Странные люди

– Я… - голос Погожина чуть дрогнул, но вот самомнение, а еще взгляды одногруппников не позволили отступить. – Я буду жаловаться!

А зря…

К жалобам некроманты как-то быстро привыкают. На году этак десятом работы и вовсе перестают обращать на жалобы внимание.

Поэтому Елизар лишь кивнул.

В столовой было как обычно людно, шумно и снова пахло квашеной капустой. Впрочем, волновало не это, а то, что окно в расписании не бесконечное, как и количество булочек у кассы. Почему-то их всегда привозили мало, хотя, казалось бы, раскупают – делайте больше.

– Я займу очередь? – робко поинтересовался Лялечкин, на подносе которого нашлось место стакану с кефиром и паре кусков батона.

– А обед? – Елена нахмурилась.

– Я… не голоден, - соврал мальчишка, старательно отворачиваясь от раздачи.

– Суп бери, - Елизар тоже нахмурился. – Какой тут съедобен?

– Борщ неплох, - Елена сглотнула слюну и подумала, что теперь о ней слухи пойдут. А Погожин точно побежит жаловаться. И нажалуется. И значит, на заседании кафедры тему поднимут… и о служебном соответствии в том числе. – Ещё пюре советую. С печенкой жареной.

– Бери. И я возьму. Иди сюда, недоразумение…

– Я…

– Деньги у меня есть. Выдали, - Елизар выгреб из кармана ком мятых бумажек и спросил: - На обед этого хватит?

Странный он… но странно и то, что рядом с ним Елена ощущала спокойствие и давно позабытое уже умиротворение. И моргом он опять же пах… приятно.

– Хватит, - она вытянула тысячную купюру. – Это довольно много. И лучше убрать, пока не потеряли.

– Я как-то больше к золоту привык, - доверительно произнес Елизар. – Так, Гордей… иди и набирай, что сказали.

– И салат! – добавила Елена. – Детям нужно употреблять овощи.

– И салат.

Спорить Лялечкин не осмелился. Поставил и тарелку с борщом, и пюре, и салат.

– Как понимаю, у него в группе сложности? – Елизар наблюдал за племянником.

– Не знала. Хотя… да, он обычно в стороне держится. Он тихий. Внимательный. Но…

– Обмороки?

– И это тоже. Скорее уж ощущение, что он все это впервые видит… точнее анатомию он в целом знает и неплохо. Но это как бы не медицинское знание, отвлеченное какое-то, - Елена смутилась от своей неспособности внятно сформулировать мысль. – С другой стороны он хотя бы хочет учиться.

– А остальные?

– Остальные… в лучшем случае являются на занятия и не мешают. Сложная группа, - она поморщилась. – В этом году какая-то… особенно… Погожина вы видели.

Ел Елизар жадно, но и аккуратно. И на Лялечкина, устроившегося за соседним столом, поглядывал, будто контролируя, ест ли тот.

– Вы и вправду знакомы с его родственниками?

– Знаком.

– А… - Елена не была уверена, что имеет право задавать такие вопросы. – То… темненькое облачко… это… что было?

– Магия.

Издевается?

Не похоже… с другой стороны, и вправду, какая разница, что это было, если до конца пары Погожин заткнулся и вел себя почти прилично.

Одно это заслуживало благодарности.

– Скажите… - Елизар протянул булочку, и Елена только сейчас заметила, что свою съела. С борщом. – С моей стороны это, конечно, наглость, но…

Булочка лежала на салфетке.

Круглая.

Румяная. С кунжутными зернышками на корочке. Черными и белыми.

– Спасибо, - Елена всё же решилась, потому что на раздаче булочек не осталось вовсе. А она ведь к чаю её оставить хотела.

– Не за что, но… как вы себя чувствуете?

– Неплохо.

– Слабость? Головокружение? Неконтролируемые приступы страха?

– Студенты меня, конечно, выводят, но не до такой степени, - Елена улыбнулась. – На самом деле часто это просто дурь. Возрастная. Потом, со временем, они успокаиваются. И начинают ценить. Со старшими курсами вообще работать приятно. Остаются большей частью умные ребята… раньше во всяком случае, - она отщипнула кусочек булочки.

– Раньше?

– Сейчас стало сложнее… требуют успеваемость поднимать.

– От вас?

– Ну да. От меня… и обеспечивать психологический комфорт.

Елизар издал непонятный звук.

– Заинтересовывать… без заинтересованности в учебе результата не будет. Хотя… вот как можно заинтересовать и заставить учиться человека, который учиться не желает? Тот же Погожин, он ведь на самом деле толковый. Умен. И начитан. Но вот решил, что мои предметы ему не нужны и всё…

Получалось, будто она жалуется.

Федюня вот постоянно говорил, что проблема Елены в её привычке на всё жаловаться. А она не жаловалась. Просто рассказывала.

– В общем, сложно, - Елена решила закрыть неприятную тему. – Вы дальше куда?

– Пройдусь. По городу. Телефон куплю. И так, по мелочи… вы во сколько заканчиваете?

– Как повезет… думаю, часам к восьми должна.

Последняя электричка идет в четверть одиннадцатого.

– Это много.

А что делать женщине, которая остро нуждается в деньгах? Работать на полторы ставки, радуясь, что эти полторы в принципе наскреблись.

– Я вас встречу, - сказал Елизар, причём тоном, не терпящим возражений.

– Не стоит…

– Стоит. Негоже вам одной ночью и через лес идти. Тем паче у вас там маньяк завелся.

О маньяке Елена думала в последнюю очередь. Да что там, мыслей о маньяке в голове не осталось, потому как Погожин-таки нажаловался. И как-то вот все вывернул, что получилось, будто она, Елена, издевается над юными будущими врачами, привлекая к издевательствам посторонних…

Мизигин орал.

И голос его, срываясь на высоких нотах, заполнял кабинет. И бил по ушам, по нервам… бил-бил.

– Да иди ты на хрен, - вырвалось у Елены.

– Что?! – Мизигин даже осекся.

– На хрен, говорю, иди… - Елена вдруг осознала, что это конец.

Денег нет?

Как-нибудь… репетиторствовать начнет. Готовить школьников к тестам или чему там их ныне готовят. Подтягивать по биологии. Химию она тоже знает неплохо.

– Достал…

– Это… это недопустимо! – с плохо скрытой радостью произнес Мизигин. – Вы… вы уволены!

– Да я сама уволюсь.

– По статье!

– А в суд?