Страна Эмиграция

Кстати, кристально чистый Илья породил во мне капельку недоверия с самых первых встреч. Он охотно рассказывал о своей жизни в России, о своем высоком положении. По его рассказам, подтвержденным Марьей, он был ни много, ни мало — директором Самарского Вычислительного центра. Возможно? Почему бы и нет. В эмиграционных скитаниях мы встречали и директоров, и генералов и знаменитых журналистов. Интересно было другое — Илья утверждал, что, входя в номенклатуру, он никогда не был членом партии. Господа хорошие! Могу поверить, что директор шлако-блочного завода, к примеру, мог быть беспартийным, или даже ректор МГУ (хотя там была запутанная история с исключением и восстановлением), но чтобы в вычислительном центре, в так сказать информационной святыне святых советской власти… Не верю! — как сказал бы Станиславский!

Ну вот настал день, когда Илья, при встрече в первый раз не сказал ничего хорошего о новой стране проживания. Появились две новые фразы, которые впоследствии стали «крылатыми» и которые начинались с глубокомысленного зачина — «А теперь о главном..». «Круг сужается!» — это была первая из фраз, трагическая теза и как вывод, не менее трагический: «Надо ехать в порядочную страну!».

Нельзя сказать, чтобы он был полностью неправ, и круг до определенной степени сужался и хорошо бы было махнуть на остров Доминика или хотя бы в Австралию, если бы нас там ждали, если бы не необходимость снова начинать все сначала. Но Илья производил эти фразы постоянно, неустанно, с интонациями и выражением ветхозаветного пророка. Мы сердились, начинали огрызаться — «Сами знаем! Надо — так поезжай!» мы не знали Илью. Он уже собрался и с напором танковой армии претворял свои идею в жизнь.

Он даже быстро съездил к сестре в Канаду и вернувшись рассказывал, какая это порядочная страна и какой широкий там круг возможностей. Мы почти не возражали, ведь это он был в Канаде, а не мы.

Марья ехать не хотела. Мне кажется она просто устала. Но Илья пробивал дорогу в светлое будущее и получил наконец долгожданную эмигрантскую визу…

Они живут сейчас в Торонто. В редких письмах жалуются, что круг общения очень сузился, что новых друзей найти трудно, а родственники заняты своими делами, что скучают по Африке.

Марья начала работать почти сразу, Илья не работает. Он окончил курсы электриков, потом сторожил какой-то магазин. Хотел стать страховым агентом… Учился…

Мне иногда приходит в голову — а может быть никакой тайны у него и не было, просто, как пелось в детско-туристской песенке:

«Романтика, фантастика Наверно в этом виновата…»

Мне вспомнились эти строки в связи с еще одним «коньком» Ильи. Он очень любил научную фантастику. По его рассказам он был чуть-ли не председателем или со-председателем Самарского Клуба Любителей Фантастики, собрал солидную библиотеку и сокрушался, что никак не может перевезти её из Израиля, куда доставил её в контейнере вместе с мебелью, посудой и коллекцией марок.

Конечно не сама фантастическая литература, кто в детстве не зачитывался Беляевым или Брэдбери, но то что привязанность к ней Илья сохранил и в очень зрелом возрасте, может стать ключом к загадке его характера. Может быть разгадка предельно проста и дело просто в инфантилизме, который искусно культивировался, подогревался и сохранялся условиями той страны, где мы все жили.

Физическая активность, высовывание, дергание, даже простое трепыхание в стране советов были необязательны, часто бессмысленны, а иногда и опасны. Зато полёт мысли был свободен, разумеется если он не выходил за пределы квартиры, а лучше собственного «я».

Так приятно было после рабочего дня раскинуться на софе, слышать, как жена возиться на кухне и под курлыканье телевизора, сообщающего о жатве или посевных, унестись (мысленно конечно) в Туманность Андромеды или на Остров Погибших Кораблей.

И вдруг — реальная жизнь, без добрых инопланетян или пришельцев из будущего. Без добреньких профсоюзов и ежегодного продвижения по служебной лестнице. Без права на труд, но с необходимостью трудиться, да еще на каком-то тарабарском языке, ведь даже Саймака или Жюль Верна мы читали на великом и могучем и всё было просто и необыкновенно приятно.

Иногда мы вспоминаем историю с занавеской. Когда Илья и Марья переехали в «киббуц» на окне в их спальне, и это было видно с улицы, висела не то простыня, не то старая скатерть. На приставания одной из дотошных приятельниц, Марья говорила, что ищет красивую занавеску. Простыня провисела в окне до дня их отъезда.

Интересно — что висит на их окнах в Канаде.

Глава 20 «Прощай, мальчик Бананан!»

Так я называл его «за глаза», именем загадочного персонажа некогда культовой АССЫ.

Он и вправду был какой-то нездешний, «банананистый». Почти всё, что он делал, он делал не так как все, не так как принято. Он и женился не как все и машины покупал как-то странно, а уж о его домашних змеях и говорить нечего…

Нам он тогда казался совсем мальчиком, сколько лет ему было? 25, может быть 27.

Впрочем обо всем по порядку.

Встретились мы с Ариэлем — даже имя у него было какое-то фантастическое — в самый первый день в Африке, в холле нашего первого дома, где в окружении дам из Хаббат Хауса оформляли наше полулегальное проживание.

Ариэль стоял в стороне и когда дамы схлынули, представился, задал традиционные вопросы — из Израиля? хотите остаться? Мы познакомились, он рассказал, что сам он родом из Риги, что приехал из Израиля, что приехал один и что живет в этом Ноевом ковчеге уже несколько недель. Мы вместе поднялись на 16 этаж, он помог нам внести вещи в квартиру и сразу же поступил совсем нетрадиционно — узнав, что мы не запаслись одеялами (в летнюю Африку ехали, а в Йоганнесбурге даже летом по ночам прохладно) он предложил принести одеяла для наших детей. «У меня их куча» — сказал он и через несколько минут вернулся с двумя одеялами.

Что-же здесь необычного? Ну поделился человек теплыми вещами — так поступил бы каждый.

Ариэль не поделился, он отдал все, что у него было и это мы узнали, когда утром вернули одеяла — он спал укрывшись курткой. Многие бы из наших сделали такое? Совсем не уверен.

Несмотря на разницу возраста и характеров, мы подружились. Он часто бывал у нас, мы у него… Нам было с ним интересно, но иногда напряженно. Ариэль мог, как говориться, «взбрыкнуть» на ровном месте, нет, не взорваться эмоциями, но вдруг прорваться желчными шутками или полу-оскорблениями. С нами он вначале сдерживался, да и потом позволял себе это не часто, но с другими, особенно с теми, кто оказывался в какой-то зависимости от него…

У него была недолгая любовница. Она была старше Ариэля, не уродина, но и не красавица, доведенная почти до истерики странным мужем, который вместо поисков работы почему-то занялся изучением японского языка и, конечно, элегантный, загадочный Мальчик Бананан заставил её потерять голову, тем более, что муж, судя по всему ею не очень интересовался.

Боже мой, как издевался над ней Ариэль, когда приходил к нам. Доставалось и неудачнику мужу и даже невинному ребёнку, действительно несколько странному мальчику, маленькому пироману с признаками дегенеративности. Но это не главное. Хотя нам все эти рассказы не очень нравились — спишь с женщиной, так не ругай её на каждом перекрестке — но нужно признать, что злословие за спиной — нормальная тема разговоров за эмигрантскими столами.