Странная фотография (Непутевая семейка - 2)

– А раньше, до переезда, вы с ней как - ладили? Ну, то есть, я хочу сказать...
– Костик замялся, не зная, имеет ли он право задавать такой личный вопрос.

– Я поняла, - кивнула Люба.
– Раньше нормально было. Мы, конечно, ссорились иногда, но не так, чтобы... Нет, у нас с мамой все хорошо было. Она у меня веселая.

– И чего? Теперь не веселая?

– Не-а. Она теперь часто плачет. А когда собирается куда-то и не может чего-то найти: ну, духов там или украшений своих, - она кидается чем ни попадя. Жуть сколько всего перебила! Домработницу нашу выгнала - раньше маме она очень нравилась, просто нахвалиться на неё не могла: мол, наша Света такая старательная, такая спокойная, аккуратная - в доме все блестит! А тут и Света стала плохая, причем раньше мама никогда на неё голос не повышала, а тут так накричала на нее, такими словами её обзывала... Я таких слов от мамы никогда прежде не слышала. А сейчас она новую домработницу ищет. Каждый день смотрины устраивает, но никто ей не нравится. Никого не берет! Хочет уехать куда-нибудь, где тепло. Говорит, дом хочу в Испании! Мы там были весной - там и в самом деле здорово, вот бы там поселиться...

– Ты бы хотела отсюда уехать?
– затаив дыхание, спросил Костя.

– Не знаю, наверное. Раньше не хотела, а теперь... Все равно куда лишь бы было тепло. А тут холодно. В доме холодно. И меня все время знобит. Я, наверно, тепличная.

– Слушай, надо просто во всем этом как следует разобраться - и тебе снова будет тепло. Хорошо будет, ну... как раньше. Люб, но ты говори, говори - это же важно очень! Не замолкай, хорошо?

Люба минуту помедлила. Ее носик недовольно наморщился - видно, ей все это надоело. Усилие, которое она совершала над собой, рассказывая о себе с такой откровенностью какому-то незнакомому парню, как видно, вконец её измотало. Но помедлив, она все-таки продолжила свой рассказ.

– Понимаешь, раньше мама так радовалась, что папа в гору пошел, что в Москву переехали, в квартиру новую - гордилась так, всем своим подругам звонила, рассказывала... А теперь все не по ней - и квартира ей разонравилась, и я, и даже... даже папа! В общем, все не так! Говорит, что у неё не жизнь, а тоска, что у других мужья вечерами дома и по выходным можно вместе сходить в театр или там в ресторан... А мы, говорит, никуда вместе выйти не можем как приличная семья, потому что у нас папа вечно занят и ему не до нас. Вот так приблизительно.

– Да, дела...
– протянул Костя.

– Нет, я её понимаю, - вдруг Люба вскочила с лавочки и принялась кружить вкруг неё кругами.
– Хочется, конечно, куда-то всем вместе... но у нас папа очень занят - он работает с утра до ночи.

– А ещё какие-нибудь странности были, кроме этого окна? Потому что, то, что ты говоришь - это нормально по-моему. Знаешь, бывает, что предки бунтуют. Может, мама твоя плохо себя чувствует. Погоди немного - пройдет.

– Да нет, ты не понимаешь!
– воскликнула Люба и от нетерпения притопнула стройной ножкой.
– Моя мама... она никогда бы прежде меня не ударила! Она могла вспылить, закричать, но так... И потом, она же знает, что я во всем этом не виновата - я-то вижу. Она в глубине души понимает, что в доме творится что-то дикое и я тут совсем не при чем. Ладно, ты видно в таких вещах не разбираешься, а мне показалось...

– Что тебе показалось?
– переспросил Костя, холодея, - ещё миг, и его чудо исчезнет, разочаровавшись в нем, - улетит как вспугнутая птичка, и больше он её никогда не увидит.

– Не важно. Пойдем, проводишь меня до дому - поздно уже. Мама начнет беспокоиться. Ох, как же домой идти неохота!

– Люба, ты вот что, - Костя лихорадочно думал, что ей сказать, чтобы продолжить знакомство.
– Ты начни вести записи - ну, дневник! И записывай все, что тебе покажется странным, необычным - в общем, все, что из ряда вон! До малейшей мелочи: вот, например, сегодня эта вещь тут лежала, а завтра её нет - завтра она совсем в другом месте находится. И спроси потихонечку маму: не брала ли она её, не перекладывала ли... Начни дом исследовать. В какой комнате этот полтергейст слабее, в какой - сильнее. Поняла?

– И что дальше?

– А дальше посмотрим.

– А что мы посмотрим? И куда посмотрим? Смотреть-то некуда - просто жизни никакой нет! Вот тебе и все смотрины...

Они побрели через парк - не по дорожкам, а прямо по влажной земле, усыпанной палой листвой. От земли тянуло прелью, сыростью, и эти запахи осени навевали щемящую грусть. Косте внезапно захотелось расплакаться как маленькому, потом громко расхохотаться, он почти не владел собой - так подействовала на него встреча с этой длинноногой девчонкой с гиацинтовыми глазами. Внезапно он кинулся от неё прочь, и торопливо, судорожно принялся подбирать с земли упавшие листья. Набрав охапку палого золота и багрянца, он протянул её Любе.

– Ты чего это? Зачем?

– Тебе!
– только и смог выдавить Костик немеющими губами.

– Мне не нужно. Отдай это своей девочке - у меня весь дом от букетов ломится! И у нас в вазах не такие цветы, не такая... падаль - у нас розы и орхидеи! А других цветов мы с мамой не признаем. И вообще, очкарик, чего ты ко мне привязался, а?
– её голос сорвался на крик, в нем зазвенели истерические нотки.
– Отстань от меня, я тебя по-хорошему прошу, а то позову Володю и он живо с тобой разберется!

Люба резко повернулась и побежала прочь. Косте показалось, что она плакала на бегу, жалобно, чуть не навзрыд. Он, не помня себя, инстинктивно рванулся за ней и бежал до тех пор, пока Люба не скрылась в своем подъезде. В этот подъезд ему хода не было - только теперь Костя понял, где она живет: этот дом номер два по Весковскому переулку вызывал у старожилов района глухое, плохо скрытое раздражение. Наводненный охранниками, буравящий прохожих глазками видеокамер, установленных в каждом подъезде, этот светло-кремовый монстр под зеленой крышей с застекленными лоджиями и чугунными решетками, перекрывавшими закрытый двор, населяли "сильные мира сего" - банкиры. Их жители района, люди по большей части простые и небогатые, недолюбливали и побаивались, а на дом поглядывали с плохо скрытой завистью и злобой.

Так значит, его чудо - Люба-Любушка - жила именно в этом доме! А это значило, что их разделяла стена, которую не преодолеть ни приступом, ни прыжком, ни ползком... И расстояние, разделявшее их: парня в стоптанных старых кроссовках, которому не привыкать питаться одними макаронами с кетчупом, и её - девчонку, у которой две машины, личный шофер и в вазах одни только розы и орхидеи, - это расстояние не измеришь обычной мерой длины - ни милями, ни километрами... Его вообще невозможно измерить!

Костик стоял, тупо уставясь на дверь Любиного подъезда, и прижимая к себе разлохматившийся букет. Листья потихоньку выскальзывали из его рук и одно за другим - падали к ногам на асфальт.

– Э, парень, чего стоишь - давай-ка отсюда!
– вывел его из прострации дюжий охранник в черном берете.

Костя послушно побрел прочь, продолжая судорожно сжимать свой растрепанный осенний букет. Так он и пришел домой - с этим букетом, позабыв про минеральную воду, за которой его посылала бабушка. И стоял в коридоре, не зная куда теперь идти и зачем... Мысли путались, он был как в чаду.

"Как же так, - проносилось в разгоряченной голове, - мы же нормально с ней разговаривали... все хорошо было. И вдруг её словно бы подменили. И не хотела она так со мной - это была не она. Она же плакала, плакала - я видел! Но все равно - мне её теперь не видать, она скрылась за этой тяжелой дверью, и навсегда, навсегда... Ее умчит от меня личный папин шофер на личном папином "Вольво" - умчит вдогонку за орхидеями, которые здесь не растут. Она всегда будет мысленно в той стране, где цветут орхидеи, а мой город... он пахнет сыростью, и скоро его запуржит, заметет - он ведь так любит снег! И я - я тоже его люблю, я знаю как он прекрасен в снегу - мой город. А она никогда не узнает. Никогда! Потому что, она живет в городе и не видит его - она мысленно там, где растут орхидеи! Она тепличная Люба-Любушка, а я... я хотел подарить ей его - мой город. Чтоб он стал ей родным, чтоб она загляделась на его красоту... потому что прекраснее его нет! И моя Сеня об этом знает. Ох, что со мной? Надо сесть за уроки... Бабушка... она меня посылала за чем-то. Но за чем?