Странствия Шута

Обшарив их, я нашел отличный набор маленьких отмычек и миниатюрную пилку с острыми зубцами. В другом кармане обнаружился бритвенно-острый ножичек, какие предпочитают карманники. Насчет своих способностей в этом ремесле я сильно сомневался. Несколько раз мне доводилось шарить по чужим карманам по приказу Чейда – не в поисках денег, конечно, а чтобы выяснить, чьи любовные письма хранит в кошельке Регал или у кого из слуг завелось слишком много серебра для честного лакея. Но это было много лет назад. Очень много.

Шут в кровати еле слышно застонал, и я, перебросив камзол через руку, кинулся к нему.

– Шут! Ты проснулся?

Его лоб был изборожден морщинами, глаза плотно закрыты, но при звуках моего голоса на губах Шута появилось нечто похожее на улыбку.

– Фитц… Это сон, да?

– Нет, дружище. Ты здесь, в Оленьем замке. И в безопасности.

– Ах, Фитц. Я всегда в опасности. – Он слегка закашлялся. – Я думал, что умер. Проснулся – и не почувствовал ни боли, ни холода. Вот я и решил, что наконец умер. А потом пошевелился, и боль вернулась.

– Прости меня, Шут.

Это я нанес ему самые свежие раны. Я не признал его, увидев, как больной и, возможно, безумный нищий прижимает к себе мою Би. Я бросился спасать дочь и несколько раз ударил его ножом, прежде чем понял, что вижу перед собой моего самого старого друга на всем белом свете. Я бросился лечить его при помощи Силы, это помогло закрыть раны и остановить кровотечение, но исцеление истощило его. Кроме того, пока я врачевал то, в чем был виноват сам, я обнаружил в теле Шута и другие, давние, повреждения. Зараза, которую он носит в себе, пожирает его изнутри. Медленно убивает. Остается только одно: дать Шуту набраться сил в достаточной мере, чтобы можно было предпринять более серьезное исцеление.

– Ты голоден? Есть тушеное мясо, очень мягкое. А еще красное вино и хлеб. И масло.

Он ответил не сразу. Его слепые глаза казались тускло-серыми в скудном свете. Они двигались в глазницах, как будто он пытался разглядеть все, о чем я говорил.

– Правда? – сказал Шут. – Тут в самом деле столько еды? Ох, Фитц, я боюсь двинуться с места – вдруг очнусь и окажется, что и тепло, и одеяла, и еда – только сон…

– Тогда давай я принесу тебе еду в постель?

– Нет-нет, не надо. У меня все мимо рта. Дело не только в слепоте, но и в руках. Они дрожат. И дергаются.

Он пошевелил руками, и мне стало дурно. На одной подушечки пальцев были срезаны, и на их месте наросли грубые рубцы. Костяшки страшно выпирали. А ведь когда-то это были красивые и изящные кисти, они так ловко жонглировали, разыгрывали кукольные представления и резали по дереву… Я отвел глаза.

– Тогда пойдем. Давай я помогу тебе устроиться в кресле у огня, как вчера.

– Позволь я сам буду искать дорогу, а ты только предупреждай меня, чтобы я что-нибудь не опрокинул. Хочу обследовать комнату. С тех пор, как меня ослепили, я неплохо научился обследовать комнаты на ощупь.

Я не нашелся, что ответить. Шут тяжело навалился на мою руку, и я пошел рядом, поддерживая его, пока он нашаривал дорогу.

– Чуть левее, – предупредил его я.

Шут сильно хромал. Кажется, ему было очень больно опираться на опухшую ногу. Как ему вообще удалось проделать столь долгий путь в таком состоянии? Как он шел в одиночку по дорогам, ничего не видя? Не сейчас, сказал я себе. У нас еще будет время поговорить об этом.

Нащупав спинку кресла, он ухватился за нее и нашарил подлокотник. Обойти кресло и опуститься в него тоже потребовало некоторых усилий. Справившись, он вздохнул – не то чтобы удовлетворенно, но так, будто закончил непростое дело. Его дрожащие пальцы легко пробежались по столу, потом он опустил руки на колени.

– Боль не дает покоя, но, думаю, она не помешает мне проделать обратный путь. Вот отдохну тут немного, подлечусь – и мы с тобой пойдем и выжжем это змеиное гнездо. Но мне нужно вернуть себе зрение, Фитц. Я хочу быть тебе не обузой, а помощником на пути в Клеррес. Вместе мы заставим их заплатить за все. Мы совершим правосудие, которого они заслуживают.

Правосудие. Чейд всегда называл дела тайных убийц «тихой работой» или «королевским судом». А если я отправлюсь в путь, вняв просьбам Шута, что я буду вершить? Шутовской суд?

– Сейчас я положу тебе еды, – сказал я, решив пока ничего не отвечать Шуту на его тревоги.

Я положил ему на тарелку немного мелко нарезанного мяса и несколько маленьких ломтиков хлеба с маслом. Налил в кружку вино. Потом взял Шута за руку, чтобы дать ему нащупать приборы, но забыл предупредить его, и он дернулся так, будто мое прикосновение обжигало.

– Прости! – выпалили мы одновременно.

Я усмехнулся, но Шут остался серьезен.

– Хотел помочь тебе найти еду, – пояснил я.

– Знаю, – тихо ответил он.

Его руки, словно пугливые мыши, нашарили кромку столешницы и несмело двинулись дальше. Замерли у края тарелки. Пальцы пробежались по ее содержимому, едва касаясь. Наконец Шут взял кусок мяса и положил в рот. Я хотел было сказать ему, что рядом лежит вилка, но прикусил язык. Разумеется, он и сам это понимал. Не стоит указывать измученному калеке на столовые приборы, будто забывчивому ребенку. Шут ощупью нашел салфетку.

Некоторое время мы молча ели. Прикончив то, что лежало у него на тарелке, Шут мягко попросил меня нарезать ему еще мяса и хлеба. Пока я занимался этим, он вдруг спросил:

– Ну и как складывалась твоя жизнь, пока меня не было?

Я замер на мгновение, потом переложил нарезанное ему на тарелку.

– Это была прекрасная жизнь, – сказал я и сам удивился тому, что голос у меня не дрогнул.

Так трудно было подобрать слова… Как вкратце рассказать обо всем, что произошло за двадцать четыре года? Как описать ухаживание, женитьбу, рождение дочери и смерть жены? Я попытался.

– Что ж… Когда мы с тобой расстались? Я тогда затерялся в столпах Силы по пути домой. Дорога, которая прежде занимала мгновения, отняла у меня несколько месяцев. Но однажды камень все-таки выплюнул меня. Я потерял сознание, а когда пришел в себя, узнал, что ты был здесь, но ушел. Чейд передал мне твой подарок, резную фигурку. Я наконец познакомился с Неттл. Она встретила меня в штыки, особенно поначалу. Я… ну, я стал ухаживать за Молли. Мы поженились. – У меня перехватило горло. Пересказывая нашу историю, пусть даже так скупо и коротко, я вновь ощутил, сколь много потерял, и сердце мое облилось кровью. Я хотел сказать, что мы были счастливы. Но не мог выговорить этого в прошедшем времени.

– Соболезную твоей утрате. – В устах Шута традиционная формула прозвучала с искренним сочувствием.

На миг я растерялся:

– Откуда ты?..

– Откуда я знаю? – Он тихо хмыкнул, словно бы недоверчиво. – Ах, Фитц. Почему, по-твоему, я оставил вас? Я хотел, чтобы ты хоть немного пожил той жизнью, которая в моих видениях будущего должна была начаться после того, как я умру. Я видел множество будущих, но во всех ты неустанно добивался Молли, завоевывал ее сердце и наконец обретал, пусть отчасти, счастье и покой. То счастье, что оставалось для тебя недостижимым, покуда я был рядом. Во множестве вариантов будущего она умирала и ты оставался в одиночестве. Однако эта утрата не отменяет всего того, что у тебя было, – все эти годы с Молли. Она так любила тебя.