Страницы жизни русских писателей и поэтов

Семейство Полонских, хотя и не имело постоянного дома в Рязани и часто меняло место жительства, но имело достаток, поскольку бабушка по материнской линии выделяла им значительные средства. После ее смерти, по разделу имущества, Полонским отошло небогатое сельцо Лозынино в Тверской губернии.

Когда Якову исполнилось десять лет, скоропостижно скончалась мать. Её похоронили в Ольговом монастыре в двенадцати верстах от Рязани. По служебным делам отец, вскоре, уехал на Кавказ, и заботы о детях легли на тетушек Веру и Анну Яковлевну Кафтыревых. Перед отъездом отец определил Якова в первый класс рязанской гимназии. Здесь он начал сочинять стихи.

Годом началом творчества, по мнению некоторых биографов Полонского, можно считать 1837, когда он вручил одно из своих стихотворений будущему императору России Александру II, который, путешествуя по России, заехал в Рязань. За стихотворение юный сочинитель получил от высокого гостя золотые часы.

2

В 1838 году окончив гимназию, Яков решил поступать в Москве на юридический факультет университета. В столице он поселился у Е.Б.Воронцовой, богатой двоюродной бабушке, которая предложила бедному родственнику стол и две комнаты рядом с кладовой в мезонине. Туда перенес свои вещи: чемодан и подушку.

На вступительных экзаменах Яков познакомился с Аполлоном Григорьевым, как потом выяснилось, тоже писавшим стихи. Через него он сблизился с Афанасием Фетом, считавшимся среди студентов уже зрелым поэтом. В "Моих студенческих воспоминаниях" Полонский писал: "… Я уже чуял в нем истинного поэта и не раз отдавал ему на суд свои студенческие стихотворения, и достаточно мне вспомнить, что я отдавал их не одному Фету, но и своим товарищам и всем, кого не встречал, и при малейшем осуждении или невыгодном замечании рвал их…"

Яков сдружился и с однокурсником Николаем Михайловичем Орловым, сыном опального генерала, участника войны 1812 года и теоретика декабрьского восстания на Сенатской площади Петербурга – Михаила Федоровича Орлова. Между молодыми людьми завязалась дружба. Молодой граф пригласил Якова к себе домой. Здесь он познакомился с А.С.Хомяковым, профессором-историком Грановским, поэтом и другом Пушкина – Чаадаевым и писателем И.С.Тургеневым. Такое окружение имело определенное влияние на формирование взглядов двадцатилетнего студента, который больше времени отдавал стихам, чем штудированию учебников. Одно из его стихотворений, "Дума", на лекции перед студентами прочитал профессор словесности И.И.Давыдов. Отзыв о прочитанном оказался благоприятным для автора. Вопреки этому, после лекции к нему подошел студент, и уличил в подражательстве поэту Кольцову. "Дума" была порвана и забыта.

Как жилось студенту Полонскому, можно судить по записи его воспоминаний: "Пока моя бабушка была жива, я был обеспечен, но и тогда денег у меня не было, я ходил в университет пешком и зимой в самые сильные морозы в одной студенческой шинели и без галош. Я считался уже богачом, если у меня в жилетом кармане заводился двугривенный; по обыкновению я тратил эти деньги на чашку кофе в ближайшей кондитерской… Часто посещать театры я, однако, не мог по недостатку средств…"

После смерти опекунши Якову пришлось поменять множество квартир и жить "… на грошовые уроки не дороже пятидесяти копеек за урок, но просить о присылке денег из Рязани мне было совестно". Чтобы прожить, стал учителем детей князя В.И.Мещерского, родственника историка Карамзина. В городском доме князя Полонский читал поэтессе графине Растопчиной свои стихи. Успех выпал на фантазию "Солнце и месяц". Фантазия пришлась по душе и поэтессе Каролине Павловой, пригласившая сочинителя к себе домой. Здесь он встретился с Ю.Самариным – публицистом, критиком и сторонником славянофильства, а также с бывшим декабристом Александром Ивановичем Тургеневым, который на короткое время приехал в Москву из Парижа.

Из многочисленных своих стихотворений, написанных в студенческий период, Полонский выбрал это

Священный благовест торжественно звучит –

Во храмах фимиам, – во храмах песнопенье…

и без подписи отправил в 1841 году в журнал "Москвитянин". Таким образом, состоялся официальный дебют начинающего поэта. Правда, до этого его стихи появлялись в студенческом сборнике "Подземные ключи". Как он потом выразился: "… под буквой П были мои еще крайне незрелые стихотворения".

Второе стихотворение – "Пришли и стали тени ночи" Полонский послал Белинскому и тот одобрил его для печати в "Отечественных записках". Затем, здесь же, напечатали стихотворную фантазию Полонского "Солнце и Месяц". О ней автор сказал: "Из числа моих стихотворений наибольший успех выпал на долю моей фантазии "Солнце и Месяц", приноровленной к детскому возрасту; его заучивали наизусть, особенно дети".

Жалование от князя Мещерского было скудным, Яков нуждался во многом, однако оставался чутким к страданиям других людей. Узнав, что студент медицинского факультета некий Малич остался без средств и крыши над головой. "Я немедленно послал ему все мое месячное жалование около пятидесяти рублей… Не доказывает ли это, что в те наивные годы моей юности я был гораздо лучше или добрее, чем во дни моего многоопытного мужества и суровой стрости". – "Из моих студенческих воспоминаний":

В начале 1844 года при активном участии сына актера Щепкина по подписке была собрана необходимая сумма для издания сборника стихов Полонского "Гаммы". Один из экземпляров он собственноручно вручил попечителю Московского университета графу Г.С.Строганову. Рецензент "Отечественных записок" П.Н.Кудрявцев так отозвался о сборнике: "Полонский обладает в некоторой степени тем, что можно назвать чистым элементом поэзии и без чего никакие умные и глубокие мысли, никакая ученость не сделает человека поэтом". Поэт Н.М.Языков, которому автор послал свою книжку, через журнал "Москвитянин" выразил свой восторг.

…О! пой, пленительный певец,

Лаская чисто и прекрасно

Мечты задумчивых сердец…

Не каждый начинающий поэт мог получить такое благословение на дальнейшее творчество.

Несмотря на успех, друг Вельтман предостерег: "Поздравляю, но вот что я скажу вам… Верьте мне, – как бы вы сами ни были даровиты и талантливы, вас никто в толпе не заметит или заметят очень немногие, если только другие не поднимут вас".

В университете Полонский не отличался прилежанием и вместо четырех лет проучился пять. "Я был рассеян, – вспоминал он потом, – меня развлекали новые встречи, занимали задачи искусства, восхищал Лермонтов". Узнав о его гибели, Яков записал: "… Я был и поражен, и огорчен этой великой потерей, не для меня только и всей России. Но если Лермонтов был глубоко искренен, когда писал "И скучно, и грустно, и некому руку подать…" – я бы лгал на самого себя и на других, если бы вздумал писать что-нибудь подобное".

Итог учёбы занесён в "Мои студенческие воспоминания": "Нисколько не жалуюсь на то, что в Москве не было у меня ни семейного очага, ни постоянной квартиры и ничего, кроме дорожного чемодана. Были студенты, которые испытывали не только бедность, но и нищету… Но судьба, которая рано познакомила меня с нуждой, одарила меня другим благом – друзьями…"

Перед выпуском из университета Яков Петрович не думал о месте службы, тем более, как он писал в воспоминаниях: "Я стал сомневаться в собственном существовании. В это переходное время моего умственного развития я стал писать нечто вроде поэмы, рисуя замирающую жизнь на нашей планете, и вымирание пресыщенного человечества… Меня стали преследовать, и как бы жечь мозг мой стихи и я боялся сойти с ума. Раз ночью, в полузабытьи, мне казалось, что душа моя отделилась от тела, и я вижу свой собственный труп…" Доктор, к которому обратился Яков, успокоил и приписал лавровишневые капли.

Весна 1844 – год окончания университета. Казалось – радуйся, но, судя по записи в "Моих студенческих воспоминаниях" радоваться, оказалось нечему: "… вышедшим из университета и, нуждаясь в партикулярном платье, я вынужден был продать золотые часы свои, полученные мною в дар, в то время, когда я был еще в шестом классе в рязанской гимназии". К тому же, предстоящая служба пугала его, тем, что: "Лучшие товарищи мои поступили в московскую гражданскую палату, откровенно говорили мне: "У нас все берут и живут взятками; на службе вы не удержитесь, если не захотите с волками по-волчьи выть".

3

Вместе с приятелем Полонский поехал в Одессу, надеясь там начать новую жизнь, но просчитался, подходящей работы не оказалось. Пришлось на жизнь зарабатывать частными уроками и редкими публикациями своих стихотворений в местной газете. Мизерные заработки не решали житейских проблем молодого человека.

Среди одесских знакомых Якова Петровича оказался доцент Ришельевского лицея А.А.Бакунин, брат Михаила Александровича, теоретика анархизма и народничества в России и Лев Сергеевич Пушкин, первая встреча с которым ознаменовалась шампанским. С увлечением Полонский слушал рассказы Льва Сергеевича о последних годах его знаменитого брата. Интересным было новому знакомому и то, как "Лев Сергеевич Пушкин превосходно читал стихи и представлял мне, как читал их покойный брат его Александр Сергеевич. Из этого я заключил, – вспоминал Полонский, – что Пушкин стихи свои читал как бы нараспев, как бы желая передать своему слушателю всю музыкальность их".