Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка

— Уйду.

— Есть ли необходимость, Полина Антоновна?

— Садись, Коля, — предложила она вместо ответа.

В который раз я оказывался в неудобном положении, но стерпеть было необходимо. Ведь дела серьезно оборачивались.

— Ну, рассказывай, почему не уехал.

— Я, Полина Антоновна, к Наташе ездил.

— К Наташе?

Она только переспросила, не высказывая удивления.

— Да. Она вам кланялась.

— Спасибо. Давно я ее не видела, не помню когда.

И не спросила ничего, зачем я ездил, почему. Приходилось продолжать самому.

— В поезде случайно оказался вместе с Леной.

— Вот как? Потому она и не приходила, значит.

— Нет, она вернулась сразу.

— Но у меня не была.

— Полина Антоновна! Вы человек пожилой, да и я немолодой уже. Скажу вам напрямую. Произошел у нас с Леной разговор, из которого я все понял. А вы знали или нет?

— Что, Коля? — спросила она как-то скучно.

— Вы знали, что Лена дочь Сергея?

Я поставил вопрос со всей возможной прямотой. Только так можно было всерьез разговаривать с Полиной Антоновной.

Она водила пальцами по какой-то невидимой складке на платье.

— Да, Вадим сказал.

— А сами вы… до Вадима?

— Да ведь о таких вещах молчать принято, Коля.

Я не понял, кто же молчал, Сергей или она сама.

— Но он сказал и этим повлиял на вас?

Полина Антоновна помедлила, а потом сказала коротко:

— Повлиял.

До сих пор мне трудно было представить, что на нее могут влиять. Да и слово "влиять" в данном случае звучало почти условно. Мазин говорил "капитуляция".

— Ну будет об этом, — подняла она опустившуюся было голову.

Я посмотрел на нее внимательно и заметил, как за пару дней сдала Полина Антоновна. Глаза потухли.

— Будет. Как Наташа? Давно я ее видела, не помню когда.

Это был не нарочитый повтор. Похоже, она уже забыла недавно произнесенную фразу.

— У Наташи все в порядке, по–моему, кроме зятя.

— А к новости как она отнеслась?

— С волнением. Они ведь скрывали от Лены.

— Вот как?..

Мне показалось, что она усмехнулась, а может быть, просто губы дрогнули.

— Ей нелегко в нашем разговоре пришлось.

— Но она… не отказывалась?

— Нет. Зачем? И как можно? Лена все документально восстановила.

— По документам? Какие же у нее документы?

Вот и подошел я с ее помощью к сути дела. Сказал про дату рождения, про фотографию, что Полина Антоновна сама отдала, и про другое фото, без нажима, но подробно описав, что на снимке было и кто.

Полина Антоновна слушала очень внимательно, даже оживившись, я бы сказал.

— Этот снимок, кстати, Лена тоже у вас взяла? — рискнул я "пойти на прием".

— Про такой первый раз слышу.

Обмануть она не могла.

— Где же она его достала?..

Ответ был резонным:

— Спроси у нее.

Но Мазин почему-то избрал другой путь, я доверял ему.

— А Сергей? Он не мог дать?

— У Сергея я никогда такого фото не видела.

— Странно.

— Да какая разница… Снимок-то есть. И подтверждает.

— Конечно. Вам, я понимаю, это не особенно интересно.

Слукавил я, она говорила заинтересованно.

— Почему? Мне очень все это любопытно.

И тут я решился на ход конем, от которого ожидал результата в любом случае.

— Полина Антоновна! Не могли же вы не знать о Лене!

Опять она поколебалась, прежде чем ответить.

— Значит, если скажу, что не знала, не поверишь?

— Вам я верил всегда. С тех пор, как мальчишкой в этом доме появился.

— И правильно делал.

— А сейчас?

— И сейчас поверь. Не ждала я того, что Вадим мне сказал.

Вот таким оказался ответный ход. Вроде бы в мою пользу, но… Не к таким ответам и суждениям Полины Антоновны я привык. Всегда она всякой уклончивости избегала, а здесь я не мог не чувствовать, что не договорено в ответе нечто. Но что? Оставалось новые вопросы задавать, а мне почти стыдно уже стало, видел, что расстраиваю я старую женщину, которая и так измоталась.

— Вы ее признать не хотите?

— Лену?

— Ну да.

— Разве она государство иностранное, которое признают или не признают. Она или дочка, или…

Полина Антоновна не закончила.

— Вы сомневаетесь?

— Да не дают мне усомниться! Вот в чем беда. Все с доказательствами. И ты тоже.

— А Сергею вы не верите?

— Сергей мне ничего не говорил.

— Но есть дневник.

— Читала я и дневник.

— Там же ясно сказано, что он любил Наташу.

— И так же ясно, что она его не любила.

Я заставил себя улыбнуться.

— А характер ваш, тетя Поля, с годами не меняется.

— Не нравится? Упряма? — спросила она, но не с вызовом, а скорее устало.

Я поднялся, прошелся по комнате, посмотрел из окна во двор, вспомнил, как спешил когда-то, перебегая пространство от подворотни до подъезда с книжками, засунутыми под ремень. Той же тропкой, вытоптанной в асфальте, ходили Михаил, Сергей, Наташа. Наверно, еще многие и после нас ходить будут, дом-то на века заложен. Свои проблемы возникнут, отношения. А пока еще наши живы, но пора им итог подводить.

— О таких вещах не всегда прямо пишут, черным по белому, даже для себя, — сказал я, возвращаясь к дневнику, и для пущей убедительности добавил: — Тем более что там страницы вырваны.

Сказал, не убежденный в прочности аргумента, и сомнение это заставило меня вернуться мысленно к общей тетрадке, которую листал дважды. Первый раз, разбирая бумаги, случайно наткнувшись на дневник, и вторично специально просматривая его, чтобы узнать о неожиданной для меня любви Сергея. Именно во второй раз обратил я внимание на вырванные страницы. Воспринял как данное и не задумался особенно. А вот теперь вдруг вошло в голову раздражающее сомнение: ведь при первом чтении страницы, кажется, были.

— Что ж, если и вырваны?

"Когда вырваны? Если мне не мерещится, и страницы в тот первый вечер были, значит, их вырвали в течение следующего дня, не позже. Дневник целый день находился в комнате Полины Антоновны. Она?.. Чушь! А больше некому. Или…"

— Полина Антоновна! Вы помните, когда к вам Вадим приходил в первый раз о квартире говорить?

— Ты вышел, а он и пришел.

"Точно, я увидел его в скверике. Он дожидался, пока я уйду, проверял по телефону, кто дома… Точно".