Странная барышня

Ну а дальше… Дальше я из девочки сразу превратилась в женщину. Сопротивлялась, конечно, только справиться было не в моих силах. Закончив своё дело, офицер пригрозил мне. Мол, если кому-нибудь расскажу, то он сделает виноватой меня, а родители откажутся от такой дочери. Я испугалась. По-настоящему. До сих пор помню этот страх, затопивший всё сознание. Промолчала. Четыре дня прорыдала в комнате, притворившись больной. На пятый день, почувствовав, что боль внутри меня стала стихать, ощутила желание в первый раз. Дикое желание накрыло полностью, как только увидела входящего отца, решившего навестить больную дочь. Хорошо, что он быстро ушёл. Думала, пройдёт, но с того момента мои мучения лишь усиливаются при виде любого мужчины. Я стала рабыней похоти.

Нимфомания. Этот диагноз сразу всплыл у меня в голове. Девочка в период полового созревания получила сильнейший стресс, связанный с сексом. Тут возможны не только психические отклонения, но и гормональные. Я даже не представляю, как подобное лечить. Но что-то делать надо. Потом… Сейчас же стоит до конца понять всю картину душевного состояния Натальи Дмитриевны Витковской.

54

С баронессой мы разговаривали долго. Постепенно её отчуждение ко мне проходило, и несчастная женщина, впервые столкнувшись с человеком, который не осуждает, а внимательно слушает, начала раскрываться.

Распутница. Позор семьи. На самом деле жизнь Витковской была непрекращающимся кошмаром. Даже в стенах нашего приюта прошлое не оставляло её. Оказывается, княгиня Зобнина была ей не подругой, а настоящей госпожой. Она знала про похождения Натальи несколько секретов, обнародование которых светило баронессе заточением чуть ли не в узилище. Знала и шантажировала. Даже иногда, выплёскивая своё постоянное раздражение, била, понимая, что та не пожалуется.

— Теперь, — грустно сказала Витковская, — Зобнина на свободе и обязательно предаст гласности мои преступные дела, завязанные на похоти. Свою жизнь я закончу в холодной келье без надежды увидеть солнце. Она обязательно это сделает. Ей доставляет удовольствие страдания людей.

— Не отчаивайтесь, Наталья Дмитриевна, — попыталась утешить её я. — Вы же больны и не отвечаете за некоторые свои действия. Это подтвердит и Илья Андреевич. Быть может, у меня получится вылечить вас своим Даром и снова заживёте нормальной жизнью.

— Вы очень добры, Елизавета, но жизни у меня больше не будет в любом случае. Даже если стану самой праведной во всей Москве, то былое останется в памяти многих.

— Можно уехать из столицы. Куда-нибудь подальше. На Урал, например. Там начать новую жизнь, не афишируя прошлое. Заведёте семью.

— Не получится. Если и смогу влюбиться, то всегда возможен случайный риск разоблачения моего распутства. Слухи имеют дурную привычку просачиваться даже сквозь камни. В результате пострадает моя новая семья. Да и жить в постоянном страхе, ожидая подобного, не смогу. А если болезнь вернётся? Вы сможете дать гарантию, что этого не произойдёт?

— Я даже пока не уверена, что смогу её вылечить.

— Вот видите! Так что доживать мне одинокой, никому не нужной старухой. Дай Бог, не похотливой — это совсем ужасно. Я много обо всё этом думала. Выхода нет… Только смерть.

— Выход есть всегда, — тепло сказала я.

После этого встала и, подойдя сзади, положила на голову Натальи руки, напитав их Даром.

— Отдохните. Вам нужен сон. Пусть он будет лёгким и счастливым. Пусть в нём будет много солнца и доброжелательных улыбок. Спите… Спите…

Как только баронесса обмякла, то перетащила её из кресла на кровать и прошлась Даром по всему телу. Потом, не мешкая, пошла искать матушку Клавдию. Та нашлась на улице, строго отчитывающая двух понурых монашек.

— Матушка Клавдия, — вежливо обратилась я к ней. — Не уделите ли вы мне время?

— Что-то ты больно вежливая, Елизавета. Не к добру.

— Потому что мне сейчас нужна ваша помощь служительницы Господа.

— Мы все ему служим деяниями и помыслами своими.

— Согласна. Где мы можем с вами поговорить наедине?

— Пойдём в мою келью.

Жилище Клавдии действительно напоминало келью, хотя и было в отдельном срубе, предназначенном для сестёр. Тут я оказалась впервые. Маленькая комната поражала своей чистотой и аскетичностью. Широкая деревянная лавка, одновременно выполняющая функцию и спального места, и стульев, да грубо сколоченный столик с открытым молитвенником и огарком свечи в подсвечнике — вот и вся мебель. Но на стенах висело множество икон. Сразу видно, что очень старых. Благодаря им создавалось впечатление, что нахожусь в маленьком храме.

— Что? Не по нраву мои “хоромы”? — усмехнулась монахиня.

— Наоборот. Уютно… — призналась я, перекрестившись на иконы. — С душой всё. С любовью, несмотря на простоту. Вот о любви и хотела с вами поговорить.

После этого пересказала историю баронессы Витковской, опустив несколько пикантных подробностей из её откровений.

— Вот дура-то Наталья! — резко выразилась матушка, когда я закончила. — Чего раньше молчала и никому не говорила?! А этого беса, что её ребёнком обесчестил, хоть заново откапывай, да на костёр тащи! Чтобы не поганил землю своими костями!

— Она бы и сейчас не рассказала, но после сегодняшней ночи была в таком состоянии, что просто необходимо было выговориться. Я к ней специально сразу же и пошла, чтобы не упустить момент. Потом усыпила и своим Даром проверила. Боюсь, что он не поможет. Я никакой болезни не обнаружила. Но она должна быть! Значит, не вижу. А как лечить то, что не ощущаешь?

— Ей не тело, а душу лечить надо.

— Согласна. Судьба у девушки исковеркана полностью. Где баронесса сможет найти покой и утешение? Где не будет мужских соблазнов? Только в монастыре. Только в нём найдёт она поддержку и не останется один на один со своими страхами. Но не в каземате сыром. Наталья должна добровольно принять решение, что хочет разделить вашу судьбу и стать полноценной монахиней. Сама она к такому решению вряд ли придёт, так как считает себя до такой степени порочной, что даже Бог от неё отвернулся.

— Он ни от кого не отворачивается.

— Я тоже так считаю. Только донести эту мысль не смогу. Витковской нужна хорошая наставница.

— Верно мыслишь, Елизавета. Сама ею и займусь.

— Ну… — неуверенно протянула я. — Может, кого-то другого найдёте?

— Не доверяешь? Не отвечай! По глазам вижу. Мол, Ворона только каркать умеет? На кого надо и каркну! Понимаю, что с Натальей творится. Сама почти такой же, как она была. В юном возрасте по дурости да от вседозволенности в секту бесовскую попала. Грехов за спиной немало…

Потом прозрела и к монастырю ближайшему рванула. Долго меня выхаживали да в чувство приводили, пока из адского пламени не выбралась. И с Витковской то же самое происходит. Так что кому, как не мне, Наталью к свету направлять. Коли останется среди сестёр, то отправлю её узилище.

— Зачем туда? — возмутилась я. — Это несправедливо!

— Помолчи и не перебивай. К матушке Софье отправлю. Она от бога тоже кой-какие дары имеет и сможет контролировать душу мающуюся. К делу приставит, заботой окружит. Да и сёстры там в мир не выходят. Живут обособленно, чтобы заразу всякую от ведьм чёрных к людям не принести.