Страх Мудреца. Дилогия
Шрифт:
– Мне очень жаль, но мне кажется, что уже поздно.
– На самом деле небо еще только показало фиолетовый оттенок сумерек, так как я проснулся первым, но я спешил.
– Мне нужно быстрее двигаться, если я хочу встретиться с...
Мой разум онемел так быстро, как как будто меня оглушили ударом сзади по голове.
Я почувствовал страсть, жестокую и ненасытную.
Я почувствовал, что нужно взять ее, подавить ее тело моим, чтобы почувствовать вкус диких сладостей ее рта.
Только из-за моей подготовки арканиста я смог
Несмотря на это, я только удерживал это чувство на кончиках пальцев.
Фелуриан сидела, скрестив ноги, на подушках напротив меня, ее лицо было злым и страшным, глаза холодными и жестокими как далекие звезды.
Со взвешенным спокойствием она смахнула медленно порхавшую бабочку с плеча.
И был такой вес ярости в ее простом жесте, что мой живот сжался и я понял этот факт:
Никто никогда не покидал Фелуриан.
Никогда.
Она держала мужчин до тех пор, пока их тела и умы не ломались от напряжения любить ее.
Она держала их, пока не уставала от них и когда она отсылала их прочь, это сводило мужчин с ума.
Я был бессилен.
Я был в новинку.
Я был игрушкой, любимой, потому что она была новой.
Это могло быть долго, прежде чем она устанет от меня, но придет время.
И когда она, наконец, освободит меня, мой ум может разорвать себя в ожидании ее.
Глава 97
Кровь и горечь Руэ.
Когда я сидел среди шелков и мой контроль ускользал, я почувствовал, как волна холодного пота покрыла мое тело.
Я сжал челюсти и почувствовал, как полыхнула небольшая вспышка гнева.
На протяжении всей жизни мой разум был единственной вещью, на которую я мог положиться и единственной вещью, которая всегда была полностью моя.
Я почувствовал, как моя решимость плавится, как мои естественные желания были заменены на какие-то животные инстинкты, на неспособность думать за пределами собственной похоти.
Часть меня, которая еще оставалась Квоутом бушевала, но я чувствовал, как мое тело реагирует на ее присутствие.
С ужасающим увлечением я чувствовал себя пролезающим к ней на подушки.
Одна рука нашла ее талию и я наклонился, чтобы поцеловать ее со страшным голодом.
Я выл внутри своего собственного разума.
Я был избит и иссечен, изнурен и пронизан болью.
Но мой разум был мой собственный, не зависимо от того, что станет с этим телом и окружающим миром.
Я бросился на нематериальные прутья клетки, изготовленные из лунного света и желания.
Так или иначе, я удержал себя от нее.
Мое дыхание вырывалось из моего горла, как будто спешило сбежать.
Фелуриан откинулась на подушки, ее голова вытянута вверх ко мне.
Ее губы были бледны и совершенны.
Ее глаза наполовину прикрыты и голодны.
Я заставил себя оторвать взгляд от ее лица, но ничего не было защищено от взгляда.
Ее
горло было гладким и тонким, дрожащим от ее учащенного пульса.Одна грудь была округлая и полная, в то время как вторая наклонилась немного в сторону, следуя вниз по склону ее тела.
Они поднимались и опускались с ее дыханием, двигаясь мягко и торчащие соски отбрасывали тени на ее коже.
Я увидел идеальную белизну ее зубов за бледно-розовыми приоткрытыми губами...
Я закрыл глаза, но почему то стало еще хуже.
Тепло ее тела было, как стоять возле огня.
Кожа ее талии была мягкой под моей рукой.
Она двигалась подо мной и ее грудь мягко терла мою.
Я чувствовал ее дыхание на моей шее.
Я вздрогнул и начал потеть.
Я снова открыл глаза и видел, как она смотрела на меня.
Выражение ее лица было невинным, почти страдающим, как будто она не могла понять почему получила отказ.
Я кормил мое маленькое пламя гнева.
Никто не может делать это со мной.
Никто.
Я удерживал себя от нее.
Небольшие линии нахмуренности прикоснулись к ее лбу, как будто она была раздражена или разгневана или сосредоточена.
Фелуриан докоснулась до моего лица, ее глаза желали и как бы пытались прочесть что-то, написанне глубоко внутри меня.
Я пытался отступить, вспоминая ее прикосновения, но мое тело просто трясло.
Капли пота падали с моей кожи, мягко стуча по шелковым подушкам и плоской поверхности ниже ее живота.
Она мягко коснулась моей щеки.
Мягко я наклонился, чтобы поцеловать ее и что-то сломалось в моем сознании.
Я почувствовал щелчок и четыре года моей жизни ускользнули прочь.
Вдруг я снова оказался на улицах Тарбеана.
Трое мальчишек больше меня с жирными волосами и свиными глазами вытащили меня из разбитого ящика, где я спал.
Двое из них удерживали меня внизу, прижимая руки.
Я лежал в застоявшейся луже и было очень холодно.
Было раннее утро и звезд не было.
Один из них держа руку на моем рту.
Это не имело значения.
Я был в городе в течении месяца.
Я знал лучше, что тщетно кричать о помощи.
В лучшем случае никто не придет.
В худшем случае кто-то, иначе не было бы нескольких из них.
Двое из них держали меня внизу.
Третий срезал одежду с моего тела.
Он порезал меня.
Они сказали мне, что собираются сделать.
Их дыхание было ужасно теплым напротив моего лица.
Они смеялись.
Там в Тарбеане, полуголым и беспомощным, я чувствовал что-то хорошее внутри себя.
Я укусил два пальца руки, закрывающей мне рот.
Я услышал крик и ругань и как один из них зашатался прочь.
Я напрягался и напрягался против одного, который все еще был на мне.
Я услышал, как моя собственная рука сломалась и его хватка ослабла.