Страна Эмиграция
Шрифт:
Менялись работы. Это были солидные фирмы, крупные банки, высокие должности. Были поездки за границу и государственные контракты. Но Ариэлю довольно быстро все там начинало не нравиться, к тому же коллеги оказывались тупыми профанами или беспринципными карьеристами, начальство… ну кто любит начальников? Начинались поиски нового места.
Менялись женщины — одно время он даже увлекся чернокожими красавицами и содержал танцовщицу из ночного клуба «Калигула».
Не менялось только одно — постоянная внутренняя неудовлетворённость и попытки растормошить спящие эмоции.
Начали меняться наркотики. Сам Ариэль утверждал, что если «даха» расширяет его мышление, то LSD помогает заглянуть внутрь самого себя. Потом он стал приходить к нам с покрасневшим, шмыгающим носом, в странном, возбужденном состоянии — нам казалось, что это начался кокаин, хотя он сам
Так же, как трезвому скучно с пьяным, нам стало скучно с Ариэлем и, мне кажется он это чувствовал. Однажды, когда мы не разрешили ему выкурить очередную порцию «ганжи» у нас в доме, он наскоро попрощавшись исчез, и больше уже никогда у нас не появлялся. Первое время до нас доходили новости о нем — то наши дети встречали его в молодежном клубе (что это было — попытки задержать молодость, взвинтить себя?), то кто-то встретил его полного новых планов, утверждавшего, что он теперь в бизнесе и открыл собственную компьютерную компанию, но потом и эти небогатые новости иссякли — его прежние знакомые тоже ничего о нем не слышали и иногда звонили нам, пытались узнать, что с Ариэлем, где он…
А и правда, где он сейчас — мальчик Бананан?
Может быть и вправду, как поется в АССЕ «он уехал далеко-далеко…», а может быть… Не хочется даже думать об этом, потому что в памяти остался тот Ариэль, Ариэль встретивший нас в «Aintree Flats», Ариэль с которым мы беседовали у горящего брая под звездным небом Барбертона, любовались закатом на вершине Northcliff'a.
Нет, не прощай! До свидания, мальчик Бананан, до свидания Ариэль.
Глава 21
Кому у нас жить хорошо?
Читал я в детстве «Кому на Руси жить хорошо?» и недоумевал: чего рассуждать, чего спорить, ответ-то очевиден — всем!! Потому что жить вообще хорошо, тем более в такой прекрасной стране, как Россия.
Позже, когда пришло знание, что далеко не всем «живется весело, вольготно…», моё понимание этого некрасовского вопроса изменилось, а сам вопрос приобрел неизбежно иронический характер, но сам вопрос оставался.
Потом и вопрос стал казаться слишком простым и ответ — совершенно ясным, да и сам автор малоинтересным.
Новую жизнь этот вопрос несколько неожиданно получил в эмиграции, возродился, приобрёл совсем новое звучание и вдруг стал совсем, совсем непростым.
Итак, поговорим о счастливчиках и неудачниках, об улыбках и гримасах Фортуны, короче говоря кому из эмигрантов у нас жить хорошо и почему.
Всё ясно пожалуй с теми, кому хорошо было бы везде, кто приехал сюда, подальше от московских холмов или берегов Невы, с хорошими и легко конвертируемыми деньгами. И у таких людей могли возникать проблемы — деньги не бесконечны, но как правило, если они не швыряли деньги налево и направо и не вкладывали их в сомнительные предприятия, то поздно или рано находили уютную экологическую нишу, уютно вкладывали свои капиталы и практически исчезали из поля зрения любопытствующих эмигрантских кругов (к чему, как я думаю, они и стремились, предполагая их российское прошлое).
Наверное не стоит пытаться ввести в рассмотрение не слишком многочисленную группу тех, кто оказался в нужном месте и в нужное время. Кто-то приехал в Южную Африку по контракту, кто-то точно попал в десятку будучи шахтным специалистом или алмазным экспертом. Им не всегда было легко, приходилось преодолевать языковые трудности или высокомерие африканеров, а в более близкие к нам времена чёрную некомпетентнось, но они выживали, обзаводились домами и Мерседесами, иногда навещали оставленную родину, где с удовольствием катались на лыжах или санках, ели икру, привозили русские фильмы и книги, но возвращаться в Россию не спешили.
Каждой стране нужны учителя, доктора и наверное ещё гробовщики. Не знаю ничего о гробовщиках, о докторах я уже писал, рассказывал и об учителях. Те, кто прошёл все чиновничьи барьеры, зарегистрировались, могут нормально жить — одни лучше, другие похуже.
Нужны Южной Африке хорошие автомеханики — машин много, полно старья, а учитывая темперамент водителей, хороший
панелбитер (чёрт, как это по русски? — кузовщик?) без работы не останется, правда при условии, что языком владеет и человек приятный и пыль в глаза пустить умеет, а то всю эмиграцию придется на какого нибудь африканерского «дядю» работать.Парикмахеры в большом спросе, но работа уж больно трудная, целый день на ногах, да и палат каменных на парикмахерские доходы не построишь.
Кто из будущих эмигрантов не мечтал в России о собственном, пусть даже небольшом, бизнесе? Ну что же, частная инициатива в мире капитализма приветствуется и поощряется. Если сумел скопить денег, если смел — можешь открыть свой магазинчик, ресторан или мастерскую. Правда, этот путь для больших любителей. Работа на себя — но каторжная работа, работа с утра до ночи, без выходных и без отпусков… К тому же частыми и незваными гостями в маленьких и средних магазинчиках бывают — помните историю Пети-оруженосца — немногословные черные ребята с пистолетами, или с АК-47, блага этого добра у нас завались. Частный бизнес в Южной Африке — это занятие нервное и опасное.
История Ксении — дамы приятной почти во всех отношениях.
Приехала Ксения с сыном в Южную Африку чуть раньше нас, жила в том же «Ноевом ковчеге» и так получилось, что познакомились мы, правда по ошибке, очень скоро. Средних лет, по-моему (вполне понятно, что я её никогда об этом не спрашивал) чуть старше нас, москвичка, в России преподавала английский язык в каком-то ВУЗе, характер спокойный, учительский, к моменту эмиграции не замужем — почему, я не выяснял.
Я уже упоминал её в предыдущих главах. Именно у неё овладевали премудростями английского языка жители нашего дома, к ней я направил таинственного Игоря из Тернополя. Это была только подработка, так как, в отличие от многих нас, работать Ксения начала почти сразу же — сказался её блестящий английский — секретаршей у известного в эмигрантских кругах адвоката, который за немалый гонорар устраивал нелегальным эмигрантам вполне легальные документы. Какой силой и какими связями он обладал в то далекое переходное время, его возможности, до сих пор остаются для меня загадкой. Возможно он просто хорошо знал все бесчисленные формальности и крючкотворные процедуры, умел правильно заполнять бесконечные документы. Во-всяком случае, когда в 1994 году как-то сломя мы голову получили южно-африканское гражданство и несколько раз должны были постоять в бесконечных очередях Преторийского Home Affairs, что наверное лучше всего перевести как МВД, мы там встречали Тэму (так звали адвоката), который ногой двери не открывал, с чиновниками за ручку не здоровался, а смирно стоял в общей очереди, прижимая к груди папочки с документами.
Впрочем, бог с ним, с Тэмой, он хотя и примечательный герой того времени, но не нашего романа. Продолжим тему Ксении.
С Ксенией у меня связано настоящее «планетарное» явление — изменение климата Южной Африки.
Летом 1991–1992 когда все мы еще жили в Aintree Flats, «безлошадная» Ксения добиралась после рабочего дня из центра, из адвокатской конторы в наш район на автобусе. Только житель Йоганнесбурга может понять — какое это несчастье. Вдобавок к этому, автобус останавливался довольно далеко от нашего интернационального дома и изрядный кусок дороги Ксения проделывала пешком. И каждый или почти каждый раз она попадала под проливной дождь. Ксения возвращалась с работы в одно и то же время, и дожди в то время шли с точностью часового механизма. С утра, часов до 2 — жарко, переменная облачность, после двух начинали сползаться облака, где то лениво погромыхивал гром и к трём часам на город и на Ксению, которая как раз в это время была на пути к дому, обрушивался настоящий тропический ливень.
Закрученный ветром, дождь хлестал сразу со всех направлений, казалось загибался снизу вверх, так что пешеход, даже под зонтом, через 2–3 минуты промокал до нитки.
Аборигены, хорошо знакомые с повадками Трансвальской погоды, заблаговременно облачались в пластиковые робы, напоминающие водолазные костюмы и, белозубо улыбаясь, скакали через лужи.
Давно нет уже Ксении, нет и регулярных послеполуденных ливней. Дожди идут, когда им вздумается, иногда по 2–3 дня сеет мелкий московский дождик с короткими остановками, иногда даже в летний, влажный период, по 3–4 недели с неба не падает ни одной капли дождя.
Говорят, что изменение климата связано с глобальным потеплением, парниковым эффектом, даже термин для этого подобрали — Эль Нино (или Ниньо) эффект. Вполне возможно — кто это может проверить.