Странствующая труппа

– Полноте вы! – раздраженно отвечала ему Котомцева. – Мы не любительствовать сюда приехали, а хлеб насущный добывать. Ведь первый спектакль был в воскресенье, а едва полсбора. Уж ежели в первый спектакль хорошо не взяли, то никогда не возьмем. Это уж сейчас видно, что здесь проклятое, глухое место.

– Однако, как бы то ни было, от первого спектакля ты и Безымянцева свои гардеробы выкупили, – возразил муж.

– Какой же это выкуп, ежели эти костюмы, как только придут из Петербурга, сейчас надо вновь закладывать, чтобы за номер и за еду в гостиницу заплатить. Ведь уж сегодня присылали со счетом от хозяина, требуют.

– Возьмете, барынька, недурной сбор в воскресенье. Даю вам слово, – стоял на своем лесничий. – Сегодня с заводов публики нет, потому что там в будни до восьми часов вечера работают, а по воскресеньям работы нет.

Подошел Суслов с накрашенным красной краской носом и в клетчатых брюках сына головы.

Котомцев взглянул на него и спросил:

– Что ж ты без парика-то? Ведь у нас лысый парик свободен.

– Э, что! Не стоит! – махнул рукой Суслов. – Быть бы здорову, да попасть бы в Царство Небесное. Днепровский не замазавши брови играет, и я не хочу в парике играть. Начинай.

Котомцев еще раз заглянул сквозь занавес в зрительную залу и сказал:

– Как будто бы с давешнего человека два в зрительной зале прибавилось. Не подождать ли с четверть часика? Авось еще кто-нибудь набежит.

– Теперь навряд кто явится! Ведь уж и так четверть восьмого, – отвечал лесничий.

– Вы думаете? Хоть бы еще рублишек на пять…

– Нет, нет, ничего не будет. Да и дождь накрапывает. Сейчас я бегал через двор к жене в дамскую уборную, так довольно крупные капли.

– Я уж сюда перебежала под зонтиком, – сказала Безымянцева.

– А вот на счастье две новые дамы и вошли в театр! – воскликнул Котомцев, все еще смотря в щель занавеса.

– Покажи-ка, покажи-ка… – отодвинул Котомцева от занавеса Днепровский, заглянул в щель занавеса и сказал:

– Ну, брат, от этой публики сыт не будешь. Это жена и дочь хозяина нашей гостиницы. Они по даровым билетам.

– По даровым? Зачем же им дали даровые билеты? В гостинице к нам пристают с ножом к горлу со счетом и требуют денег, а вы билеты раздариваете!

– Затем и дали даровые билеты, чтоб с ножом к горлу насчет денег не приставали. Надо же задобрить.

– Так я, господа, полезу в суфлерскую будку? – предлагал лесничий.

– Полезайте, полезайте… Сейчас начнем. Ну, господа, кто на сцене? Занимайте места.

Занавес подняли при совсем пустом театре.

XV

На третий спектакль в афишах были объявлены комедия Островского «Не в свои сани не садись» и водевиль «Что имеем, не храним». Формат афиши был увеличен вдвое, белая бумага заменена красной, желтой и зеленой, названия пьес были напечатаны самыми крупными буквами, спектакль был назначен в воскресенье. Актеры ожидали хорошего сбора. Еще с вечера в кассе, то есть в типографии Варганчика и в суровской лавке Глоталова, было продано на двадцать шесть рублей билетов, мировой судья навязал кому-то на семь рублей, лесничиха продала на пять рублей, но на этом и «заколодило», как выражался Котомцев. В воскресенье с полудня пошел проливной дождь, продолжался вплоть до вечера, и театр во время спектакля был пуст. Не пришли даже и некоторые из тех, которые с вечера взяли билеты. Актеры, потерявшие всякую энергию, играли спустя рукава. Уныние было полное. Котомцева была раздражена.

– Вот вам и воскресенье! Вот вам и праздник! Рассказывали, что здесь только по праздникам сборы. Подите в кассу, полюбуйтесь, посчитайте, сколько продано, – говорила она лесничему. – Сегодня только трое каких-то приказчиков приехали за билетами, да и то пьяные.

– Да ведь посмотрите, барынька, какой дождь с утра, – отвечал лесничий. – А дождь уж от Бога. Супротив Бога ничего не поделаешь.

– Сегодня дождь – и оттого сбора нет, в среду поминки у головы – и оттого сбора нет. Что же это за место такое проклятое, что то дождь, то поминки мешают сборам! Просто это оттого, что мы играем за городом, у черта на куличках.

– И это имеет влияние! То, что театр за городом, – большое препятствие сборам, но будь хорошая сухая погода – даю слово, что около двухсот рублей сегодня собрали бы. Я знаю, многие сегодня собирались в театр и из-за дождя не приехали.

– Чует мое сердце, что застрянем мы здесь и не с чем нам будет даже выехать.

– Полноте, полноте! Уж до Краснопузырска-то мы вас доставим, – утешал ее лесничий.

– Последнее это дело будет, ежели Христа ради нас станут из города в город переправлять. Да и с чем мы туда приедем? Костюмы-то вот мои придут из Петербурга, из заклада – сейчас и придется их вновь закладывать, чтобы с гостиницей рассчитаться.

Сам Котомцев угрюмо молчал и кусал губы.

– В среду надо попробовать не ставить здесь спектакля, а попробовать устроить литературно-музыкальный вечер в ратуше, – сказал он наконец. – Ратуша все-таки в центре посада, и туда публика охотнее пойдет. Я могу прочесть «Записки сумасшедшего» Гоголя, ваша супруга споет малороссийские песни. Она отлично поет, – обратился он к лесничему. – Моя жена прочтет несколько стихотворений, господин Кац сыграет на рояле…

– В чем я буду читать стихотворения-то перед публикой, позвольте вас спросить? Не в этом ли ситцевом платье? – иронически задала ему вопрос жена.

– Да уж к среде, душечка, должны же прийти из Петербурга твои хорошие платья. Это один-единственный исход. В среду нельзя здесь ставить спектакля. Сбору будет еще меньше, чем сегодня. А вечер в ратуше – другое дело.

– Жена моя к вашим услугам… – поклонился лесничий.

– Господа! Я хочу музыкально-литературный вечер в ратуше в среду устроить! – крикнул Котомцев бродившим по сцене актерам. – А здесь спектакль отменим. Голова обещал мне залу в ратуше.

– Ну что ж, отлично! Я комические куплеты пропою, – откликнулся Суслов. – Только вот в чем штука: у меня фрака нет.

– Найдем фрак, – сказал лесничий. – С нотариуса, с Евлампия Петровича, фрак будет тебе в самый раз.

– Алексей Павлыч! Ты что прочтешь? – спрашивал Котомцев Днепровского.

– Наизусть ничего никогда не читал, но ежели надо, из «Братьев Карамазовых» Достоевского по книге прочту.

– Да уж надо из чего-нибудь вечер составлять. Даша качучу станцует. Коротенькая юбочка и трико у нас найдутся.

– Нет, Анатолий, я не могу… – потупилась свояченица Котомцева.

– Отчего не можешь? Танцевала ведь прежде.

– Да, когда я девочкой была. А теперь нет, нет!

– Глупая! Да ты теперь будешь больше иметь успеха, чем девочкой… На ура примут.

– Нет, нет. Не просите.

К ней подскочили сын головы и сын кабатчика Подседова.

– Дарья Ивановна, станцуйте, – упрашивали они.

– Ни за что на свете!

– Я вам букет поднесу, – говорил Подседов.

– Очень вам благодарна, но не могу я качучу танцевать, ежели у меня даже кастаньет нет.

– Врешь, врешь. Кастаньеты у тебя в саквояже, – заметила ей сестра.