Странствия по двум мирам

Но, наверное, не менее опасно путешествовать, словно арестанту, под конвоем четырех тюремщиков, пусть даже они и носят шесть червленых шаров на своих ливреях. Когда они плыли с братом Антонио по морю, для него не существовало опасности, которую нельзя было бы устранить с помощью шпаги, если не считать морских бурь. Но стоило приехать во Флоренцию, как душа его наполнилась страхами и недобрыми предчувствиями. Теперь он должен был опасаться не только за письмо герцога, но и за поручение Медичи, а попутно и за свою жизнь и, между прочим, за свою душу, которая вот уже восемь дней живет без покаяния. И одному Господу ведомо, сколько еще дней ему придется провести в неизвестности и тревоге.

Он закрыл глаза и не открывал их, несмотря на назойливый перестук копыт. Из темноты выплыло лицо прекрасной флорентийки. В какое мгновение она его околдовала? Любовь входит через глаза, из глаз же струится ее свет, говорил Авиценна, а это был мудрец, хотя и мавр. Она проникает в самое сердце, оставляя там след, который не в силах стереть ни насмешки, ни разлуки. Эта истина также отпечаталась в его душе наряду со всеми уроками старого еврея, его наставника. Всего один миг смотрела на него Симонетта, стоя под лампой в музыкальной зале. Свет, струившийся из ее очей, сделал из него пленника.

А не было ли все это подстроено каноником Фичино? Но даже предполагать такое – оскорбительно для девушки. И для каноника тоже, как-никак он слуга Церкви. Тем не менее он, Тафур, не согласился бы так быстро отправиться на поиски трактата, не будь его душа смущена, а чувства и мысли в смятении. Не принял бы он и другое предложение, которое каноник и Веспуччи сделали ему перед самым отбытием. Покинув кабинет Фичино, он спустился во двор и увидел ту самую девушку у фонтана, и она стояла там одна, хотя было уже очень поздно. Он выхватил ее платок из рукава так, словно это был раскаленный уголек. Девушка засмеялась под вуалью. Она снова на него взглянула. Grazie. Aspetlo il mio scuderio 12 . Куда мог подеваться в такое время ее слуга? Тем более оставив ее одну?

12

Спасибо. Я дожидаюсь своего слугу (ит.).

Сердце предостерегало его, но он был не в силах побороть искушение. Снова и снова искал он ее глаза, скрытые вуалью. Почему он не призвал тогда на помощь Кармен? Почему не взывает к ней сейчас? Если, возвратившись в Санлукар, он узнает, что Кармен стала женой дона Фадрике, ему не на кого будет пенять. Встречались в хрониках рыцари, которые служили чужой даме, относясь к своей как к святой в алтаре, но они не меняли первую на вторую, а оберегали обеих от обид и оскорблений. Он должен подробно объяснить все это Кармен. Но пока не пришла эта пора, наверное, лучше будет промолчать об этом. Что же до остального, то на следующий вечер прекрасная дама его словно не замечала. Чтобы ввергнуть в еще большее искушение? Или же просто ослабила свои чары, так как поняла, что он уже пленен? Вопросы стучали в висках, словно камешки под каретой. Впрочем, камешки уже не стучали, и копыта тоже не цокали. Экипаж остановился у почтовой станции.

Появился смотритель с масляной лампой в руке. Осторожно ступая меж навозных куч, над которыми поднимался пар, он приблизился к ним. Конюхи расседлали скакунов эскорта, затем распрягли карету и увели лошадей. Тафур не отходил от своего сундучка, пока запрягали новую четверку лошадей, на сей раз вороных, которые недовольно пофыркивали из-за того, что их сон столь бесцеремонно нарушили. Тем не менее они с места взяли в галоп, и карета покатилась в направлении переправы через По. На следующем повороте один из стражников поскакал полем наискосок, чтобы успеть перехватить баркас на этом берегу. Над полями Феррары поднималась густая пелена тумана, превращавшаяся в бесформенные клочья, когда ее рассекала на своем пути карета. Кучер протянул плащ, и Тафур с удовольствием закутался в него.

Да, прекрасная дама его словно не замечала. И обменяться с ней каким-нибудь знаком так, чтобы этого не заметил дон Джулиано Медичи, тоже было невозможно. Последний не спускал с нее глаз на протяжении всего праздника и не позволял больше ни с кем танцевать. Поклоны, вращения, повороты… Кто рискнул бы соперничать в изяществе с хозяином дома? Уж конечно, не он, со своими неуклюжими ногами в походных сапожищах. Несмотря на вчерашние объяснения Фичино, дон Джулиано не выглядел ни больным, ни выздоравливающим. Разве что его болезнь тоже именовалась любовью и прекрасная Симонетта была одновременно и недугом, и лекарством от него.

Он спрятался в уголке, за спиной у Веспуччи, чтобы другие приглашенные не задали ему неуместных вопросов, но когда наступила очередь танца Венеры, не сумел удержаться и протиснулся в первый ряд зрителей. Симонетта должна была его видеть, когда она и ее подруги танцевали под звуки гармоничной музыки, изящные и невесомые, как три грации. Но на этот раз ее глаза ни разу не блеснули под маской. Не успела затихнуть лира, как к нему подошел Веспуччи. Уже наступила полночь, и карета ждала его у дверей.

Он приподнялся на подушках и дотронулся до нагрудного кармана. Чуть ниже прощупывался бархатный мешочек, который портной Медичи пришил к его сорочке. Он открывал его всего раз, когда Фичино и Веспуччи показали ему этот мешочек в кабинете, но даже еще не разглядев как следует его содержимое, он навсегда впитал глазами цвет этого порошка. Да, именно порошка, из тех, что художники используют для изготовления красок, сочетавшего в себе серые и зеленоватые, голубые и аквамариновые тона, краски моря на закате. Точно такого цвета были глаза у Симонетты.

Наконец, сраженный усталостью, он уснул. Неизвестно, сколько времени он проспал, когда услышал ржание лошадей, и в тот же миг кучер повалился на него с козел. Тафур схватился за эфес шпаги, но не мог выхватить ее из ножен: мешал кучер, навалившийся на него всей тяжестью. Тафур потряс его за плечи.

– Banditti, signore! Ladri! 13

Разбойники? Бандиты?

Он вскарабкался на козлы и ухватился за висевшие поводья. Потом спрыгнул на землю, сжимая в руке шпагу, и вдруг почувствовал такой холод в груди, словно на нем не было кафтана: казалось, сырой туман проник во все поры. Сбоку от дороги, шагах в двадцати от экипажа, мчались две тени, преследуемые стражниками арьергарда.

13

Бандиты, синьор! Разбойники! (ит.)

Тафур подошел вплотную к карете и вновь почувствовал холодок: у него похитили дорожную сумку с письмом к Кармен и векселем герцога.

Кучер пытался удержать его, когда он рванулся в сторону леса. Впрочем, Тафур сам остановился, увидев испуганные глаза кучера, уставившиеся на его грудь. Он повернулся в сторону луны, всходившей над лесом, пощупал продырявленную сорочку, мокрое пятно на груди и взглянул на свои влажные и темные пальцы на свету. Кучер оторвал рукав рубашки, чтобы остановить кровь. Один из передних стражников спешился и бросился на помощь.

Тафуру помогли забраться в карету, но перевязывать себе рану он не позволил, занявшись этим самостоятельно. И хотя крови вытекло порядочно, речь шла о пустяковой царапине, которую ни один уважающий себя турнирный боец и раной-то не назовет. Письмо герцога не пострадало. Несколько капель крови попало на бархатный мешочек. Он оторвал его и сунул в карман. Потом осмотрел шпагу. И с таким оружием он надеялся совершать подвиги на Востоке? Если бы не кучер, валяться бы ему сейчас с кинжалом между ребер.