Странствия хирурга: Миссия пилигрима

Получив утвердительный ответ от всех, в том числе от Альба, издавшего гортанный звук, который мог быть расценен как подтверждение, сиди Моктар начал свой рассказ:

— У одного купца, который много путешествовал, была жена неземной красоты. Он страстно любил ее, но изводил своей ревностью. Вот он и надумал купить попугая, чтобы тот докладывал ему обо всем происходящем в доме в его отсутствие. Вскоре купцу пришлось надолго уехать, а жена воспользовалась этим и стала привечать одного юношу. Она его угощала и не упускала возможности переспать с ним. И вот вернулся хозяин и тут же стал расспрашивать попугая. Тот доложил: «Господин, пока тебя не было, в дом регулярно приходил юноша и лежал с твоей женой». Тут купец впал в такую ярость, что решил убить жену. «Остановись, мужчина, — закричала та, когда муж хотел броситься на нее, — одумайся! Я докажу тебе, что птица лжет. Уйди лишь на одну эту ночь, а вернувшись утром, поймешь, правду говорит попугай или нет». Купец согласился и остался на ночь у своего друга. Вечером женщина, накинув на клетку с попугаем кожаный фартук, стала поливать его сверху водой, при этом сильно размахивая веером и раскачивая в разные стороны лампу. И еще всю ночь она крутила ручную мельницу. Наконец наступило утро, пришел купец и первым делом начал расспрашивать попугая, что было прошедшей ночью. Попугай ответил ему с упреком: «О, господин, никто ничего не видел и не слышал этой ночью, и я в том числе, потому что всю ночь над городом лил дождь и гремела гроза с молнией!» Купец решил, что ослышался, потому что ничего подобного не происходило. «Ты лжешь мне!» — закричал он в гневе. «Нет, господин, я лишь рассказываю о том, что видели мои глаза и слышали мои уши». Купец сделал вывод, что все, рассказанное птицей о его жене, — ложь и выдумка, и решил помириться с ней. Она же воскликнула: «Клянусь Аллахом, я не прощу тебя, пока ты не убьешь эту птицу, распространявшую обо мне такую гнусную ложь!» Купец свернул попугаю шею. С этих пор, казалось, счастье вернулось в их дом. Но это продолжалось недолго, потому что однажды купец застал свою жену и ее возлюбленного на месте преступления. Тогда он понял, что птица сказала правду, а жена лгала. Он горько раскаялся, что убил верного попугая, и в тот же час перерезал жене горло. «О Аллах, почему ты отнял у меня разум и рассудительность!» — в отчаянии воскликнул он и лишил себя жизни. Погибли все: попугай, жена и купец. И никто не достиг счастья, о котором так мечтал. Даже юноша, сильно тосковавший об утрате возлюбленной.

Шиша забулькала. Сиди Моктар сделал несколько глубоких затяжек, поскольку во время рассказа ему было не до этого.

— Вот такая история, друзья мои, — заключил он.

— Грустная история, скажу я вам, — вздохнул Магистр. — Хотя она и повествует совсем о других судьбах, нежели невольничьи, но содержит то же зерно истины: разум и рассудительность — вот на чем все держится. Прежде чем я что-то осознаю и, соответственно, смогу благоразумно действовать, я должен понять, что происходит. Все так просто. И так сложно. Да пошлет Господь всемогущий больше разума и рассудительности в наш мир!

— Аллах милостивый, милосердный, да будет так! — подхватил сиди Моктар.

Шестой и седьмой дни путешествия протекали без особых неожиданностей, а вот восьмой принес нечто непредвиденное. Они повстречались с караваном, тоже двигавшимся в Оран. Хозяином этого каравана был хаджи Гарун эль-Шалидан, а бесспорным центром внимания — его дочь Будур. Ехали с особой миссией: Будур должна была быть доставлена в Оран к своему жениху. В ожидании этого события семья сиди Гаруна жила много месяцев.

Их караван был таким же по величине, как караван сиди Моктара, поскольку приданое дочери было значительным. А посему большее число воинов сопровождало семью сиди Гаруна. После того как оба хаджи обменялись приветствиями и восславили Аллаха, единственного владыку на земле и на небе, они решили продолжить путь совместно, объединив мощь своих воинов.

— Благословенный день, — объявил сиди Моктар.

И сиди Гарун согласился с ним.

НЕВЕСТА БУДУР

Скажи, мама, почему ты никогда не рассказывала мне о месячных?

Оставив позади город Уджда, они к вечеру прибыли в «Эль-Джуди», большой караван-сарай с просторным двором, вокруг которого были сосредоточены загоны для животных, склады и комнаты для путешественников. Имелась там и общая кухня с примыкающей к ней залой для принятия пищи. Стены были сложены из ветхого кирпича-сырца, лишь местами под толстым слоем пыли поблескивала майоликовая плитка.

«Эль-Джуди» представлял собой довольно хаотичное нагромождение строений, которые на протяжении веков непрерывно видоизменялись и достраивались. Все они были пронизаны бесчисленными коридорами и проходами, узкими крутыми лесенками и маленькими оконцами, через которые проникали лишь скудные лучи солнца.

Оба хаджи договорились о совместной вечерней трапезе в общей зале, что имело немало преимуществ: не надо было разводить огонь для приготовления пищи, не нужно было тепло одеваться, как для ужина под открытым небом, и, наконец, можно было курить благовония и корни алоэ, чтобы отгонять вредных насекомых и перекрывать зловоние, исходившее от жвачных животных.

На полу для простоты выложили коврами большое четырехугольное пространство, перед которым, скрестив по-восточному ноги, уместились все.

— Послушай, брат, — обратился Гарун эль-Шалидан к Моктару Бонали после того, как тот представил ему всех своих друзей, — я рад, что мы повстречались. Времена сейчас опасные, и чем больше охраны у каравана, тем спокойнее. Сейчас мне это особенно важно, потому что жених моей дочери, его имя Камар эр-Рашуд, заплатит за нее не меньше двадцати верблюдов, что, конечно, обязывает меня дать за Будур приличествующее приданое.

— Разумеется, — кивнул сиди Моктар. Он был окружен целым роем своих слуг и слуг собрата-хаджи, однако предпочел сам высматривать поднос с маринованными перепелиными яйцами. Не обнаружив их, купец потянулся к своим любимым медовым орешкам, стоявшим ближе всего. — А сам ты не хочешь подкрепиться?

— Нет-нет, — отмахнулся сиди Гарун. — У меня что-то с желудком. Чем меньше я ем, тем лучше себя чувствую.

То, что у отца невесты проблемы с пищеварением, было написано у него на лице: две глубокие складки пролегли от носа до уголков рта, исчезая в длинной, абсолютно седой бороде. Цвет лица его был скорее буровато-зеленоватым, нежели оливковым.

Витус полюбопытствовал:

— А что ты ешь охотнее всего, если вообще берешь что-то в рот?

Глаза сиди Гаруна засветились от удовольствия:

— О хирург, смею сказать, что Аллаху было угодно одарить меня успехом в жизни, а посему я мог позволить себе самые изысканные кушанья, но любимым блюдом как была, так и остается баранина. Прекрасная жирная баранина. Ничто не сравнится с ней!

— И каждый раз, когда ты чувствуешь себя немного лучше, ты налегаешь на нее?

— Еще бы! Редкие случаи, когда мой желудок не восстает, нужно использовать.

— И все же я советую тебе отказаться от нее в следующий раз. Переизбыток жирного вреден. После этого бывает кислая отрыжка и такие боли в желудке, словно его режут ножом.

— Что?! Ты считаешь, что моя болезнь от баранины? Хочешь запретить мне то единственное, что я могу есть?

Витус улыбнулся:

— Наоборот, ешь все, что хочешь, но как можно больше овощей и запивай их изрядным количеством воды. Откажись вообще от жирного и сладкого, и сам увидишь: уже на свадьбе ты снова получишь удовольствие от еды и напитков.

Сиди Гарун проглотил слюну:

— Я бы с радостью поверил тебе, но откуда ты все это знаешь, хирург?

— Я ведь не просто работаю скальпелем, я знаю, как устроен и работает весь человеческий организм, какие соки текут в нем, к тому же разбираюсь в лечебных травах.

— Благодарю тебя, благодарю от всего сердца! — Хаджи Гарун эль-Шалидан поднялся и почти торжественно пожал Витусу руку. — Раз уж мы заговорили о здоровье, дочурку мою вот уже два дня словно подменили. Ребенок плачет целый день и никого к себе не подпускает. Даже мою любимую жену, свою мать. Сначала я подумал, что Будур скучает по дому, но дело не в этом, я чувствую. Не уверен, понравится ли Аллаху, если я разрешу неверному обследовать мою дочь, но хочу рискнуть. Слишком уж несчастный и безутешный вид у малышки. Посмотришь ее после трапезы, хирург?