Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

Бреясь утром перед сборами и очень волнуясь — в стране издевательств и унижений Сисин занимал последнее место с края — Сисин порезал себе кожу на адамовом яблоке — он заклеил пластырем рану и поехал на сборы — там все было окутано тайной, как на войне — никто не знал, ни куда едем, ни когда — к вечеру в автобусах их отвезли на Павелецкий вокзал — грузили в плацкартные вагоны — везли ночь — утром на платформе нас встретило золото полковых труб — простоволосые пассажиры оглядывались — на грузовиках поехали по лесам, по полям — остановились у болота — ночами квакали лягушки — объявили военную тревогу — решив, что немцы, местное население ушло в партизаны — ходили военным строем — каждый божий вечер ели треску — вдруг американцы высадились на Луне — ели треску — ходили как в воду опущенные — все просыпались с маленькими опущенными хуями — антистоин! — в киселе — кисель никто не пил, кроме импотентов — Сисин в жару надевал гимнастерку на тренировочный костюм, чтобы не запачкать армией домашнее тело — он не застегивал пуговицы на горле — но белый воротничок неуклюже пришил — все завидовали порезу — наносили удары в сердце немецких городов — разрывали красные сосуды автобанов — семь причин, по которым американцев нельзя считать великой нацией — ну, во-первых, не нация, а эмигрантский сброд — дальше — дальше не помню, товарищ майор — отправили на кухню чистить картошку — в ржавых ваннах оттаивала треска — дух стоял — французы любят красное вино — напившись, у них краснеют щеки, носы, и они становятся очень болтливыми — майор рассказал о том, что вербовать перебежчиков нужно с помощью сентиментальных листовок — Сисин написал рождественскую листовку с призывом переходить к нам в плен — француз, война для тебя закончится — не нужно будет бояться пуль — в те дни, пока ты сидишь в окопах, твою невесту ведут в ресторан штабные парижские крысы — ему представилась любимая Ирма — белые ночи — сдавайся — переходи на нашу сторону, француз! — если бы не Октябрь, Россия была бы самой богатой страной в мире — мечтала Элла Борисовна — тогда бы вы не родились — вмешался Сисин — а это еще не известно — сказала Элла Борисовна с вызовом — мои родители не были случайным семейством! — Марк Шагал в личной жизни был мелочным человеком — мимоходом поделилась она воспоминанием — майор объяснил, что нельзя близко подходить к передатчику — можно от резкости голоса обосраться — они залегли на противоположном берегу озера — они должны были записать текст листовок — ничего не было слышно, кроме хрипов — Сисин лежал в траве и кусал травинку — в армию он взял сценарии Бергмана — он хотел выбить армию скандинавской культурой — ночью ушли в самоволку — ползли к бабке за водкой — как увидели машину с офицерами, бросились в канаву — молодая жизнь была полна ярких красок — пролежали в канаве час — оказалось: — шлагбаум — сделали марш-бросок — в лесу насобирали большое количество грибов — варили в ведрах — ели — не отравились — Сисин нес огнемет — он рассказал всем, что у него прошел порез, но он снова наклеил на здоровое горло пластырь — лейтенантики были провинциалами — боялись московских студентов — однако старшие офицеры были суками — их выстроили перед столовой — курсант Сисин, три шага вперед! — Сисин вышел — перед ним стоял полковник-командир — это что у вас? — спросил Рубинский, указуя на пластырь — рана — сказал Сисин — иначе говоря, порез — однажды их подняли по тревоге — Сисин спал на втором этаже нар — под ним спал тихоня-педераст — в университете он получал хорошие отметки — Сисин со священным ужасом смотрел на спящего деревенского педераста — педераст — надо же — Красиков знал службу — их сгубил юмор — от меня до следующего столба шагом марш! — капитан обиделся — стенгазету запретили — все ушли маршировать — казарма приобрела домашний вид — громко квакали лягушки — Сисин писал Ирме сентиментальные письма — называл ее ласковыми словами — Красиков предложил выпить — закусить «Аленкой» — буфетчица, поколебавшись, налила по стакану — было девять часов утра — преодолевая отвращение, Сисин выпил — их в окно заметил сержант — он подмигнул — завидуя — порез, товарищ полковник! — Рубинский был начальником сборов — Сисин был тогда еще не Бог — он был солдат — курсант — солдатик, пропусти — нельзя — сказал Сисин — стреляют — по тревоге все быстро оделись — выстрои лись — капитан спал под деревянным крыльцом казармы — разошлись — пошли спать — снимите пластырь — приказал полковник — не могу — сказал Сисин — там рана — мне больно — отправляйтесь в санчасть — приказал полковник — без справки не возвращайтесь — Сисин, горестный, отправился в санчасть — он боялся, что его отдадут под трибунал и расстреляют — в санчасти никого не было — Сисин сидел на крыльце и курил — пришел лекарь — что у тебя? — понос? — Сисин боялся военных лекарей — они заставляли приседать голыми — разденьтесь до пояса — он разделся — врач послушал сердце — снимите трусы! — нагнитесь! — раздвиньте ягодицы! — Сисин умирал от сладости унижения — он всю жизнь мстил армии — раздвигая жопы, как кусты — его волновала беспомощность ануса — на диване на Сретенке сплелись четыре девки — у всех на грязных ногах синяки — в черных плавках Нюшка была лесбийским атаманом — она их по очереди переебла двумя пальцами — она ебла их, как будто стреляла из пулемета «максим» — Сисин сидел и смотрел, подперев кулаком щеку — девки перепились — Тома бегала за водкой — у нее из майки ненароком выскочили грудь и крест — Нюшка схватила ее за шею голыми ногами, как клещами — наверху красовалась черная Нюшкина пизда — Нюшка нажралась крутых колес — запила водкой — ей бы проблеваться, а она водкой — верная Бормотуха — она постоянно по-мелкому обворовывала Сисина, но тот ничего, не издал ни звука — она переметнулась к девкам — призналась Сисину в любви — найди мне мужа — девки проснулись в обнимку с медленно остывающей Нюшкой — визгу было! — врачи не ехали — надели ей черные плавки из вежливости — перед милицией — двадцать два года — жара — почернела — запахла резко — из нее потекло на диван — и на Ти-и-ихом океане (взявшись за руки, вполголоса пели девки) свой закончили па-аход — диван провонял — хозяйка Бормотухи подняла крик — покупайте новый диван — вы чего, откуда у нас деньги? — Сисин с удивлением поправил на себе маечку — изо рта у него свисал нательный крест на цепочке — ну, ты срезал ее по низам! — одобрила его Тома — Сисин выплюнул, как свисток, слюнявый крест — он сидел и смотрел, подперев кулаком щеку — расскажи еще — требовала Манька — она много пила, и вместе с ней на диване засыпали разные мужчины — Сисин был этим огорчен — он боялся, что ее нельзя брать замуж — родственница — он боялся, что после замужества из Маньки выползет таракан — сама расскажи — тебе будет неприятно — расскажи — Манька рассказала, что пока они не виделись семь месяцев, она трахнулась с двумя — у одного был ленивый хуй-губошлеп — у другого, напротив, буравчик— но тебе ведь это неприятно? — Сисин не знал, что ответить — расскажи — она кончала под эти сказки — но потом пользовалась информацией, чтобы лучше понимать Сисина — Сисин не понимал сам себя — понос? — нет, порез — покажи — Сисин показал на адамово яблоко — полковник требует справку, что там порез — военврач смотрел на Сисина — покажи — Сисин сорвал пластырь — тяжелый случай — серьезно сказал врач — есть еще пластырь? — есть — сказал Сисин — лепи! — Сисин наклеил — врач выписал справку — Сисин сказал: — за мной пол-литра — врач покачал головой — откуда такая доброта? — думал Сисин — он не знал, что все, включая доброту, заранее предусмотрено — или не все? — Сисин явился к полковнику со справкой и новым пластырем — полковник посмотрел справку и в бешенстве бросил ее на стол — они были с глазу на глаз — слушай — сказал Сисину полковник Рубинский — поверь мне: только через мой труп ты сдашь экзамен — труп — Сисин хотел упасть на колени — он хотел во что бы то ни стало сдать экзамен — иначе жизнь будет пустой и серой — товарищ полковник! — Рубинский был похож на александровских генералов — только без бакенбардов — вон! — крикнул полковник — закрыть дверь с той стороны! — Сисин молча вышел — чуть не плача — Рубинский на ветер слов не бросал — в тамбуре били стукачей и предателей — поезд шел обратно в Москву — Сисин был приговорен — все знали, что Сисин не сдаст — мало кто его жалел — через неделю госэкзамен — были ли у Сисина друзья? — он решил все вызубрить и сдать — но он не учил военное дело три года и ничего не знал — он знал только, что армия — это говно — но это было не очень серьезное знание — воспоминания в обратном порядке пронеслись в сисинской голове — когда Жуков достал пистолет — не стреляй, сказал Сисин — я пошутил — Жуков медлил — я слишком поверил тебе — сказал Жуков — Сисин вошел на военную кафедру — он показал дежурному красный картонный пропуск с золотой звездой — коридор был в багрянце и золоте музейной славы — мировой бестселлер: «калашников» в разрезе — боевые, пробитые вражеской пулей потемневшие плюшевые знамена — однофамилец Жукова во всю стену с биноклем на фоне надолбов, «катюш» и салюта — маршал Конев с лицом-колобком на героической переправе через Вислу — они умели крупно побеждать — устав караульной службы в картинках — Сисин невольно залюбовался — лишь один полковник Рубинский портил всю эту красоту — как будто разжалованный, лишенный погон, висел он в своей черной рамке — и даже ордена не спасали его от бесчестия — от чего он умер? — обернулся Сисин к дежурному — а хрен его знает! — откликнулся дежурный без всякого воинского сочувствия.

Преступление против человечества

Как же ты его? — прошептал Жуков — отставив от себя подальше банку датского пива — в знак особого неудовольствия — Сисин молчал — водил пальцем по дачной клеенке — в окне падал снег — агент незаметно сунул ему записку — читайте — что это? — читайте — вербует — решил Сисин — не буду читать — ну, прочтите — взмолился Валентин — Сисин развернул скомканную бумажку: — испытавши все возможное, даже горечь коллективного устройства, передовое человечество должно будет неизбежно впасть в глубочайшее разочарование — убогое воображение плодит дьяволиаду — недовольно заметил Сисин — почему ты их — Жуков поправился — почему ты нас всех так сильно не любишь? — не в этом дело — сказал Сисин — как же ты насуничтожишь? — Жуков снова приблизился к банке — милый Аполлон, не в этом дело — я люблю Божественный проект — надо стереть все эти надписи с доски — начать заново — никто не пропадет — все будут размещены — Жуков наморщил лоб — как? куда размещены? что ты несешь! — неважно — во всяком случае, не в газовую камеру — нужно предотвратить эту энтропию — зачем попусту терять столько энергии? — ты жесток, Сисин — жесток и необычен — нет, Аполлон — просто пора начать все заново — как в сказке — может быть, с третьего раза получится — и потом, все правильно — все ритуально — подходит круглая дата — пора перемен — послушай, если ты не врешь и не сумасшедший и все это правда, ты понимаешь, на что ты идешь? — что мы тебе сделали? — Сисин молчал — по сравнению с тобой все исторические злодеи, начиная с Герострата, покажутся мальчиками — Сисин задумался — мы помогли вам: подбросили пленочку — халатик сдергиваем — хуйчик показываем — циник вы наш незабвенный! — Сисин сел на кровати — так это вы, сволочи! — вскричал Сисин — замахнулся подушкой — ай-ай, вот уже и сволочи! — какие красивые утки, вы не находите? — нахожу — куртуазно сказала Маня — вам не кажется, что пища, которую мы ели в индийском ресторане, была несколько эзотерична? — пожалуй — но после всего того, что накопило человечество! — юманитэ! — захохотали в телефон — умора! — так что же оно накопило? — ну, я не знаю — смутился Сисин — Шекспира, Толстого, Канта, Микеланджело — кого называют в подобных случаях? — браво! браво! — умора! — Жуков! ты понимаешь, чего они захотели? — Жуков вспомнил, как они с Ирмой освобождали Сисина из лечебницы, куда он был доставлен за безумную рукопись ВП— а религиозные навыки! — все религии мирa! — полеты, наконец, в космос! — это вызвало очередной приступ радостного визга и ликования — ценим! любим! — вы написали неслабую книжку, но мелковато, конечно, поверхностно — сворачиваем скатерть-самобранку — значит, поедем в Америку? или в Африку? — к арабам не желаете? — арабы очень поучительны — чем? — у них глазки живые, выразительные — как на эмали! — отстаньте вы со своими арабами! — да мы вообще только так, совещательный голос — а смерть полковника? — единственный случай! — но был же! был! — мы связаны кровью, товарищ — понимаешь, я стал думать — простые вещи — попал в лапы этих, нижних — влип, как Фауст или не знаю кто еще — но, ты понимаешь, мне показалось, там было такое разочарование — этот самый, как его? смех сквозь слезы — это как раз меня и насторожило — а любовь? — так ты имел все варианты! — и это всё? — ни хуя себе — задумчиво пробормотал Сисин — я какой-то лжене знаю кто — мы тебе самых лучших, а ты нос кривил! — отборных! выставочных! — эксклюзивных — мууууууууу!!! — пора закрывать занавес — Папашка ваш устарел — они склоняли меня занять его место — чтобы я выступил на сей раз не с чудесами и спасением — а со спуском пожарного занавеса — а Крокодил с Бормотухой с утра, выпив джина с тоником: — уничтожать — это уже не модно! — не модно? а что теперь модно? — Рыжий Крокодил подняла меня на смех — фи, кролик!

Мимоза — сюда Сисин приезжал со своей Сарой — она была лихая — он был влюблен — потом она мучилась нервами и сходила с ума — принялась нюхать кокаин — мы вместе нюхали — когда милиция приехала, они сказали: ну, и где труп? — с подозрением — я сказал: поднимитесь наверх — там они долго топали сапогами — потом спустились — один остался со мной — с пушкой наперевес — ну, и где труп? — наверху — где? — нет — значит, воскрес — странно только — не дожидаясь третьего дня — я не силен в христологии — третий ли день? — Сисин тоже не был силен — когда его назначили сыном-внуком — называйте как хотите — он сказал: назначили бы лучше какого-нибудь попа — что я знаю о Папе? — Папе! — Сисин заразительно захохотал — придется почитать — по истории православия — как вы сквозь грязь и драки лепили его образ — все это не смешно — все это говорит о значительной степени деградации — назначить кого! — Сисина!!! — я поверил — они говорят: поехали с нами — невежливо — по дороге мне в голову пришла незатейливая мысль: если они не нашли, то зачем мне брать на себя — если он воскрес — то — мстил ли его Отец тем, кто приколачивал его к кресту? — где они, простые труженики Голгофы? — я тоже — ну, если по совести — если у них такаясемейная традиция — я от близости к ним имею право на богохульство — на самом деле мне страшно до липкого пота — пишу и боюсь — даже креститься боюсь! — на самом деле я закопал его в саду — у меня были подготовлены виза и паспорт — я ехал во Францию — господа судьи! — Сисин написал книгу, которая без преувеличения обошла земной шар — не хочу заниматься ее рекламой — и так, куда ни плюнь — везде Сисин — на родине его ругают — он едет на Запад — и быстро его покоряет — ты знаешь, Жуков, доверительно сообщает он мне, я покорил Запад — но это не моя заслуга — я небесный шпион — с подложным паспортом — посильней ватиканского — между сном и явью мне стали являться голоса, как будто по телефону — я стал прислушиваться к разговорам с явным ущербом для здоровья — он хмыкнул — я думал, от него отвернутся женщины, поскольку он написал книгу, где выставил их как? — неважно — но они продолжали вешаться ему на шею — по этим телефонным разговорам он понял, что может настраиваться на что-то нематериальное — хотя потом он говорил, что слышал это не всегда — милиция отвезла меня в милицию — я там сделал вид, что мне все примерещилось — они хотели отдать меня на экспертизу, но вместо этого только дали под жопу ногой и выставили за дверь — успокойся, Сисин, я знаю, что я не такой талантливый, как ты — однако благодаря убийству тебя я стану гениальным мастером слова — во всяком случае после того как я выстрелил в Сисина и бросил пистолет — заранее приготовленный — я купил его у армянина за немалые (для меня) деньги — Сисин пропал — он был — был на даче — а тут пропал — был — пропал — даже если я несколько спятил в результате его рассказов — он сеял безумие вокруг себя — Сисин был — он был моим другом — мы вместе прожили полтора года — он меня трахнул и даже отчасти женил — пригласил на девичник — сказал: я переебся — хочешь, поделюсь? — я думал: бляди — приезжаю: интеллектуалки — о Блоке ведут разговор — Сисин сидит между ними, как Калигула — никогда не прощу — мы улеглись вчетвером — потрахались — потом я на диванчик — Сисин говорит: иди на диванчик — тут тесно — я пошел — лежат девки — о Блоке говорят — в пиздах и в жопах друг у друга ковыряют — мир полон соответствий — страшное дело — иди — говорит — на диванчик — тут тесно — он еще издевался — что я туго кончаю — он говорит — Мармеладовна — так он звал Соню — помассируй ему яйца немножко, а то он у нас до утра не кончит — я говорю: — зачем ты так говоришь? — Сисин говорит — ну, кончил? — иди на диванчик — и я пошел — лежу — вдруг она встает — и приходит — можно к тебе? — я подозрительный: тут тесно — в тесноте не в обиде — он тебя, что ли, подослал? — нет, сама — я помню, как Соня встала и пришла — и уже больше никогда назад, и все правильно — но у него зарубина в мозгу.

Бархатные глаза — именно бархатные — я люблю эти глаза — Манька пьет, как лошадь — литр водки за вечер — ее мама из княжеского рода — у них на Кавказе все князья — развал очарования — планы — у нее зрачки всегда в тени — солнце не проникает сквозь густые ресницы — ты меня любишь? — да — очень-очень? — очень-очень — очень-очень-очень? — очень-очень-очень — нет, правда? — правда — правда-правда? — правда-правда — правда-правда-правда? — правда-правда-правда! — а я какая? — я знал, что она имеет в виду, но обязательно спрашивал: в каком смысле? — ну, я уникальный? — она любила говорить о себе в мужском роде: я проснулся — я пописал — Сисин смеялся: — Манька, скажи: я потрахался— отстань! — обижалась — Сисин заверил: уникальный! — развей! — Сисин покорно развивал — он знал, что главное: поприторнее, посиропнее — а кого ты любишь больше меня из женщин? — никого — значит, ты любишь меня больше всех на свете? — больше всех на свете — я люблю ебаться — призналась Манька, развалившись под странным углом на кровати — на плохом английском она говорила сыро и конфузливо — она была уродом изоляционизма — узнала о смерти бывшего мужа Аркашки — приехала — напилась — сначала рассказала об Аркашке — любителе жизни — она хотела рассказать прочувствованно — как он в теннис играл и любил жрать шашлык — но вышло бледно — неубедительно — потом она рассказала, как ходила с Гулей и ее сирийцем в казино — Сисин взял и стал читать сценарий — я тебе мешаю? — мне надо ехать — она сидела пьяная на полу — а если бы гости приехали? а ты на полу, пьяная! — какие гости? — и, в самом деле, какие? — если несчастье, умер бывший муж — которому я однажды — раз в жизни разговаривал по телефону — с какой-то особенно резкой еврейской фамилией — я встал и уехал к Бормотухе — в конце концов, гений — это терпение — сказал: к американцам — когда вернулся, спала — проснувшись, принялась допивать водку — ну, давай, наливай! — плесни! — тянула рюмку — послу плеснул в морду вином — больше не приглашали — кончился светский период — Ирма обоссанность себе никогда не позволяла — ни запаха от нее, ни-ни-ни — а эта еще до замужества, до всего, напозволяла себе — до какого свинства она дойдет — пользуясь извинительными обстоятельствами — между ног на джинсах большое пятно — расплывалось — ты посмотри, сказал Сисин — она зажала ноги — я не брезглив, но, знаешь ли — она положила ногу на ногу и всхлипнула — Аркаша умер — снова всхлипнула — выдернула из джинсов мятый платочек — огромное варево черных окровавленных волос на лобке — пиздячье спагетти — обожаю — я встретил якутку Клару — якутка сказала: еще нужно разобраться, кому нужны спектакли хунт и путча — я приеду к тебе на родину внедряться в шаманов — говорил Сисин — якутка звонила и говорила: здравствуй — так твердо говорила, со значением — как у тебя дела? — Сисин брал на себя все остальные тяготы разговора — он ежился от мысли, что у якутки есть душа и своя психология — Манька натянула трусы — ты бы хоть побрилась как-нибудь — думал он, подозревая себя в расизме — надо гнать всех арабов вон с Лазурного берега — но она никогда не побрилась — якутка, напротив, была совсем бритая — строгая — в рот не брала — демонстративно отворачивала свою якутскую голову — надо же! — и во все стороны лезут волосы из-под трусов — во все стороны — Манька опасалась: начнет брить, волосы отрастут до колен — у нее, видимо, были на этот счет опасения — якутка вошла в спальню в лучезарной комбинации, с презервативом в зажатой ладошке — черноусая Манька.

Люблю свои усы — а еще чего ты любишь? — подвыпив, он сказал: ты должна будешь сильно измениться — его раздражала эта смесь инфантильности и претензий — нет, из всякой бабы, конечно, лезет инфантильность — даже Сара играла в девочку-козочку — но все-таки не до такой же степени! — сильно измениться! — стать взрослой, энергичной, самостоятельной, деятельной, наконец — не валяться вот так на диване — она сказала потом: ты показал зубы — боюсь, она не точно поняла — вот именно, боюсь — я ее целиком придумал — мудак — а если ты царь? — живи один — к кому поедет она напиваться, когда подохнет — по определению Ирмы — Сисин? — уже почти беременность — пьет только пиво — три литра выпила — открой банку, я не умею — не умела открывать банки с пивом — наутро хлынуло! — она не скрывала тяжелого разочарования — выйдя из ванной с осунувшейся мордой — попереживав, она предложила мерить температуру каждый день — когда поднимется в попе до 37° — трахаться немедленно — по три раза в сутки — по утрам лежала с градусником в попe — градусник, лежа на туалетном столике, странно пахнул — недостаточная, недоброкачественная любовь — я, наверное, любовный тихоход — и при этом ты называешь себя внуком? — она считала себя неотразимой, а была все-таки отразимой — в ней не хватает самоиронии — чего захотел! — да, но менять — но у тебя же дно — да, дно — и? — Манька сказала с такой неуверенной уверенностью: супов из пакетиков больше не будет — зато будет суп-харчо — в профиль усы торчали щетиной — убеждавшая меня, что не будет никогда стариться, она к тридцати уже подурнела — нежелание ничего менять — она могла победить? — наверно, могла — и ты бы с ней жил? — хрен знает! — Сисин потер лоб — я зацепился за гнилой хвост приволжскойЕвропы — она обещала увести меня от варварства — я остался с этим хвостом — его можно использовать, как веник, для уборки квартиры — но в нем нет щедрости понимания и широты — в хвосте.

В липком Нью-Йорке они с Воркутой поссорились — литературно-художественная пара — высокие друзья Кевина Росса — до которых тот едва дотягивался — вставая на цыпочки — обреченный на пожизненное профессорство — абстракционизм, теннис, зачатки феминизма, журнальный блат, французский язык, тосканские каникулы, очки для чтения, склонность к вегетарианству, подавленная нервозность — коннектикутский синдром — позвали его на ужин в чужой дом — как экзотику — он захотел было взять Воркуту с собой — ему дали понять, что не надо — он не захотел этого понимать — стал настаивать — вы с ума сошли — вы знаете, к кому мы идем? — Сисин понятия не имел — Сисин оставил Воркуту у Берманов — та надулась — они только что приехали из Флориды — она слишком рисковала ради него своим будущим — Кевин предупредил, что слухи разрастаются — ты что, уже перееб пол-Америки? — Берман в присутствии Воркуты продолжал учить Сисина, как жить — Сисин думал: — мудак! — учит Бога! — но ничего не сказал — ну, я пошел — Воркута со слезами на глазах уставилась в Чехова — я скоро приду — он понял, что богам удобно быть скромными — он сильно поскромнел, входя в положение — нужно бережнее относиться к семье — горбоносенькая написала длинное письмо — I… you [35] — скулила она — согласно твоему желанию и настроению, поставь вместо точек: a) love, b) like, с) wish, d) want, e) miss [36] — Сисин не знал, что ставить — он порвал письмо на всякий случай, не перечитывая — сидела в холле гостиницы «Кавур» в зеленом платье и зеленых тапках — едем! — брат дал ключи от квартиры — у брата смотрю: сиськи стали больше — выросли — сама здоровее и краше — русских немало книг — одно и то же — раннее замужество — раннее разочарование — и тут появляется неотразимый Сисин — с руками, как у микеланджеловского Давида — ты совершенен — беллиссимо! [37] — а ей уже тридцать — не забудь надеть галстук — на Исте, в районе 70-х улиц — он позвонил в дверь — открыла негритянка в белом переднике — на стенах мондрианы-малевичи — стремительно вышел человек с лицом, сильно тронутым дегенератством — поволок пить аперитив — в Нью-Йорке о нем много сплетничали, рассказывали разное — в основном завидовали и не любили — они познакомились — Америка принимает по первому классу — Америка опускаетне сразу — в среде коннектикутских интеллектуалов Сисин сдал вступительные экзамены — за дружеским ужином он выдержал перекрестный допрос — вопросы сыпались ему на голову — вдруг, через четверть часа, все прекратилось — заговорили о другом — он прошел— а этот ваш Жуков — сказала литературно-художественная пара — мы виделись с ним в Москве на коктейле — он похож на приказчика в галантерейной лавке — n’est-pas? [38] — Сисин уклончиво пожал плечом — во всяком случае шейные платки не очень идут к его шее — заметил он — к столу — к столу — вокруг строго встали радушные черные слуги — ели нежирное, тихое, нежное — Сисина рвали на куски, как экзотику — он едва дотронулся до закуски — ухватил артишок — тарелку забрали на вопросе о глобальной роли русской армии — рыбное филе он только раскрошил — рассказывая о музее Сталина имени Ленина в Гори — наконец, хозяйка взмолилась — оставьте его в покое — пусть ест — смеялись — в салон подали кофе — голодный Сисин жадно ел соленые орешки — свинячась — я вам кое-что покажу — сказал Фил — они вдвоем прошли в библиотеку — этот человек держит в своих руках большинство газет и журналов — встает в 4.30 — манипулирует сознанием — безжалостен к подчиненным — выгоняет без предупреждения — неумолим — ты ошибаешься насчет американской демократии — все схвачено — все напоказ — Берман гордился знанием элитной жизни — он знает, о чем говорит — он ловил лососину на Аляске, на Русской речке, с владельцами жизни, которые меняют собственные самолеты каждый год — Сисин покорно слушал — Фил провел его в свою библиотеку — бесчисленные застекленные шкафы из тиса были заставлены собраниями сочинений, а также разрозненными томами, томиками, альбомами, мягкими переплетами, листовками, грошовыми брошюрами — тут был собран Сталин на всевозможных языках земного шара — я собрал все, что мог — сказал Фил — специально инкогнитоездил в прошлом году в Ханой — но вот в Гори я еще не был — посреди большой комнаты на бархатной тумбе стоял гранитный макет мавзолея на Красной площади — на его фронтоне значилось только: СТАЛИН — ну, конечно, сказал Сисин, любуясь мавзолеем, двух солнц на небе не бывает! — как вы относитесь к нему? — Сисин помолчал и вдруг вскинул палец вверх, улыбаясь — он мог победить! — мог? — обрадованно переспросил Фил — ясное дело, продолжал улыбаться Сисин, но ему не хватило стойкости — дрогнул — не дотянул — бороться за мировое торжество кока-колы Евгений Романович не собирался — Сисин понимал, что свобода — это роскошь — что политеизм — тоже роскошь — что захочется приползти к личному иконному Богу — он сдержанно относился к философскому жеребячеству — он боялся, что пропах своим временем — Сисин боялся метафор — Сталин, конечно, главный герой нашего времени — Сисин поднял бокал — за уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода! — мы, наверное, и Стасову арестуем — сволочь оказалась — дорогая мама! — здравствуйте! — живите десять тысяч лет — ведь я могу учиться, читать, следить каждый день, почему вы этого не можете делать? — не любите учиться, самодовольно живете себе — растрачиваете наследство Ленина — но я вам покажу, если выйду из терпения — Сисин захлебнулся от выпуклости сталинской мысли — вместе с Филом они выплыли за маяки — вы прекрасно знаете, как я это могу — так ударю по толстякам, что все затрещит — в глазах Ворошилова показались слезы — в глубине души Сисин понимал, что Сталин чуть-чуть простоват — можно было бы развлекаться лучше — эстетически недоразвит — его кайф был мутным, не чистым, не истинным наслаждением — в его сознании битое стекло — но, выбирая претендента на звание человека века, следовало все-таки выдвинуть его — другого не было — don’t drink too much [39] — don’t fuck too much [40] — он снова посмотрел на полки со Сталиным — не выдержало человечество мечты о великом братстве — осрамилось — ну и ползи назад, ползи, сволочь — там будет сытно, там будет тебе по размеру — возвращение России в рамки цивилизации — подлинная драма — не спеша развел руками Фил — если Россия не войдет в цивилизацию — будет плохо для нее и других — кровь — дикость — нехорошо — но если она войдет, будет чудовищно! — будущего не будет! — все правильно — подтвердил с удивлением Сисин — откуда вы знаете? — я хотел найти достойную страну — а нашел — тоска, блядь — не русское это дело: жить в Америке — зато есть такой час, когда Говяжья Вырезка становится красивой — лучший момент Манхэттена — предланчевая пора — предланчевый парад клерков, с чувством выполненного долга идущих перекусить — этот парад — под фейерверк дразнящих аппетит запахов — куда убедительней общегородского разношерстного парада на Лейбор дэй — еще мгновение, и все эти загорелые «белые воротнички» затянут общую песню — но, очень похожие друг на друга, они считают себя слишком разными, чтобы составить хор — песня не получается — Фил смотрел на него неотрывно — да — подтвердил Сисин — единственно правоедело — но сорвалось — Фил закивал-закивал и сказал совсем по-американски: — а как нужно было? — Сталин был последний шанс — ответил Сисин — из салона их звали к общему разговору — сейчас-сейчас! — послушайте — сказал Фил — я могу поцеловать вашу руку? — Сисин мягко в ответ: — кто убил полковника Рубинского? — не я! не я! — обрадовался Фил — перестаньте паясничать! — поморщился Сисин — почему с Воркутой я должен ходить ебаться в ядовитых кустах, где комары жалят меня в зад? — ну, значит, такой порядок — снова развел Фил руками — он взял Сисина за локоть — зачем вы медлите? — я изучаю нравы — сказал Сисин — ну и как? — вкрадчиво спросил Фил — за столом вы бранили Америку — резиновый народ — сказали вы — приятно слышать — я рад вашему разочарованию — значит, вы способствуете полному разложению? — я делаю все, что в моих скромных силах! — просиял Фил — чему вы их учите? — ничему! — ликовал Фил — я кормлю их отборнейшейпадалью! — он захохотал — я встаю до восхода солнца, как повар — иду к котлам — бросаю в них дохлых кошек, с гниющими потрохами, с волосами — я строго слежу за ИХНЕЙ диетой — мне это знакомо, насчет кошек — улыбнулся Сисин — значит, мой советский столяр-рогоносец— кто? — ну, с оптимистической бородавкой! — был прав в своей зоологической ненависти к этойстране? — разумеется, полный bien s^ur! [41] — Фила уже переполнило счастье — я сверял мой маршрут по кремлевским звездам — он перешел на шепот, хотя в комнате никого больше не было — я безжалостно гоню с работы людей, которые мне мешают — наммешают — я уверенно веду поезд к крушению — словом, я ваш — ваш — ваш — значит, всех уничтожить? — сами знаете — сказал Фил и поклонился, почти как японец — слушайте, сказал Сисин, я вас прошу, не превращайтесь на глазах в комикс — потерпите — побольше человечности — поменьше фанеры — я знал, что вы в Америке — признался Фил — я не спешил с вами встретиться, боялся, что после России вы будете поначалу, по-эмигрантски, приятно обрадованы — я не хочу уничтожать юманитэ— сказал Сисин, мерзко произнося французское слово — да? pourquoi? [42] — удивился Фил — кстати, тут никто не знает французского — я знаю: ордюр [43] — гордо сказал Фил — нет-нет, даже и не сомневайтесь! — спросите меня — вот как раз вас я бы и не стал спрашивать — с отвращением сказал Сисин — Фил захохотал — чем больше я в Америке, тем здесь мне хуже — пожаловался Сисин — иду по лестнице, ведущей вниз — ё? — совсем робко попробовал Фил — ё? — ё! — ёёёёё! — Сисин посмотрел на него — отставить! — вы даже со мной ведете себя развязно — сказал Сисин — ну, и народец! — верно! верно! — Папашу приспособили для своих целей — но у Папаши бесконечное терпение — остается удивляться — а вы уверены? — спросил Фил — нет — сказал Сисин — жена Фила вошла в библиотеку — вы что тут? как вам мавзолей? — Сисин ей улыбнулся — замечательный мавзолей — Щусев был бы счастлив — что касается меня, то я обожаю Шехтеля — с выражением сказала жена, расширив глаза — сейчас мы придем, бижу! [44] — сказал Фил — жена вышла — она у меня искусствовед! — сообщил он — как приятно, когда мужья гордятся своими немолодыми бижу! — промолвил Сисин — Фил бросился на колени и поцеловал Сисину руку — дегенерат! — обозлился Сисин — вы чего от меня хотите? — выжить? — не надейтесь — вы не лучше других — ничего — я совсем бескорыстно — я слышал, что вы остаетесь еще на какое-то время в Америке — хотите устроиться на работу? — давайте — заговорщицки — травить их вместе! — это таквесело! — Сисин молчал — я преподавал в колледже — я ничего не хочу — слушайте — сказал Фил — вы все еще сомневаетесь — но послушайте, что я вам скажу — вот телефон — он стал писать — я позвоню, предупрежу — вы поезжайте, не пожалеете — куда? — на Гавайи! — мечтаю с детства — сказал Сисин — вы знаете, в окне, на площади Маяковского, долгое время висел американский авиационный призыв посетить голубые Гавайи — Сисин вдруг увидел себя у плаката и пожалел, что вырос и переродился — позвоните — ничему не удивляйтесь — Сисин взял в руки карточку с телефоном — что за человек? — наш человек — ваш? — переспросил Сисин — не мой, а наш человек — наш? — наш! — там все станет ясно — что вы хотите: Полинейзия! — Сисин пожал плечами: до чего вы развязный! — вас я уничтожу первым — и будете правы! — обрадовался Фил — я такое ничтожество — что деньги! — что власть! — я съезжу — посмотрю — я его предупрежу — еще один маленький поцелуй.

35

Я… тебя (англ.).

36

а) люблю, b) ты мне нравишься, c) желаю, d) хочу, e) скучаю (англ.).

37

Восхитительный! (ит.)

38

Не правда ли? (фр.)

39

Не пей так много (англ.).

40

Не ебись так много (англ.).

41

Конечно! (фр., искаж.)

42

Почему? (фр.)

43

Мусор (фр.).

44

Драгоценная! (фр.)

Русская литература не справилась с иностранной темой — пошли в Люксембургский сад — пошли-пошли— или на кладбище — фотографироваться — слишком высоко залетела помойщица Манька — закурил еще одну (перестать курить) — все прокурено — прищурился — глотнул виски — она боролась с Западом — она не любила виски — он много курил — она еще больше курила — Воркута сунула в рот талон на выезд со стоянки аэропорта — везите ее осторожно, сказал он московскому таксисту, она из Чикаго — я бы хотел, чтобы она справилась с иностранной темой — ради смеха — чтобы на вокзале в Ницце, на дальней, четвертой платформе, где останавливаются TGV, презирая рамки русского романа, мы с Сарой выкурили марихуану, отойдя подальше от пассажиров — мы в ожидании четырнадцатого вагона, который не прицепляют в Болье-сюр-мер по непонятной причине — не хотелось в Париж — я культивирую редкие желания — Россия — все-таки капитал, его просто так не надо транжирить — не говорить днями на родном языке — жить на вилле американских миллионеров — Сара на компьютере пишет репортаж об очередной трагедии джунглей — трясет своими светлыми волосами — поехали в Ниццу на рынок? — за розовыми креветками! — она поднимает голову: люби Россию! — ладно! — обещает Сисин — море шумит мне в ухо — я стал предметом зависти французского туристического быдла— мне смешно, как обижаются люди, как они стараются быть корректными — мне нравится выворачивать их наизнанку — на аэродроме в Руасси разыграть сцену прощания — видеть, как от боли глупеет Сарино лицо — я мщу за мой несчастный народ — эмигранты не опишут, прижали уши от благодарности — так и помрут, не описав, в борьбе за кредитную карточку — владеть — мять — тискать — мне нравится, как они медлят и соображают, прежде чем отдаться — наконец, я нашел себе наперсницу — рано утром в бывшем Ленинграде мы сдали ее маму в раковый корпус — ну вот, теперь можно спокойно выпить — сказала Крокодил, выходя из больницы — почему всем нашим(сказала она с обидой) французское консульство прислало приглашения на прием 14 июля, а мне не прислало? — ты тщеславная сука! — обрадовался я — продайся до жопы за большие деньги — опиши в книжке свою жизнь — на хорошуюкнижку у меня не хватит таланта — сказала она со слезами на глазах — на конференции она произвела впечатление крайне самоуверенной особы — Крокодил со словами «мне кажется» стала трахать знаменитостей, чтобы понять гениальность изнутри — все сведения о гениальности она затем свозила ко мне — мы обсуждали достоинства каждого — покуда не надоело — в Праге смешалось все — какая, к черту, мужская дружба? — я, правда, не спросил, насколько лез, не хотелось вмешиваться — но знал, что Анджей лез крупно, под ночную рубашку, пачкаясь секретом — иначе Воркута не пожаловалась бы в письме — интересно все-таки, до какого предела — а такая подпольная дружба — договорились о статье против русских черносотенцев — бывший подпольный козел — конечно, при несвободе всегда приятнее — когда кончился коммунизм, все радовались, а я быстро догадался: — мир ослаб, как бельевая веревка — Валентин оказался прав — но что делать? — не поворачивать же историю вспять? — в спальне повис несмачный запах переволновавшейся женщины — между нами нет менструации — я тебя куплю со всеми твоими потрохами — дай кусочек курочки — почему ты не дал мне курочки? — они бы догадались о характере наших отношений — я себя чувствую с тобой пятиклассницей — прошептала Зина Спиридонова — я готова, но не до конца — наутро приехал племянник — было полшестого — забросили четыре спиннинга.

Перед грозой

Над Гонолулу набрякла свинцовая туча. Сисин вышел в роскошный сад. Вокруг все угодливо благоухало и лезло в глаза. Гордость островитян, исполинские ананасы, торчали.

— Что привело вас сюда, в наши райские кущи? — с ласковой улыбкой спросил Джон Третий, косясь на тучу.

С холма город виден как на ладони. Перед грозой он стал ослепительно белым, как мытая шея.

— Вы не похожи на туриста.

Сисин слабо махнул рукой.

— Я прилетел вчера пополудни, — сощурился он. — Взял напрокат японскую машину. Вещи оставил в гостинице. Подошел к Тихому океану. Не раздеваясь, в чем был, в кроссовках, поплыл. Отдыхающие смотрели мне вслед, но не смеялись. — Сисин смолк. — У здешних берегов вода оказалась теплой.

Джон Третий слушал внимательно.

— Когда я отплыл достаточно далеко, — продолжал Сисин, — я оглянулся.

Страдая крупным и мятым лицом, задыхаясь, хозяин уселся с помощью палки в качалку. Здесь, на островах, он владел несметными угодьями, плодороднейшими долинами, горами с мягкими очертаниями, лесистыми склонами, стадами коров, коз, баранов, двумя вулканами, водопадами, родственниками, вассалами, прихлебателями, гибкими сопливыми мальчишками, собственным флагом и флотом. Казалось, даже гавайские радуги, величиной с полнеба, тоже принадлежат ему.

Потомок свободолюбивых туземных монархов, он посвятил всю жизнь воспеванию и ренессансу родного края. В своих былинах, легендах, стихах и поэмах, романах и повестях Джон Третий состязался в патриотизме не с кем иным, как сам с собою, упорно и вдохновенно, и победителем неизменно выходил его мягкий, красивый народ:

Сипы пальм у подножья вулкана! Скрипы сосен в моих волосах. Как двухдолларовая бумажка, Как прилив и отлив жаренных на вулкане подземных рыб, Я твой, АЛОХА!

Сев в качалку, Джон Третий проникновенно посмотрел на Сисина, словно желая удостовериться, что тот ему не мерещится.

— Тоска, — односложно и вместе с тем честно признался гость, вскинув голову.

— Вот как? — поднял брови старый поэт, пораженный честностью русского человека.

Сисин молчал, грустно глядя на притихший Гонолулу. Испуганные громким выстрелом Перуна, игрушечные машины бросились врассыпную с интерстейтского фриуэя.

После вечерней прогулки отворив свой номер в гостинице «Вайкики», выстроенной в стиле полинезийского вигвама возле изумрудного океана на прибрежном бульваре Ала-Моана, он был сражен. Комната утопала в цветах. В продолговатом бамбуковом футляре он нашел пахучую гирлянду. Тут же в восторге надел на шею. Бросился к зеркалу. «Милый Джон…» Так и заснул, с цветочной гирляндой на голой российской груди.