Страна Живых
Шрифт:
1995 год
1994 год быстро и неотвратимо подходил к концу. Семенову этот год запомнился страшным недосыпом, обилием сдвоенных дежурств, и тем, что в отделение поставили, наконец, приличные кардиомониторы. Он был даже доволен, что проведет эту ночь с сестричками из отделения, а не в кругу семьи, с друзьями и знакомыми. Сегодня никто не будет хвалиться, сколько денег он заколотил, и что успел купить, а что обязательно купит в грядущем году. Сегодня они соорудят сумасшедшие салаты, поджарят сосиски, разольют шампанское, и будут смеяться, и будут вспоминать, как они угорали в этом году на работе, и все анекдоты будут в тему, и
Возможно, хотя нет, эта вероятность отметается, сестрички родные и любимые, конечно, все понимают, тестостерон, сперматоксикоз, но вряд ли снизойдут до подобного, а вот ведь неплохо было бы…
– Доктор, Вы не заснули? – Дежурившая по реанимации медсестра Ольга ехидно смотрела в лицо Семенову. Ольга была высокая, стройная, вызывающе липла к Семенову, но это была, конечно, игра…
– Нет, размечтался…– сконфужено признался Семенов, – а что у нас с анализами?
– Настя делает, к Новому Году поспеет!
– Скажи ей, больным Москаеву, Плотникову и Могильному биохимию можно не делать, только пусть потом, ближе к полуночи, у аппаратных больных возьмет дополнительно КЩС и гемоглобин!
– Доктор жалеет Настю, доктор хороший! – покачивая бедрами, Ольга отправилась по своим делам, оставляя за собой шлейф запахов лекарств, отглаженного халатика, и чего-то еще, кажется, шоколадных конфет…
К десяти вечера истории были оформлены, дневники написаны, ответственный хирург Коновалов отзвонился Крабову, корректно поздравил того с Новым Годом, с блистательной царедворской риторикой обрисовал состояние дел в больнице, и перспективы на дежурство.
– И Вам успехов, здоровья и счастья, Юрий Михайлович! – галантно закончил он.
– Ну что, мерзавцы, еще не нажрались? – Коновалов вызывающе осмотрел сидевших в ординаторской реаниматологов. По анестезиологии дежурила врач Ольга Николаевна, она сморщила носик и четко поставила ответственного на место:
– Наши сотрудники пьют, но не напиваются! Работу мы свою делаем!
– Над диссертацией не трудитесь, Ольга Николаевна?
Это был удар по Сапсанову, все заржали, одновременно вспомнив десятки эпизодов из жизни старшего научного сотрудника.
– А помните, как Сапсанов завел себе трубку?– прохрипел Семенов, сгибаясь от рези в животе.
– А Кузеев и давай ему рассказывать анекдот про Ватсона, который к трубочке, – все уже плакали от смеха, – пристрастился!
– Ладно, ребята, вдрызг не напивайтесь! – Коновалов пошел к своим, хирурги справляли Новый Год отдельно, со своими сестрами и практикантами. Впрочем, никто не обижался, это было нормально. Семенов понимал, что у них все разговоры будут про швы, да про анастомозы, да у кого из практикантов руки на месте, а у кого из задницы растут…
Семенов прошелся по отделению, осмотрел больных второй реанимации, они, слава Богу, все были достаточно стабильны, на искусственной вентиляции никого не было, в принципе, троих спокойно можно было бы перевести, но хирурги перестраховывались. Их можно было понять,
в новогоднюю ночь лучше таких больных все-таки оставить в специализированном отделении. Он поплелся в «холодильник» – отделение экспериментальной гипотермии. Там было двое аппаратных больных. Москаев, 1971 года рождения, уже пятый год охлаждавшийся в мозговой коме, и Могильный, 1915 года рождения, после неудачной операции по поводу…Мысли Семенова внезапно приобрели совсем другое направление. В отделение вошла лаборантка Настя, очень красивая, тонкая, и очень чудаковатая, чтобы не сказать более.
– С Наступающим! – весело поприветствовал ее Семенов.
– Спасибо, доктор. Вас также! – Настя потупила глаза, прижимая к груди набор со склянками, ватками, пробирками и прочей лабораторной дрянью.
Семенова дико подмывало ляпнуть нечто типа «Замуж не собралась еще?», но отчего-то он понимал, что тут у Насти крутые проблемы. Нет, она не кололась, не лечила тайком злополучные инфекции, не была вроде бы лесбиянкой, нет, здесь что-то другое… Кто-то из сестер, конечно, знал про Настю больше, но трепа не было. Была, была тут какая-то тайна…
– КЩС будешь брать?
– Доктор, так Вы сами и назначили! – Настя укоризненно стрельнула глазами снизу вверх.
– Ну, да, а что я, специально тебя тираню? Мне это нужно для спокойствия. Ну, то есть, что бы знать…
– Идите доктор! Там все готово уже. Я буду к бою курантов.
– Да, ты войдешь, гордо потрясая анализами.
– Да чего там потрясать… У Москаева все по-прежнему. А Могильный… – она вскинула взгляд на Семенова, и быстро повела лицом из стороны в сторону, скорбно опустив вниз уголки рта.
– Да, согласен, но пусть это будет не в мою смену, – Семенов помрачнел и быстро пошел в сторону Второй Реанимации, где издалека был слышен смех и звон посуды.
Настя прислонилась спиной к стене. Похоже, доктор тоже догадывается, что она на грани самоубийства. Нет, они не дождутся… Она не сделает этого. Она будет жить, несмотря на то, что случилось с ней. Нет, она не сможет так жить.
Настя поняла, что вновь стоит у самой черты. Так жить она не сможет. Так не сможет. Так не сможет.
А если не так?
Настя поняла, что сделала свой выбор сегодня.
Она поставила свой набор на столик, заехала в бокс к Могильному. На койке лежало тело землисто-желтого цвета, истощенное, со вздутым животом, с торчащими из него толстыми дренажными трубками. Пыхтел аппарат искусственной вентиляции легких, жужжал и хлюпал блок эндогастрального охлаждения. На мониторах бабочкой прыгала ломаная кривая сердечного ритма, взлетала и опадала синусоида пульсовой волны. Руки Могильного были все в синяках от пункций, кончики пальцев жесткие, бескровные.
Настя одела перчатки, вытерла палец ваткой, потерла, и не стала колоть. Кровь бы все равно не пошла. Она распаковала шприц, взяла кровь из катетера, промыла катетер физраствором, покатила тележку к боксу Москаева. Пробирки жалобно вздрагивали и дребезжали.
Москаев лежал в том же аппаратном окружении, что и Могильный, и выглядел не намного лучше. Конечно, у него не было уже дренажей, цвет кожи был розовый, без пролежней, тело совершенно обезжиренное, сухое, но с еще сохранившимися мускулами. Похоже, он выходит уже из загрузки, скоро его вновь начнут пробуждать, он опять впадет в возбуждение, начнутся судороги, и его по новой загрузят еще месяца на три…