Странствия по двум мирам

Он повернулся к столику, за которым писал, и его взгляд вновь задержался на лежащих перед ним листках. Он надеялся хорошенько осмотреть содержимое своей сумки по приезде в гостиницу, хотя уже на баркасе начал с подозрением вглядываться в покорные лица стражников. Векселя герцога были черны от крови и грязи. Что же касается письма к Кармен, то его вторая страница находилась на месте третьей. В ее углу остался смазанный отпечаток указательного пальца. Кто-то читал его письмо.

* * *

Холодный северо-восточный ветер надувал паруса, украшенные большими красными крестами рыцарей святого Иоанна. Флагманский корабль шел во главе конвоя, за ним следовало одно из тех судов новомодной постройки, что получили наименование каравелл; далее плыли пузатые карраки, двухмачтовые грузовые суда, боевые галеры, рассекавшие волны длинными веслами. Арсенальная пристань и купола собора Святого Марка постепенно исчезали за кормой по мере того, как впереди вставало солнце. Достигнув горла бухты, шкипер флагмана приказал пропустить вперед каравеллу, и та, словно норовистая кобылица, рванулась вперед и загарцевала на волнах.

Рыбаки, сопровождавшие флотилию от самой гавани, некоторое время держались поблизости, но вскоре повернули назад, к своим деревушкам, разбросанным среди болот. Несколько матросов вскарабкались на мачты, чтобы попрощаться с удалявшимся городом.

Тафур стоял на корме, пока окрестные селения и темно-зеленые болота не скрылись из виду. Потом он перешел на бак, где его радостно приветствовал стоявший у штурвала шкипер. Это был рыцарь-госпитальер из Тюрингии, здоровый как буйвол, с лысой, как колено, головой и улыбкой младенца, у которого во рту всего четыре зуба. Языку Кастилии, звучавшему в его устах чересчур отрывисто и гортанно, он научился у испанских госпитальеров, осевших на Родосе. Звали его Маркус Хорст.

Шкипер передал штурвал своему помощнику и подошел к Тафуру:

– Ваша милость поднялась на борт в самый последний момент. Мы уж думали, вы решили остаться в Венеции.

Тафур действительно долго выжидал, прежде чем взойти на борт. Шкиперу даже пришлось звать его, потому что юнги уже убирали сходни.

– Кто-то не пришел проводить вас? Какой-то ваш друг? – Шкипер лукаво посмотрел на него. – А может, дама?

Тафур покачал головой. Кто мог провожать его, кроме стражников дона Лоренцо? Что касается дам, то он намеревался заглушить в себе воспоминания о флорентийской Венере. Впрочем, не она была причиной его задержки на берегу. На пристани ему вновь померещились призраки, однажды уже взбудоражившие его воображение. Точнее, речь шла об одном-единственном призраке – дона Фадрике, одетом в тот же черный плащ и с белой маской на лице. Он расхаживал по берегу с видом человека, разыскивающего свой корабль. Когда юнги начали убирать сходни, Тафур потерял его из виду. И уже с палубы корабля увидел, как тот удаляется в сторону галерной пристани.

– Мне показалось, что в толпе мелькнул один мой знакомый. Но я ошибся.

Шкипер был добродушным человеком, но туговатым на ухо, а возможно, и туповатым.

– Ваша милость скоро вернется назад. Увидите, какой праздник тогда вам закатят. Как вы разместились в командорской каюте?

– Превосходно, ваша милость, благодарю вас.

– Зовите меня брат Маркус, ваша милость. Таково мое имя в ордене.

Тафур спросил, когда он сможет поблагодарить командора Родоса за то, что тот разместил его в своей каюте. Он видел его лишь мельком, перед самым отплытием.

– Возможно, в один из ближайших вечеров, если мы пристанем к берегу. Командор просил передать вам, что будет находиться на борту каравеллы вплоть до прибытия на Корфу. Он сожалеет, что до той поры не сможет наслаждаться обществом вашей милости, ибо с нами плывет еще один гость, который также требует внимания. – Помолчав, Маркус смущенно добавил: – Надеюсь, вы не против того, чтобы вашим соседом по каюте был ваш покорный слуга?

Тафур заверил, что о лучшем соседстве не мог и мечтать, но в глубине души ощутил разочарование. Он надеялся, что командор просветит его относительно той части восточного побережья, что расположена напротив Родоса. Загадочный гость – это, очевидно, какой-нибудь высокопоставленный венецианский вельможа, которому его, Тафура, не сочли нужным представить. Неужели недавний прием в палаццо так вскружил ему голову? Поистине, в тихом омуте черти водятся, как сказала бы Кармен.

Он обернулся и поискал глазами каравеллу – белый треугольник, маячивший у самого горизонта. По правому борту флагманский корабль догоняли боевые галеры: благодаря попутному ветру гребцы отдыхали. Тафур обратил внимание, что на их парусах отсутствуют красные кресты.

– Это генуэзские корсары, – угрюмо объяснил Маркус. – Они служат нашему ордену. В иные времена они бросались врассыпную при виде наших кораблей, а нынче охраняют наши кресты. Но в глубине души были бы рады-радешеньки продать нас туркам, как поступили их соотечественники с защитниками Константинополя.

Тафур промолчал. От шкипера не укрылось, что его собеседник смущен.

– Прошу вашу милость извинить меня, наверное, у вас есть друзья в Генуе…

– Да нет, насколько мне известно. И еще мне известно, что не все генуэзцы покрыли себя позором в этом сражении. – Тафур вздохнул. – Мой отец был в числе защитников города вместе с доном Джованни Джустиниани и братьями Боччьярдо, которые бились до конца рядом с императором Палеологом.

Шкипер от удивления широко раскрыл рот, обнажив единственный клык.

– Простите мне эти необдуманные слова, ваша милость. Я не сообразил, что вы уже взрослый мужчина… Могу ли я узнать, как звали вашего достопочтенного отца?

– Хуан Тафур-и-Лусена, идальго из Санлукара. Но я не успел узнать его, как вы можете заключить из моего возраста.

– Да воздаст ему по заслугам Господь. И да останется он навсегда в вашей памяти, а с сегодняшнего дня – и в моей тоже. – Маркус с еще большей неприязнью взглянул на галеры. – Ну, тогда вам не нужно объяснять, о каком предательстве я толкую.

В последние дни осады Константинополя генуэзцы с соседнего полуострова Пера открыли ворота Босфора туркам в обмен на обещание не трогать их имущество. Не удовольствовавшись этим позорным поступком, они предупредили Мехмеда о передвижениях христиан, стремившихся прорвать осаду города. Константинополь пал, и с той поры военные суда султана Османской империи беспрепятственно бороздили воды Средиземного моря вместе с целым легионом пиратов и корсаров разного рода и племени, от Сирии до Триполитании и от Египта до Алжира.

– С тех пор здесь настали плохие времена. А будет еще хуже. – Маркус заметил, что Тафур не сводит глаз с генуэзских галер. – Но ваша милость не должна тревожиться из-за этих разбойников. Ни один волос не упадет с головы того, кто является гостем Родоса. Ну а если они осмелятся на какие-то козни, то будут иметь дело со мной.

Шкипер с угрожающим видом погладил ремень, на котором висела его шпага. Тафур невольно бросил взгляд на его лысый череп. Казалось, еще немного, и он разглядит мозги под этой гладкой, без единого волоска, кожей. Но в любом случае, когда они будут заходить в порты, желательно, чтобы Тафур не приближался к галерам генуэзцев. Никогда нельзя быть уверенным в их намерениях, даже если столкнешься с ними лицом к лицу.