Странные дела, или Детектив по-деревенски

– Дочка, поди сюда.

Я обернулась и увидела, как по дороге ко мне спешит дед Митяй.

– Дочка, а ты, часом не родня нашей Христофоровны? – спросил дед, странно меня разглядывая. Я бы даже сказала неприлично, но вряд ли старому Митяю такое в голову могло прийти, в его-то годы.

Насколько я помнила из разговоров с теткой Катей, деду было под восемьдесят, ну или около того. И мне, девушке во всех отношениях приличной, даже при большой фантазии сложно представить, что в таком возрасте люди могут думать о чем-то эдаком. Вроде как дед служил когда-то на флоте и в здешних краях не так давно, относительно своих лет.

– Нет-нет… я работаю у нее.

– А похожа, похожа, – дед развернулся и, хромая, пошел обратно.

И что это было?! В этот момент, я, кстати, даже немного расстроилась. Упаси господь на бабку быть похожей. С ее-то характером и вредными привычками, нет уж, увольте.

Мимо, обнимаясь, прошмыгнула парочка влюбленных. Инга Молчанова, учитель местной школы. А рядом, улыбаясь во всю ширь, гордо вышагивал фельдшер медпункта. Не помню, как его зовут, да только не удивительно, что паренек так радуется. Внешне он совершенно не примечательный, я бы даже сказала неприятный какой-то. Нос длинный, острый, больше похожий на клюв. Бровей почти не видно, настолько они светлые. Настоящий альбинос. Волосы редкие, желтоватые. Губы тонкие, в придачу от нижней к подбородку тянется толстый шрам. Однако то ли улыбка, то ли влюбленность заметно его украшают. И на таком контрасте рядом настоящая красавица.

Что и говорить, а внешностью Ингу Бог не обидел. Выше среднего роста, с тонкой талией, почти осиной, и грудью четвертого размера она производила на местных мужчин магическое воздействие. При виде нее все мужики деревни вставали в охотничью стойку, а их жены злобно пускали ядовитую слюну вслед. Но кроме отличной фигуры у Инги было красивое личико: яркие голубые глаза, пухлые губы, почти всегда накрашенные красной помадой, высокие скулы и прямой идеальный нос. Пожалуй, с такой внешностью она вполне бы могла удачно устроиться в жизни, если бы не уехала из города.

Сейчас ее светлые локоны были уложены в затейливую прическу, высокую грудь обтягивала черная кожаная курточка, а на том месте, где должна быть юбка, выглядывало что-то больше похожее на кожаный пояс.

– Вот, полюбуйтесь, и эта шалава наших детей учит еще! – возмущенно прошептала бабка Афанасия, прытко обгоняя меня на повороте.

Я не нашлась что ответить. В конце концов это не моих детей учит Инга. А потому какое мне дело, в чем и как щеголяет местная учительница?!

Постояв некоторое время в раздумьях, я все же отправилась домой, ожидая от Христофоровны нагоняй за долгую прогулку. Честно говоря, мне и самой было немного стыдно, все же я деньги получаю за уход за старушкой, пусть она и называет меня секретарем, а не сиделкой.

Уже подходя к воротам, я заметила на участке машину. Красная иномарка аккуратно припаркована на бабкиной клумбе, и я даже представить себе не могла, что за самоубийца сделал такое. На кухне горел свет. На столе тарелка с остатками пищи. Интересно, что же это за гость такой к нам пожаловал?! И каким образом он сумел проникнуть в дом?

3.

Из комнаты бабки доносились голоса. Говорил в основном мужчина, а Христофоровна лишь что-то мычала в ответ. В груди похолодело. Неужели грабитель? Проник в дом, обчистил холодильник и теперь выпытывает у моей бабули, где деньги хранятся? Я, схватив из холла выходную бабкину клюку с тяжелым набалдашником, и, стараясь не шуметь, на цыпочках подошла к двери.

– Где они могут быть? – мужчина явно выпытывал из Христофоровны места заначек.

Ну все! Я поняла, что просто не могу бросить бабулю на растерзание преступнику и, с криком «руки вверх», ввалилась в комнату.

– Ромочка, деточка, я же говорю тебе, сказки это все, – ласково ответила она, даже не взглянув в мою сторону.

– Это что? – спросил симпатичный брюнет, таращась на меня, так и застывшую посреди комнаты с клюшкой наперевес.

– Это? А-а-ах это… не обращай внимания. Взяла по доброте душевной малахольную в секретари, да вот думаю, что поспешила, – прошипела бабка, грозя мне кулаком.

– А-а-а… – парень явно потерял ко мне всякий интерес, – бабуль, я попозже зайду, вещи нужно разобрать.

– Иди-иди, Ромочка! Отдохни с дороги. Женька! Ну-ка подавай на стол быстро, не вишь, гость приехал, внучек мой родненький.

– Не, бабуль, не надо. Я уже распробовал эту стряпню. Так себе, конечно, но чего с голодухи не съешь, – нагло ухмыльнулся этот хмырь, и, чмокнув бабку в щеку, вышел из комнаты.

Бабка довольно щурилась, а я хватала ртом воздух от возмущения. Нет, ну это надо же! Меня при мне же и обсуждают.

– Вы, Сандра Христофоровна, веселитесь-веселитесь. А я пока вещи пойду соберу, сколько ж можно уже издеваться-то!

– Да стой ты, шутим мы. Готовишь ты, конечно, неважно, но съедобно, и то ладно. Вот Людка, до тебя стряпала тут, так я два раза с отравлением в больницу попадала.

– Это вы типа так извиняетесь?

– Типа да. Садись, чего встала?! Что там эти плебеи? Рассказывай давай, что в мире творится, а то страсть как скучно. Хоть внучек приехал любимый, порадовал бабку.

Я устроилась в кресле напротив бабкиной кровати и нагло закинула ноги на него. Христофоровна этого страсть как не любила, но сегодня я решила, что она в моих руках. Раз старушка извиняется, значит все-таки я ей нужна. А раз нужна, так пусть потерпит некоторые неудобства. В конце концов не только ей надо мной измываться можно.

– В деревне одноглазая Маринка перепугала сегодня всех до смерти.

– Нажралась что ли?

– А то! Тетка Катя из-за нее чувств лишилась.

– Единственный нормальный человек во всей преисподней.

Надо же… я-то думала, что бабка всех жителей за людей не считает, а вон тетка Катя чем-то угодила старушке моей. Кстати, преисподней бабка называла деревню не просто так. Говорила, что за свои грехи деревенские и живут как в аду. Во хмелю и без надежды на светлое будущее.

– Она ведь не здешняя. Сколько ж ей сейчас? Так… – бабка что-то высчитала в уме и продолжила, – Ага. Шестьдесят значит. Замуж она по дурости за Виталика Поливайкина вышла в семьдесят девятом. Из соседней области сюда зачем-то прикатила, в глушь эту. Дура безмозглая. А Виталик-то что?

– А что он?

– Ух он и бил ее. Смертным боем. Я когда дом-то обжила, уж в девяносто втором дело было, как-то вышла до магазина. Смотрю, лежит Катя избитая вся. Нос поломал, козел! Ну я в дом ее, все дела. Разговор завела с ней. Помню, злилась сильно, что в полицию и скорую не хочет обращаться. Жалела она его, глупая. Хорошо хоть помер в девяносто пятом, изверг. Захлебнулся собственной рвотой, зараза.

– А что же сейчас-то Катерина не заходит? Вот бы вам общение было.

Бабка вдруг нахмурилась, сплюнула в сторону и замолчала.