Страшные сказки для дочерей киммерийца

— Обживаетесь? Эт хорошо! Вы с ребятами потолкуйте, они худого не посоветуют.

И ушёл почти радостный, уже однозначно определив грозных пришельцев в графу «прибыль». Караульные — не глупцы, сколько бы ни выпили — истинного размера положенной стражникам платы не скажут. А, значит, на луну, а то и две плату эту можно будет уполовинить, да умножить на три. Приятная мысль.

Десятник не был бы столь уверен в благоразумном молчании караульщиков, если бы заглянул под стол и обнаружил, что, вдобавок к стоящему наверху кувшину, там обретаются ещё более дюжины его братьев-близнецов. Но с какой стати десятнику под стол заглядывать? Невместно ему. Вот и ушёл, довольный…

Конан поднял кружку к губам, глотнул, незаметно оглядывая караулку. Пятеро стражников мало отличались по состоянию от своего самого юного собрата. Разве что тем, что двое из них пока ещё не спали, пытаясь с пьяной дотошностью выяснить какие-то нанесённые друг другу позапрошлозимние обиды. Да лез периодически с жаркими объятиями Эзра, повысивший Конана из просто «лучшего друга» до «брата». Эзре, похоже, всё было нипочем, хотя и пил он не менее прочих.

Что ж, более удобного момента может и не представиться…

— Пойду, проветрюсь, — медленно выговорил Конан в пространство и встал с нарочитой пьяной тяжеловесностью. Пошёл к двери, пошатываясь и прихватив со стола кружку. Вставшему было следом Клавию сделал незаметную отмашку-запрет — сиди, мол, за обстановкой наблюдай. Действительно, выйди они на улицу вдвоём, Эзра может и следом потащиться. И даже не из подозрительности, а просто так, потому что общаться в караулке станет не с кем.

Догорающий на стене факел чадил, слегка раздвигая ночной мрак. Лестница была высокой и крутой, Конан спускался шумно и неторопливо. Но кружку держал ровно.

— Вышел вот, — с пьяной сосредоточенностью доложил стоящему внизу стражнику. — Проветриться.

Вообще-то стражникам здесь полагалось стоять по двое — в связи с осадой. Но вторым был тот, самый молоденький. Его развезло после первой же кружки, и он просто не смог вернуться на пост. Да и пост этот не зря считался синекурой. Что тут могло случиться — при закрытых-то воротах? Это тебе не всю ночь на вышке угловой торчать и в темень непроглядную до одури всматриваться, глаза напрягая.

Солдат, давно уже с завистью прислушивающийся к доносящимся из надвратной караулки звукам ночной пирушки, с тоской посмотрел на кружку. Сглотнул густую слюну. Конан неторопливо поднёс кружку ко рту и сделал шумный глоток. Хекнул, зажмуриваясь и выражая лицом несказанное удовольствие. Лица стражника по причине зажмуренных глаз он не видел. Но отчётливо слышал, как тот снова страдальчески сглотнул.

Конан глотнул ещё раз. Отставил пустую кружку на ступеньку. Стражник вздохнул и переступил с ноги на ногу, проводив кружку тоскливым взглядом.

— Ты, эта… — Конан сделал рукой великодушный жест, тяжело оседая на ступеньки рядом с кружкой. — Иди. А то они там… всё выпьют! А я тут… вместо тебя пока… ик… покараулю.

Стражник не стал заставлять себя упрашивать — дунул по лестнице вверх так, что только пятки засверкали. Конан подождал, пока грохот деревянных сандалий по деревянным же ступенькам сменится грохотом двери, отрезавшим шум пьяного веселья, и встал.

Он больше не притворялся пьяным и двигался стремительнее и бесшумнее снежного барса. Дополнительные брусья подались легко — на все три не больше десяти ударов сердца. Главное было — положить их на мостовую аккуратно, не брякнув о камни. Но вот главный брус, тот самый, из цельного ствола железного дерева…

Вообще-то считалось, что троим стражникам это не под силу. Эзра хвастался, что в Сабатее даже вроде состязания такие проводили — кто и на сколько пальцев сумеет приподнять хотя бы один конец бруса. Несколько пальцев Конана не устраивало — крючья, на которых брус лежал, были не менее двух ладоней. Хорошо ещё, что высота вполне удобная, как раз на уровне плеч. Конан упёрся поудобнее руками в отполированный сотнями ладоней ствол и напрягся…

* * *

Ворота не скрипнули.

Почему-то киммериец был уверен — обязательно скрипнут, и в ночной тишине скрип этот переполошит полгорода. И потому приоткрыть осмелился лишь на ширину собственного тела — только-только, чтобы протиснуться. Замер, осматриваясь и соображая — а что делать дальше?

Закарис расположился грамотно, в двух полётах стрелы, костры его лагеря прерывистой цепочкой охватывали город с вечерне-полуночной стороны. Все огни практически одинаковы. И сразу определить, где находится сам король Асгалуна и Квентий с «Чёрными драконами», Конан не мог. Бросаться же к первому попавшемуся костру — затея не слишком умная. С перепугу могут и подстрелить, не разобравшись, возникнет шум, суматоха, стражники в городе заметят. А то ещё и с проверкой пойдут, и на тебе, такой сюрприз — перепившаяся вусмерть караульня и открытые настежь ворота. А это нам уж и совсем ни к чему.

Пронзительный крик Ночного Охотника разорвал тишину. Придушенный писк мыши словно послужил ответом. И опять — ни звука.

Странно.

Ночной Охотник — птица далеких полуночных краёв. Что ей делать в такой жаркой полуденной стране? Да и не на мышей она обычно охотится, а на что-нибудь покрупнее. Мышь ей — на один клевок, даже червячка не заморить…

Чёрные тени возникли вокруг неожиданно. Обступили плотным кольцом, словно угрожая, а за ними смутно угадывались другие, и ещё. Казалось, сама ночная степь рожает эти затянутые в мрак фигуры. И не будет им ни конца и не края, как и самой степи.

— Доброй ночи, мой король!

Конан не вздрогнул, услышав знакомый голос. Как и раньше, при виде чёрных фигур, не стал выхватывать меч. Даже рукой к нему не потянулся. Крик полуночной птицы заранее всё объяснил.

— И тебе доброй ночи, Квентий. Давно ждёте?

— С самого заката. Мы бы и раньше могли, да рассудили, что вряд ли ты откроешь ворота при ясном свете. Скорее уж ночью, поближе к утру, когда все устанут.

Конан посторонился, наблюдая, как беззвучно и стремительно сквозь расширенную щель в город втекает чёрная река. Слишком их много.

— А в лагере — кто остался?

— Двое при лошадях и палатках, да по одному человеку на каждые три костра, огонь поддерживать.

Конан присвистнул. Чёрная смертоносная река продолжала течь мимо совершенно беззвучно. Лишь изредка доносилось лёгкое звяканье не слишком хорошо обмотанного тряпками оружия.

— А если бы я не смог открыть ворота?

Квентий хохотнул:

— Ты — и не смог бы?! Не смеши!

* * *

Дворец взяли так же быстро, как ранее — дом Нийнгааль. И почти так же бескровно. Только тут к расположившемуся в тронном кресле Конану приволокли полураздетым и до смерти перепуганным не домашнего управителя, а самого Зерала, короля славного города Сабатея.

— Мне не нужен город, — сказал Конан скучным голосом, глядя в сторону. — Настолько не нужен, что я могу приказать своим воинам — и они камня на камне от него не оставят. А могу приказать — и они уйдут, ничего не тронув. Мне другое нужно. И это другое я получу — с твоей помощью или без неё. Что ты выбираешь?

Толстый и дебелый, Зерал только дрожал оплывающей на солнце снежной кучей, не способный не только ответить, но и понять. Но среди согнанных в углу зала слуг и придворных возникло короткое замешательство, и в первый ряд протиснулся молодой человек. Он придвинулся почти вплотную к оцепившим угол стражникам и крикнул ломающимся голосом: