкович, когда увидел, что она понесла на кухню утюг и переброшенную через руку белую блузку.
– В гости собралась, что ли?
– Я приглашена в загородный ресторан!
– В ливень!
– А меня в хорошую погоду не приглашают, - засмеялась Ирина.
– В хорошую погоду зовут двадцатилетних.
– И кто же тебя повезет в ресторан?
– Погос. Не строй удивленные глаза. А почему бы мне не пойти? Там еще какие-то его приятели будут. Вдруг найду жениха. Мне ведь всего тридцать восемь.
– Но ты же Погосова всерьез, кажется, не принимаешь?
– Как жениха - нет. Но с ним не скучно. У него способность обрастать невероятным количеством разнообразных людей.
– И куда же вы едете?
– Не знаю. Погос пригласил. Вернее, какие-то друзья пригласили его. И он явится с дамой, то есть со мной...
В очередной раз она ушла в свою комнату, и вскоре появилась оттуда преображенная: волосы красиво уложены; в тон блузке - светло-серые брюки из плащевой ткани, белые босоножки, на лице в меру косметики.
– Ну как, братец Иванушка?
– спросила.
– Да ты у меня красавица, сестрица Аленушка. Только брюки эти уже вышли из моды.
– А вот это меня не волнует. Если кому-нибудь понравлюсь, все равно с меня их снимут!.. Пока!
– и она, бросив за спину белую сумочку на длинном ремешке, выпорхнула...
Красить табуретку ему перехотелось, тем более, что виднелись темные лысины, покрывать надо еще раз, а первый слой не просох. Он вымыл кисть, убрал банку с краской в кладовку и взялся за газеты. Но чтение не шло, что-то отвлекало, какое-то беспокойство временами напоминало о себе. И он понял: кража в архиве отделения патологической анатомии! Если бы он просто услышал об этом среди прочих больничных слухов, сплетен, новостей, как любой другой врач, он бы, может, и удивился, но через час уже забыл бы, задерганный своими хлопотами. Но в данном случае определенным образом он был причастен к этой истории. "Может быть, посоветоваться с Левиным?" вдруг осенило.
Взяв ключи и захлопнув дверь, Костюкович поднялся этажом выше, позвонил, открыл ему сын Левина - Виталик.
– Привет, сосед. Заходи.
– Отец дома?
– спросил Костюкович.
– Да. Ты к нему?
– Да, - они прошли в комнату.
– Папа, к тебе гость!
– крикнул Виталик.
Из кухни вышел Левин. В домашнем одеянии - застиранной безрукавочке, спортивных брюках с пузырями на коленях и в суконных обтершихся тапочках он показался сейчас Костюковичу очень постаревшим: щеки запали, залысины стали выше, всегда худое лицо его выглядело от этого еще более осунувшимся, глаза были
грустными. От Виталика Костюкович знал, что еще в прошлом году Левины под нажимом невестки решили было уезжать в Израиль, но потом раздумали. Как объяснил Виталик: "Работы там нет, а хуже всего с жильем. Да и отец не очень хотел..."– Садись, Марк. Я тебя слушаю, - сказал Левин-старший.
– Хочу с вами посоветоваться, Ефим Захарович. У нас в больнице произошла неприятность. Хищение из архива, - и он подробно рассказал, что произошло.
– Стоит ли нам обращаться в милицию?
– Обратиться-то вы можете, но, боюсь, прибавите себе хлопот. У милиции в нынешней ситуации этот пустяк просто вызовет раздражение, они с делами по убийствам и грабежами не управляются, а тут еще вы их станете дергать... Вы уверены, что похитили только этот протокол и только эти блоки?
– Нет.
– Вот видите. Они скажут: "А почему же вы ревизию не сделали, может, у вас пол-архива унесли". Или: "А если это просто кто-то жестоко пошутил, чтобы заставить кого-то поволноваться? Или кто-то кому-то решил напакостить, отомстить за что-то". Вариантов, которые измыслит милиция, чтоб отмахнуться от вас, немало. Тем более, что материальной корысти тут не вижу, пропал же не контейнер с импортной обувью... Вот так, Марк.
– Пожалуй, вы правы.
– Какая тут правота!
– Просто ситуацию знаю... Женился?
– Не женился, Ефим Захарович, некогда - отшутился Костюкович, поднимаясь.
– И как бы я женился, чтоб вы на свадьбе не были?!
– Ну-ну... Заходите, вы с Иркой у нас редко бываете.
– Спасибо...
Сестра из ресторана вернулась около одиннадцати. Была навеселе, говорливая, шумная.
– Много выпила?
– спросил Костюкович.
– Не помню... Свари-ка мне кофе, - сошвырнув с ног босоножки, она села на пол.
Он принес ей кофе.
– Ну, сестрица Аленушка, исповедуйся.
– Как, видишь, ночевать приехала домой, переспать никто не предложил. А в общем ехать не стоило. Какая-то очень уж пестрая компания: спортивный доктор Туровский; некий Федор Романович Ягныш - таможенник, единственный, кто был с женой, туповатый малый; тренер Виктор Петрович, то ли Губин, то ли Гущин, не помню, но то, что жлоб, помню; затем какой-то Севочка со смазливой девкой-молчуньей, весь модный, как из каталога "Неккерман" выпрыгнул, тебя знает, работал у вас, привет тебе передавал...
– Ирина протянула Костюковичу чашку: - Принеси мне еще кофе.
– Спать не будешь, - он взял чашку.
– Еще как буду!
Когда он вернулся с кофе, она продолжала:
– Погос, разумеется, был тамадой... Шут чертов... Отменное питание, и напиться было чем. Но - скукотища! Черт меня понес туда! Заплатили они уйму денег! Платил почему-то один Туровский, за всех. Я, конечно, и не шевельнулась: я ведь приглашенная дама! Но деньги ему, я видела, сунул этот Севочка... Все это не по мне. Какие-то полунамеками разговоры, шепотки, то общие, то мужики уединялись парами, как педики. Я разозлилась на Погоса, он тоже уходил шептаться. Я спросила: "Что у тебя, Погос, может быть общего с этими интеллектуалами?" Пьяненький Погос ответил: "Ты знаешь, что разъединяет людей? Деньги! А что объединяет? Как эти деньги сделать!.." Пошел он со своими остротами!.. Я хочу спать, Марк...
– она встала на корточки, затем выпрямилась и усталой походкой поплелась в свою комнату...