Стою за правду и за армию
Шрифт:
– Хорунжий Дукмасов! – обратился ко мне подъехавший полковник Краснов. – Поезжайте скорее с взводом на правый фланг – туда поскакали черкесы!..
Я немедленно двинулся к месту назначения, с трудом пробираясь через виноградники и поперечные углубления дороги. По пути нам то и дело встречались толпы бегущих болгар – мужчин, женщин и детей, испуганно кричавших: «Турци, турци!». При повороте одной углубленной дороги я вдруг заметил довольно близко к стороне неприятеля густое облако пыли, быстро приближавшееся к нам.
Присмотревшись внимательно, я увидел около полусотни черкесов, рысью подвигавшихся к Филиппопольскому шоссе.
Так как местность не позволяла нам действовать в конном строю, т. е. броситься в атаку, а спешиться, между тем, не было времени, то я и решил встретить врага огнем с коня. Повернув взвод во фронт и подпустив черкесов шагов на полтораста, я скомандовал уже: «Взвод…», как вдруг услышал торопливое замечание некоторых казаков: «Ваше
– Стрелять! – крикнул я энергично. – Это неприятель. Взвод – пли!
Раздался дружный залп, и два черкеса слетели с коней, а остальные, огорошенные неожиданными выстрелами, бросились в сторону и наскочили на залпы нашей сотни.
Отбросив, таким образом, со своим миниатюрным взводиком втрое сильнейшего противника, я продолжал движение к правому флангу и скоро доехал до Филиппопольского шоссе. Здесь, возле самого города, я выбрал небольшую площадку, впереди которой, шагах в ста всего, начинались виноградники. Мы находились, таким образом, между нашей сотней и ротой болгарского ополчения, занимавшей часть местности вправо, от Филиппопольского шоссе до самых гор.
Не успел я осмотреться и сообразить, каким образом мне удобнее действовать при нападении противника, как неожиданно в виноградниках показалась конная цепь черкесов, а по дороге двигался целый неприятельский эскадрон, во главе которого резко выделялся красивый синий значок [159] . Минута была критическая, и, будь враг поэнергичнее, посмелее, мы были бы смяты, уничтожены. Броситься нашей горсти в атаку было бы безумием, и я решился снова действовать огнем. «Целься лучше, братцы! – обратился я к казакам. – Взвод – пли!» Несколько всадников слетело с коней, остальные в нерешительности остановились. Казаки поспешно зарядили берданки. «Взвод – пли!» – заорал снова я, решив после второго залпа броситься с места марш-маршем в пики… Но в эту тяжелую для нас минуту черкесы вдруг поворотили коней и понеслись обратно…
159
В турецкой армии, как и в русской, воинские части имели свои отличительные значки, изображавшиеся на штандартах или цеплявшийся к головному убору.
Я пустил им вдогонку еще третий залп, а затем бросился с казаками врассыпную (лавой) преследовать беглецов. Мысль завладеть неприятельским синим значком, который так рельефно развевался посреди удалявшихся в беспорядке всадников, не давала мне покоя, и я нещадно бил плетью своего дорогого, усталого степняка. Но пересеченная местность, виноградники и канавы не позволяли нам развернуть вполне быстроту наших коней, и черкесы, привычные к таким местам, скоро далеко ускакали.
Собрав людей, я возвратился на прежнее место, на площадку. Результатом наших первых двух залпов оказалось шесть убитых и два раненых черкеса. Один из казаков, проезжая мимо раненого врага, не выпускавшего, впрочем, из рук оружия, быстро всадил ему в грудь пику. Вместо того чтобы окончательно свалиться, экзальтированный мусульманин, собрав последние силы, с поднятою саблей, пополз на казака, намереваясь его зарубить. Видя такую отчаянную решимость, казак бросил пику, глубоко воткнутую в грудь азиата, осадил коня и снял со спины берданку. Раздался выстрел – и пуля влепилась в глаз фанатика.
В то время, когда мы выстрелами отражали нападение врага, позади нас, на холме, собралась большая толпа болгар (человек 400–500) и громкими «ура» приветствовала наши залпы, желая, вероятно, выразить этим свое сочувствие и поддержать нас нравственно [160] .
Возвращаясь обратно после неудачной погони за синим значком, я немало был удивлен, увидев убитых нами черкесов почти голыми и не найдя вовсе бывшего при них оружия. Оказалось, что это братушки уже постарались и вооружились черкесскими ружьями и шашками.
160
За проявление всего этого сочувствия турки жестоко отомстили впоследствии болгарам: многие были варварски убиты, тысячи изувечены, город совершенно разрушен и сожжен, имущество расхищено. Женщины и дети не избегли той же участи. Немногие спаслись бегством за Балканы… Словом, Сулеймана, разрушившего Эски-Загру, можно
смело поставить рядом с другими именами, приобретшими историческую известность своим варварством (например, Тилли, разрушивший Магдебург…). (Примеч. автора.)Об отбитии неприятельской атаки я послал с донесением командиру полка и своим соседям по обороне – Гречановскому и роте болгарского ополчения. Черкесы после неудачных попыток ворваться в город с западной стороны отошли за свой левый фланг и предоставили действовать пехоте и артиллерии.
Вскоре подошли к нам, т. е. на Филиппопольское шоссе, два полка драгун (казанцы и астраханцы [161] ), но так как в них не было уже надобности, то они и ушли обратно на восточную окраину города, наиболее угрожаемую. Через некоторое время я получил приказание присоединиться к своей сотне и спешиться.
161
Чины 12-го гренадерского Астраханского полка, сформированного в 1700 г.
Между тем, на нашем левом фланге и в центре завязалось горячее, кровавое дело. Туда, очевидно, повел Сулейман свою главную атаку. Частые пушечные выстрелы, ружейная трескотня и залпы не прекращались ни на минуту. Ясно видно было, как густые колонны турецкой пехоты одна за другой лезли на нашу позицию на линии курганов, усиленную земляными укреплениями, как встреченные дружными залпами болгарского ополчения и картечью артиллерии, а также контратаками, красные фески поворачивали обратно и в беспорядке бежали, провожаемые меткими пулями берданок и крынок… [162] Но новые, свежие таборы двигались на смену отброшенных, и новый славянский огонь встречал рассвирепевших мусульман и грозное, могучее «ура» заглушалось пронзительными, адскими криками «Алла, алла!».
162
Винтовки системы Крнка (Крынка), находившиеся на вооружении русской армии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
Я невольно залюбовался этой величественной картиной боя, этим смертельным поединком двух исторических врагов. Любовался также славным боевым дебютом юных болгарских дружин, с честью умиравших за свободу и счастье своей дорогой родины. Как львы дрались молодые воины, лишь несколько месяцев оторванные от сохи, с вдесятеро сильнейшим и, притом, опытным противником, с остервенением и злобой бросались они на целый лес турецких штыков, на почти верную гибель… Много уже отважных голов легло здесь, у окраины родного города, много болгарской крови впиталось в родную землю, и немногим из этих честных бойцов суждено было увидеть желанную, счастливую минуту освобождения их народа от векового, позорного и ненавистного ига.
Уже пал мертвым со знаменем в руках мужественный командир дружины, полковник Калитин [163] , пало еще геройской смертью много храбрых офицеров этого ополчения, но юные милиционеры и не думали об отступлении и готовы были все до единого умереть у окраины родного города.
«Гвардия умирает, но не сдается!» – писал Наполеон I в Париж с Ватерлооского поля сражения. Ту же фразу можно было бы повторить теперь относительно болгарских дружинников, в которых русские инструкторы сумели вложить русскую же отважную душу и уменье всецело жертвовать собой за честь и счастье родной земли…
163
Один мой товарищ по поводу геройской смерти Калитина применил к нему очень уместно, не помню чей-то, стих:
Он, презирая смерти страх,
Вооруженною рукою
Народ болгарский защищал
И за его свободу пал… (Примеч. автора.)
Но и для героев есть невозможное! Сила солому ломит! Как грозные тучи, все более и более надвигались турки на наши слабые позиции, целыми потоками магометанской крови завоевывая себе каждый шаг поля сражения.
Было около трех часов. Город от турецких артиллерийских снарядов горел в нескольких местах. Острый запах крови стоял в воздухе; страшная картина разрушения и смерти виднелась со всех сторон. Большинство жителей Эски-Загры бежали из домов и расположились группами на возвышенных местах за городом, внимательно следя за ходом сражения. Тут были и мужчины, и женщины, и дети. Раненым они подавали помощь, относили их в дома и снова возвращались на свои места. Я немало удивлялся железным нервам болгарских женщин, которые, казалось, довольно спокойно смотрели на эту тяжелую картину колоссальной бойни.