Странники в ночи

11.

КИТАЙ

1603 ГОД

Воздух сгущался, и плоскость равнины делила мир пополам.

В верхней, полусферической части разделенного мира плавало одинокое безумное солнце, то белое, то оранжевое, то золотое, то красное. В нижней, под ногами путника, был песок, только песок. С каждым шагом он пересыпался, шуршал, поскрипывал... Возможно, думал путник в давно потерявшем всякий цвет истрепанном одеянии, вот именно здесь человеческая нога впервые ступает на этот песок.

Убийственный жар, льющийся с неба, своей золотистой густотой напоминал лучшее вино с виноградников Толедо, и он уплотнялся до такой степени, что становился почти осязаемым, воплощался в вязкое облако перед глазами, исторгающее голубые искры. Путника - босого, с выбритой головой - оглушал звон в ушах, он то и дело останавливался, точно придавленный собственной тяжестью.

Песчаная равнина, раскаленный купол неба - пусто и торжественно, как в заброшенном храме, куда никто не приходит, ибо пришедший будет смят и уничтожен всеподавляющим величием. "Вот храм, - бормотал путник, - зачем их строить, все уже есть, великолепное и отвратительное". За этой мыслью появлялись другие... Сейчас путник не ценил их, ибо ЗАСТАВЛЯЛ себя думать. Он двигался, не имея воли делать усилия, в отчаянии, какое могло быть свойственно ползущим потерявшимся муравьям.

Солнце клонилось к горизонту. Вдали показались холмы, среди которых пряталась скромная хижина старого Учителя. Путник смотрел на них с горечью вместо радости. "Увы, нет ничего непредсказуемого"...

Он возвращался - теперь он мог вернуться, пристанище уединения и раздумий больше не было его домом, как не принадлежало ему имя Альваро Агирре. В аскетичных бдениях и осмыслении уроков Учителя он заслужил иное имя - Дао Линь, и теперь он возвращался, чтобы продолжить учиться.

"Желтое море песка, я плыл с тобой", - вспомнил он строку никогда не существовавшего на свете поэта. Долго, очень долго будет он хранить в памяти свое возвращение, длинный путь между небом и землей, под самым солнцем. "Прощай, царица тоски", - говорил пустыне Дао Линь.

Солнце садилось, а холмы неотвратимо приближались. Поражающая в сердце грусть скользила над песком в медленно остывающем воздухе. Жар обращался в холод.

12.

Да Ши( сидел на циновке, с закрытыми глазами, прямо напротив Дао Линя. Он молчал; от двух курительных благовонных пирамидок справа и слева от Учителя поднимался сизый дымок. Конусовидные пирамидки были возжены во славу нескончаемо великого Будды Майтреи - Будды Будущего.

– Итак, ты вернулся, - тихо сказал Да Ши, не открывая глаз.
– Можешь ли ты теперь утверждать, что постиг Дао?

– Нет, учитель, - почтительно ответил Дао Линь.
– Путь человека не отличен от пути мира. Мудрецы книжного знания преумножают глупость мира, а человек, слившийся с универсальным путем и законом всех вещей, движется вместе с миром. Невозможно постичь Дао, ибо Дао есть движение, Дао есть путь.

– Хорошо, - Да Ши удовлетворенно кивнул.
– Лао Цзы говорит, что Дао, выраженное словами, не есть постоянное Дао, и Дао, выходящее изо рта - не более чем звук. Ты изучал "Дао дэ цзин", канон Пути и Благости. Осознал ли ты до конца этот трактат, готов ли следовать ему?

– Я не осознал его до конца, - произнес Дао Линь, последовательно отвечая на оба вопроса, - но я готов следовать ему.

Да Ши неожиданно лукаво улыбнулся, взглянув на ученика из-под прикрытых век.

– Уже неплохо, - прошептал он.
– Ведь в сущности весь даосизм, хотя и относится к Лао-Цзы с почтением, следует совсем другим правилам.

– Что?!
– Дао Линь, научившийся при любых обстоятельствах оставаться невозмутимым и никак не показывать своего удивления, не смог тут сдержаться.

– Да, да, - учитель поднялся, взял чашу, сделанную из тыквы, отпил из неё и поставил чашу на место.
– Мы получили учение, но способны ли мы как следует разобраться в нем? Китайскому сознанию больше свойственно стремление комментировать и упорядочивать, нежели доискиваться истины.

– Но, Учитель, - осторожно возразил Дао Линь, - полной истиной все равно никто не может обладать.

– О, разумеется, - Да Ши наклонил голову.
– Речь идет не о постижении абсолютной истины, а о том, чтобы исправить некоторые ошибки. Мы не уловим в ладони окончательный смысл, но согласно пути Дао мы отсечем заблуждения.

Дао Линь посмотрел на учителя с затаенной тревогой. Он понятия не имел, о чем идет речь.

– Я уже стар, - продолжал Да Ши, - и скоро умру. Ты подошел к сути Дао ближе других моих учеников, ты истратил больше душевных сил. Ты имеешь право знать.

– Знать что, Учитель?

– Тайну жизни и смерти человека. Она заключена в каноне "И цзин", в Книге Перемен.

– В Книге Перемен? Но она...

Усталым жестом Да Ши остановил ученика.

– Подожди. Расскажи мне, что ты знаешь о каноне "И цзин". Возьми книгу, вот она.

– Мои представления о ней, Учитель?

– Нет. Ничего не домысливай. Говори так, будто ты юноша, отвечающий выученный урок.

Осторожно, как хрупкую драгоценность, взяв книгу, Дао Линь заговорил.

– Канон Перемен, или Канон о простом, был создан в глубокой древности... Разделы, называемые "Цы", суждения, составил правитель Вэнь-ди, а приложения к суждениям - Чжоу-гун. Центральная часть, Чжоу-и, Круговорот изменений, представляет собой ряд символов из целых и прерывистых черт. Целая черта символизирует темное женское начало инь, прерывистая - светлое мужское начало ян. Они не противоположны, они дополняют друг друга и достраивают мир до целостной картины. Фигура из трех целых линий означает небо, творчество, крепость, из трех прерывистых землю, исполнение, самоотдачу, целая между прерывистыми - опасность, воду, погружение...

– Довольно, - перебил Да Ши.
– Вижу, ты прекрасно изучил книгу. Но в чем её сущность?

– Это гадательная книга. В древности гадали на листьях эвкалипта. Их раскладывали, разделяли, отбрасывали лишние, чтобы получилось шесть коротких и шесть длинных, и тогда...

Взмах руки Учителя прервал ответ Дао Линя.

– Гадательная книга!
– с презрением воскликнул Да Ши.
– И всего-то? Так ты полагаешь, что великие мудрецы древности, составившие "И цзин", быть может, сам Фуси, придумывали суетное развлечение для невежд?

Дао Линь смущенно молчал.

– Это не ГАДАТЕЛЬНАЯ книга, - выразительно сказал Да Ши.
– Она таковой считается... Это и есть та ошибка, которую я хочу исправить, по крайней мере в твоем сознании. А ты... Может быть, ты пойдешь дальше. "И цзин" книга жизни... Возьми кисть, напиши иероглиф "и".

Выполнив просьбу учителя, Дао Линь застыл в терпеливом ожидании.

– На что он похож?
– вопросил Да Ши.

– На спираль.

– Правильно. А если ты мысленно дополнишь иероглиф и вообразишь его не на плоскости, а в объеме, увидишь ДВОЙНУЮ спираль. Начало "И цзина", иероглиф "и", означающий перемены - это двойная спираль. Так древние мудрецы изображали основу жизни, и это не поэтический символ. Так действительно выглядит изначальная частица вещества, дающего начало всему живому. Она слишком мала, чтобы увидеть её, но её структуру можно вычислить и понять. Именно она определяет, каким будет ещё не родившийся человек, как будет вести себя, когда и от чего умрет - если, конечно, смерть его не будет насильственной... Но в этой малой частице существуют внутренние взаимосвязи. Их общее количество равняется шестидесяти четырем, как и число символов "И цзина", а основных типов четыре. Они соответствуют двум прерывистым линиям, большому инь, прерывистой над целой, малому ян, целой над прерывистой, малому инь, и двум целым, большому ян...