Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

Я предтеча новой религии, которая родится из старого бормотания — американцы в одиночестве сожрали глазами Суздаль — полячка имела какие-то психологические проблемы, затем и приехала в рай, кажется, муж ее бросил, несмотря на большую мягкую грудь — Гражина — я пробовал ее обнять — судьба открывала все новые коридоры — она не обнималась, то есть обнималась, прося только о чулости [62] — мой смысл, мое назначение, испробовав все, сказать, что мир существует mostly [63] по недоразумению — клуб не работает — танцев нет — трусы велено снять — в трусах не танцуют — mostly Mozart — Россия не для счастья — сучит ногами по ошибке — помрет, не обидно — развалится, тоже неплохо — однако я все думаю — своим несосредоточенным мозгом, своим бессмысленным умом — откуда это? — откуда пошло? — от ледовитых, переродившихся родителей? — на день рождения я подарил отцу карточку «American express» — научил ею пользоваться в финском магазине «Stockmann» — у него от волнения дрожали руки — карточка падала на пол — он никак не мог поставить подпись в нужном месте — он всю жизнь воевал с Западом — продавщицы глядели с подозрением — Роману Родионовичу казалось, что его сейчас арестуют — нет, он лучше, чем сам о себе думает, Сисин выше свалившегося на него успеха, своей шарлатанской книги — почему он нарушает, готов нарушать, почему на мир смотрит, как на представление, от которого скушно, зевает, ничто не в радость, приелось, и Россия не в радость, надоела, старая курва, почему он такой, не другой, а? — куда пойти покаяться? — Берман принял меня неохотно — поехали, только быстро — он любил приказывать, давить — подозревал всех, кроме себя — я знал, это залог будущей катастрофы, но не вмешивался — мой интерес к нему любопытнее его спасения — он пощупал мне пульс, сказал со значением: — еще поживешь — он всегда со значением: — то буддист, то оккультист, а квартиру, говорит, продам: дороговато — только сначала я думал: а может, отправиться спать? — летел из Парижа, не то чтобы устал, но все-таки шесть часов разница — уже по-парижски утро, Сара идет на работу, и смята постель — еще теплая, я только что выпрыгнул — мне плевать, мне весело, я устал как собака — хватай такси, твердо так, даже с некоторой обидой — я в такси, по Бродвею, смешно, приехал — после летел на самолете через все эти штаты-штаты и думал: — будет помнить с благодарностью — вся жизнь пройдет, будет помнить, это сильнее крахмальной двуспальной постели — в середине вечера вдруг объявляет: — I am a bad girl! [64] — мы нежно осудили ее, поцокав языками — японское вранье — она сама поняла, что вранье — открыли шампанское, вспомнили прошлое, по-английски, из уважения к японке — японка рада, устала, дали передохнуть — мы с ней долго трахаемся, но не кончаем — Берман гладил ее по головке, сидя в позе лотоса — зачем кончать? — экономим энергию — он встал и вышел в уборную — тебе не кажется, что у него трудный характер? — спросила молодая японская женщина — он какой-то негибкий — я пожал плечами — ради него я переехала в Нью-Йорк — я оживился — новизна, вот что полезно — страна восходящего солнца — она ласково провела мне по хую, прощаясь навсегда — мы перемигнулись — она засмеялась — вы чего? — удивился Берман, входя — пошли в китайский ресторан, там никого не было, есть мне не хотелось — устал — катаются на роликах — воскресенье — звуки Нью-Йорка — невидимый сосед играет на большой трубе — пожарные сирены — звонит телефон — телефон! — лениво кричу я Берману — нет! — отвечает он мне — развеваются занавеси — звонит телефон — что значит нет? — это не телефон — Берман начинает рыдать от хохота — это попугай — он научился звонить телефоном — я не верю — звонит телефон — Берман открывает клетку, хватает волнистого попугайчика в руку, кричит в его синее тельце — алло! алло! — попугай перестает звонить — алло! — кричит Берман — здравствуй, сокровище! я принял решение! мы разводимся! — Берман вешает трубку — он стряхивает с ладони перья на пол — теплынь — я выхожу на балкон — они лежат на Риверсайде, подставив спины солнцу — самолет на веревке тащит по морскому небу за собой надпись — love your mother! [65]

62

Нежность (польск.).

63

Главным образом (англ.).

64

Я нехорошая! (англ.)

65

Любите свою мать! (англ.)

Мы похожи — на конференции я высказался — идет дебилизация — у нас Сталин — Ленин вырезали интеллигенцию — мы стали овцами — вас вовсе не понадобилось резать — одобрительно гоготнула аспирантка с Ямайки — эмалевые лица арабов — арабы горячо и лукаво долго жали потом мне руку — в Мейне — краю омаров — Евгений Романович затосковал по России, несильно, пресыщенно, равнодушно, по живым глазам, разговорам, по елкам, что ли, по свежим щам — Россия представилась: с северными закатами, розовыми, с длинными облаками — в Бар Харбор приехали к вечеру — по скрипучим доскам шли в номер — открыли окно — поглядели на залив — через комариную сетку — плескалась вода — меня выгнали с работы — поздравляю — настучали за общение с тобой — он думал об американском доносительстве — все быстро забывалось — история доноса забылась тут же, не было, чем связать — она не прошла детектор лжи — прикрепили проводки — стали задавать вопросы — к чему проводки прикрепили? — она ожидала не этого вопроса — Воркуте казалось, что Сисин, узнав о детекторе, шепнет ей в ухо: marry me [66] — она медленно развивалась — по Флориде ходила высокая, в шляпе с широкими полями — marry me — входила в жаркий, соленый Гольфстрим — marry me — ночью в «Holiday Inn» медленно разворачивалась навстречу Сисину — ущипни меня за щеку — как? — не понял Сисин — ну щипи! щипи! — как-то совсем незаметно Воркута стала феминисткой-мазохисткой — любила и просила щипать — но щипи, пожалуйста, так, чтобы я не теряла при этом чувство женского достоинства! — это не очень согласовалось с ленивыми, слабыми жестами — с движением руки за голову — с цветными бусинками ее браслета — с облизыванием губ — Сисин не доискивался истины — я женщин не щипаю — оправдывал он свою неумелость — ужинали на старом вокзале, переделанном под ресторан — Сисин заказал паровой лобстер — старый официант повязал ему пластмассовую салфетку с изображением любимого блюда — за окном мост блестел, как детский конструктор — по мосту шел негр в красной вязаной шапке — на Западе он беспрестанно жрал — наворачивал килограммовые бифштексы — на десерт съел мороженую фантазию с персиками — на третий год понял, что наелся и что жил в голодной стране — название моей книги — ВП— не надо воспринимать буквально — наклонился Сисин к Воркуте — оно плохо переводимо — но это тоже не вся правда — вся правда — вокруг сидели американские шестерки — качали головами — с невозмутимыми лицами — их старинный идеал: — невозмутимые лица — куда нам, дуракам, с нашими подвижными, как подвижной состав, физиономиями — из ресторана шли мимо скромного кладбища — что ни говори, а кладбища — тонко заметил Сисин — это единственный приют хорошего вкуса в Америке — он шел в элегантном синем пальто — Америка — это липа — в кармане пальто оказались семечки и недокуренная пачка «Беломора» — иди сюда — сказала Воркута с усилившимся от волнения акцентом — она включила белый шум — тряся пшеничной гривой, легла в роскошную постель — ее стало тяжело ебать — это как тяжелый рок — расставила толстые ноги с крепкими икрами — он прикинулся, что ему интересна программа бытового американского юмора, которую он плохо понимал или совсем не понимал — ты говоришь на русскоманглийском — сказала Воркута из постели — и вдруг, прислушавшись, захохотала над шуткой — что он сказал? — она пыталась объяснить, теряя текущие шутки — я знаю, почему ты написал Век Пизды! — в два счета стянула с него трусы — ты отомстил — тебя мама мало любила — нет — сопротивлялся Сисин — когда она взяла его за яйца, он почувствовал, какие они маленькие, никудышные — яйца — подожди— дрочась, она как будто добывала огонь — ее огромная блондинистая пизда дымилась от перегрева — она так шуровала рукой, что казалось, пизда вот-вот отлетит и покатится по комнате, как колесо — ты слишком меня любишь и потому заранее переживаешь свой отъезд! — шумно дышала могучими легкими — теребила его член — посрамленный Сисин готов был согласиться на любую интерпретацию — вибратор! вибратор! — достала вибратор — терла себя беспощадно — Евгений Романович со спущенным хуем загадочно лежал рядом — тебе понравился ВП? — наконец спросил он — ты сводишь счеты с мамой — кого это может заинтересовать? — ты серьезно?! — ему стало обидно как метафизическому барчуку, задумавшему финальную игру в гекатомбу — он всосал часть большой груди и кое-как пожевал все это вместе с соском — Воркута бурно заохала — испустила долгий гортанный звук виляющей жопой — ей захочется командовать Россией, как моими яйцами — насторожился Сисин — он стал часовым — Манька, звавшая сисинский хуй бегемотом— чем отличалась от других, никак хуй иначе, чем ОН, не называвшими — считала, что он бегемотаневолит, загоняя в нелюбимые отверстия — она права, украдкой вздохнул Сисин, лежа в Америке — вспоминая неуловимое выражение теневых Манькиных глаз — капающую из носа русско-мусульманскую кровь — висловатая жопа — дряблые ляжки — обильное выпадение волос — запах изо рта моей замарашки — так, наверное, могла бы выглядеть моя вдова.

66

Будь моей женой (англ.).

Звонки в Москву вызывали падение настроения на целый день — там все было плохо — Ирма грозила расправой с подонками, ударом по чьей-то морде — вдруг выскочила Манькина фамилия — когда Манька терялась, не знала, что делать, как сесть, куда сесть, или в метро наступала кому-нибудь на ногу, она показывала язык — покажет быстро и спрячет — так многие русские стеснительные девушки в момент растерянности показывают язык — покажут и спрячут — а он в духоте, лишенный права на вопрос: как ты? — было ясно, что он делает что-то не то, от избытка невнятных чувств, тщеславия, а также непонятно почему — Воркута призналась подруге, что они ездили во Флориду — показала фотографии — та молвила, обдумав, по телефону, через две недели: наши пути разошлись — затем муж — работавший в Москве — предложил донести, ссылаясь на собственную безопасность — она пошла, без всяких сомнений, убежденная, что подруга предала родину — приехала в местную безопасность и донесла, как просралась после запора — стало легче — ее преступление было незримым с точки зрения здравого смысла — в Мейне пахло Севером, особенно на самой границе с Канадой — она сдавила переносицу — села на постель — водила пальцем по подушке — дрожали бусинки браслета — ты бесчеловечный, сказала Воркута — тебе никого не жалко — он был приятно потрясен человеческой подлостью — его к тому времени все раздражало — он приезжал в Америку удовлетворить детские желания — обогатиться — из Сан-Франциско дозвонился наконец-то до бабушки — та уже совсем распадалась — она жаловалась на здоровье и просила, чтобы он берег себя, кушал лучше — как там, в Америке, с фруктами? — я скоро уйду — хрипела она утробным хрипом — я сон видела — брат-авиатор, разбившийся на территории своей летной части в 1930 году, робкий муж в пенсне и совсем забытая мама, втроем, склонившись к ней, звали к себе — подожди, не уходи — сказал Сисин — дождись меня — не уходи — в Вермонт приехала Римма Меч — с тех пор, как они не виделись, она, не став министром культуры России, стала поэтом смерти— надо спешить — подумал Сисин — смерть превращается в банальность — Феликс ушел от меня — сказала Римма — Любка-сучка вцепилась в его депутатский мандат — какая еще Любка? — твоя подружка! — не знаю я никакой Любки! — в память о нашей с Феликсом любви я посадила перед дачей в Болшеве два кипариса — как ты думаешь, не вымерзнут? — наконец я все поняла — сказала она Сисину — для Ахматовой и Пастернака похороны были праздником, на них соберутся люди — это сказочный театр — после труда умирания праздник смерти — застолье поминок — Римма выглядела по-прежнему довольно немытой — с сальными волосами — ее лекция имела успех — вчера, на Римминой лекции, явилась в новом обличье — прикинувшись эмигрировавшей московской поклонницей — она-онапрошла тяжелый путь от фабричного общежития в Орехово-Зуеве до уборщицы богатой галереи в Нью-Йорке — с особым упором на собственную непонятость — на одиночество в момент смерти матери, наступившей в день ее двадцатилетия — маловнятная череда мужчин гналась за ней, но американцы поразили ее серьезностью подхода к трахательным делам — ее волновали жаргонные словечки — крутой мужик, кайфово — сто лет не слышала! — она-онавосприняла случившееся как братское кровосмесительство — была сочиста, сочна, незловонна — цветок московской тусовки — наутро проспали — вечером она в душ — он подполз на коленях по коридору — глянул в скважину — вспомнил детство — в детстве подсматривал домработниц с дремучими, таежными пиздами — раз вместо Веры случайно, ползунком, подсмотрел Веру Аркадьевну — ее медного цвета живот — с горизонтальным секретным шрамом — не мог забыть — годами ждал за это наказания — из далекой Сибири ночью позвонила мать Бормотухи — вы не знаете, где моя девочка? — понятия не имею — что же мне делать? — в ее голосе Сисин услышал слезы — позвоните в ее институт — в какой институт? — я так понял, что она учится в институте — в каком институте? — может быть, я ее неправильно понял — это кто так поздно звонит? — истошным голосом закричала Ирма — она-онасбегала пописать — он снова прильнул — актриса Грушева тщательно и меланхолично протерла аккуратно стриженную пипку бумажкой — он смотрел с ленивым любопытством — бросила в унитаз — затем так же тщательно и меланхолично протерла попу указательным пальцем — палец застыл в воздухе — она понюхала его, наклонившись — с сосредоточенной, злой физиономией — еще раз понюхала — задумчиво провела пальцем по стене, оставляя тонкий каштановый след — стены разлетелись в разные стороны, его закрутило — он хотел приподняться — не получилось — горло сдавило — он блевал на дверь уборной — вокруг него бегали маленькие возбужденные собачки — on notait la pr'esence d’Alain Legras, pr'esident du comit'e des f^etes — 1’adjudant Petit, commandant de la brigade de la gendarmerie nationale — de Jacques Podda, chef de corps des sapeurs-pompiers volontaires — М. Bouvard, pr'esident des parents d’еl`eves — М. Millo, pr'esident de la societ'e de chasse [67] — последний жаловался Сисину на мимозу — чертово дерево! — говорил Мийо с мокрыми, зачесанными назад волосами — разрастается не по дням, а по часам — захватывает склоны, набережные — любое пространство — приходится выкорчевывать — но это, поверьте мне (охотник покачал-покивал, покрутил головой по-французски), дело нелегкое! — к тому же эфирные масла — горит на пожаре, как факел — авторитетно поддакнул помпье — собачки набегали друг на друга — карабкались — тряслись — отнимали у Евгения Романовича последнее удовольствие — покусывали друг друга — бесшумно выскользнула красавица Грушева — что с вами? — блюю — виновато ответил Евгений Романович — утираясь.

67

Было отмечено присутствие Алена Легра, председателя комитета по проведению праздников — сержанта Пети, начальника бригады национальной жандармерии — Жака Подда, начальника добровольной службы саперов-пожарников — г-на Бувара, председателя родительского комитета — г-на Мийо, председателя общества охотников (фр.).

Кончался пиздячий век.

Когда мне сказали, что я сын Иисуса Христа, я не поверил. В этом идиотском мире возможно, конечно, все, но, во-первых, не согласуется с богословием: едва ли была задумана продолжаться Божественная династия. Хотя, с другой стороны, мои теологические познания не отличались большой глубиной. Библию я читал местами, как все, не до конца. Кроме отдельных сцен, религией там не пахнет. Тоска зеленая, бытовщина. Евангелие читал повнимательней — понравилось — но тоже не скажу, что все — слишком много угроз и торговли — написано явно не интеллигентными руками — хотя как прием — с четырех сторон — без стыковок — с противоречиями — как разорванные руки в «Танце» у Матисса — неплохо — очень даже — однако, mon cher Лука, нельзя же так в лоб с чудесами! — рассчитано больше на дикарей.

Когда в природе возникает долженствование, она всерьез задумывается над ним — деликатная личность смертна не менее дикаря — нужно новое поколение метафизики, как в ракетах, компьютерах, мясорубках — естественно, меня не покрестили — мама, а ты крещеная? — Вера Аркадьевна недавно помягчала к религии — раньше только фыркала — крещеная — мама, ты любила кого-нибудь, кроме папы? — что с тобой? — даже японскую чашку отставила — у нас с Верой Аркадьевной любезные, кофейно-чайные отношения — мне сказали, что я не от него — перестань говорить глупости! — кто тебе сказал? — не клади за столом ногу на ногу, по-американски — Вера Аркадьевна — мастерица переводить разговор на другую тему — советская выучка — она, возможно, единственная марксистка, которую я встретил в своей жизни — у нее все определяется низкими, экономическими соображениями — для нее, как и для Романа Родионовича, иностранцынавсегда остались манекенами со стеклянными глазами — даже меня, исправно покупающего ей в Парижахбелье и всякие кофточки, она упорно подозревает в скупости — правда, Манька в этом смысле тожебыла марксисткой — мама, ты когда-нибудь встречалась с человеком, то есть я хочу сказать — скажи, что ты думаешь об Иисусе Христе? — в наше время он бы очень пригодился для поддержания нравственности — мама, он же не милиционер! — да? откуда нам знать? — она всех их видела на кремлевских приемах: Хрущева, Булганина, Гагарина, Шарля де Голля — в Париже они с Романом Родионовичем даже видели Кеннеди — Роман Родионович не пресмыкался перед американцами — как ни странно, они его уважали — больше того, через него они передавали ценную информацию — только теперь можно открыть секрет — именно по каналу этой недипломатической связи США впервые дали понять, что не будут вмешиваться в Праге — только побыстрее со своими танками! — естественно, Брежнев поцеловал его в губы — впрочем, тоже украдкой — у Веры Аркадьевны в шкафу до сих пор хранятся под нафталином вечерние платья — громоздкие туфли на высоких каблуках — она была целеустремленной студенткой в белых носочках, в туфлях с перепоночкой, которую отлили в бронзе на станции метро «Площадь Революции» — несомненно, Вера Аркадьевна вызывала к себе интерес ангелов и херувимов — я родился в памятном 195… году в процветаю щей и дико благополучной семье — на этот раз никакого хлева — полный блеск имперского материализма — даже бабушки тайком не помышляли о религии — одна жила напротив Кремля — другая — в Ленинграде — мама Веры Аркадьевны была запойная читательница — она прочитала за свою жизнь целые библиотеки книг, но отличалась неверной памятью и перечитывала все по новой, не отрываясь, рыдая над хорошо забытым вымыслом — вторая вообще ничего не читала ни разу — но ее энергии мог позавидовать Днепрогэс — Роман Родионович с отстраненным взором проследовал в спальню — видать, занедужил старина — он никак не мог примириться с двуглавым мутантом — орел клевал его красную печень — предстоял малоприятный разговор с матерью — мама, для меня это жизненно важно! — от этого зависит — ты даже не знаешь что! — ты когда-нибудь изменяла отцу? — ай-яй-яй! — она укоризненно, по-светски покачала головой — что это с тобой сегодня? тебя опять обругали в газетах? — плевать мне на газеты! — ну, не скажи — Вера Аркадьевна знала, что сын темнит, что-то утаивает — что ему больно, когда ругают — по телевидению ты опять выступал какой-то непричесанный — не понимаю, неужели твояИрма не может тебя научить причесываться, вовремя стричь ногти и волосы в носу? — это, в конце концов, неприлично! — мама! ну, что ты такая нетеплая! как будто шведка какая-то! — дорогой мой, иметь самообладание — еще не значит быть шведкой, ты сам прекрасно знаешь, что я желаю тебе только добра — ты же моя мама! — Сисин даже несколько растерялся — ну, разные бывают матери — вспомни Мориака! — нам в нашей заграничной работе приходилось сталкиваться с недоброжелателями, черт побери, с открытыми врагами — в конце концов, мы с папой служили России, как бы ее ни называли — никогда я не услышал ни слова раскаяния — на месте Христа я бы ее оттрахал, Жуков! — медная травма — клянусь тебе!

Редкий в истории России случай — размышлял на бумаге Аполлон — насладиться всем: славой, бабами, деньгами, путешествиями — они(кто?) швыряли в него пригоршнями подарки, отбирая право сосредоточиться — он жаловался, что не может собраться и думать — дни летели, часы превращались в минуты — Сисин заклинал себя просыпаться в десять — вставал отвратительно — полпервого — каждый день без всякого желания вставать — так бы и проваляться до ночи — и опять до утра — неделю — месяц — вывариваясь в ночном поту — переворачиваясь с боку на бок — переворачивая подушку — залезал под горячий душ — в отличие от прошлых времен, ничто под душем не лезло в голову — стоял пустой, с пустыми яйцами, под горячей водой — наступила какая-то эмоциональная кома — он перестал воспринимать, плохо слушал — в него втекал очередной рассказ, очередная предтрахательная исповедь — его угнетала бабья болтливость — он сходил за вином и выбрал подешевле, какой-то калифорнийский кувшин — она-оназавела разговор о муже-программисте, о его дорогих галстуках — ушла с первого курса ГИТИСа — любимый преподаватель ее изнасиловал, зазвав домой смотреть кинопробы — Сисин слушал с очень слушающим лицом — такое лицо он себе натренировал — задрав ногу на ногу — ты был самым европейским из всей этой шоблы — доносился до него ее голос — еще тогда, в Москве — выходит, острота переживания — это только удел молодости и неудачников? — наморщил лоб Жуков — зачем им(кому?) понадобилось доводить его до тотального пресыщения? — до тотальной деконцентрации мозгов — во время прощального бала студентов они побежали между казарм — между кирпичными копчеными домами Новой Англии — забрались на второй этаж нар — на нарах было пыльно — поеблись на скорую руку — его обыскались — он так и не понял, кончила ли она, да и не поинтересовался — Мандельштам писал бы полжизни о ней стихи.

Сисин тычет вилкой в капустный пирог — делает вид, что завтракает — Спиридонов, глядя на него, пустился в пляс — на кухне, напротив кремлевской поликлиники с ее спокойным куполом бессмертия, повисшим над арбатскими переулками, он пляшет под «Европу плюс» — пристрастился к танцам — все пляшет и пляшет часами — в квартире, буфете, кино — танцы ему заменяют потерянный андеграунд — иронически посмеиваясь, Сисин рассказал о провале идеи голландской башни русского творчества — а мне не предложили и не предложат — усмехнулся Спиридонов — какой я, к черту, творец! — я жулик, который боится разоблачения — ошибаешься! — возразил Сисин — тебя объявят страдальцем и канонизируют за невыносимую чистоту линии — никогда! — нахмурился Спиридонов — в перерыве между танцами Спиридонов сказал, что русские — это маугли — они прошли возраст, когда учатся разговаривать — они навсегда останутся животными — они скоро вымрут — заверил его Сисин — хорошо бы — вновь заплясал Спиридонов — хорошо бы — плясал он — русский человек — добавил Сисин — больше удивляется тому, что ружье стреляет, когда он нажимает на спусковой крючок, чем тому, что оно калечит и убивает — Спиридонов соглашательски плясал — не веря в Русь — и снова пляшет и пляшет — Воркута отозвалась письмом — почему ты порвал со мной? — Ирма, встреченная в Нью-Йорке, была охвачена истерикой — Сисин чуть было не пропустил ее прилет — тяжелые самолеты — она звонила из Гандера, куда Аэрофлот залетает заправиться — он был в Коннектикуте у литературно-художественной пары, которую положил считать друзьями, не вдаваясь в подробности — the couple [68] справляла десятилетний юбилей своей скаковой лошади Pushkin— the miracle (по их словам) of the stable [69] — пили за чудо конюшни — за копейки проплыли мимо статуи Свободы — недолго смотрели из бухты на Манхэттен — два здания мировой торговли превратили (сказали друг другу Сисин и Ирма) Манхэттен в нечто устойчивое — Берман вынужден был продать богатую нью-йоркскую квартиру — дорвавшись до денег, мадам Берман растратилась на тряпки — одних туфель «сокровище» накупила свыше 400 пар — она наотрез отказалась от гуталина — грязные туфли она выбрасывала — когда я пришел к ней, она выползла, как тень, было страшно смотреть на бывшую красавицу — он меня, кажется, бросил — буддист, а, блядь, такой жмот! — она все не верила — попугает и останется — они с двоюродным братом то начинали его поносить, то думали, как удержать — вы определитесь, сказал я, хотите вы Бермана или нет — такая постановка вопроса их озадачила — вот и Сара любовно советует: пиши проще, пиши глупее, развлекательнее — для Америки нужно писать реализм— Сара заснула, ласково засунув указательный палец Сисину в рот.

68

Чета (англ.).

69

Чудо конюшни (англ.).

В «Ротонде» встретились — я издали увидел его скептические черты — приветственно приподнялся навстречу — он только что вернулся из Англии — ничего не хочет — только пьет и гуляет — Фредерик — попробовали повеселиться — ходили по барам — по частным клубам — напились — ругали Париж — в Лондоне было повеселее — в Лондоне не было веселее — нет — сказал Фредерик — веселее всего было в Москве — конечно — сказал Сисин — в Москве ты был важной персоной — в Нью-Йорке они снова напились — с тремя рыцарями нью-йоркской порнографии — работать в ней вредно для цвета лица — они вызвали Фредерика поднять им уровень продукции — припудрить французской иронией — нью-йоркский ранний Маяковский, Ник, с длинной косичкой — застенчивый бунтарь, он боялся теще сказать, что работает в порнографии — суперзадастый Дэйв, победитель последнего конкурса САМАЯ БОЛЬШАЯ ЖОПА НЬЮ-ЙОРКА (приз $50 000) — протестант/ ценитель порнографической музы, пожиратель жареных орехов — enfin [70] , выходец из Восточной Европы, прыткий, стареющий польский пан Юзек — пан Юзек сразу стал хвастаться Сисину роскошными бесплатными ужинами с выпивкой, которые в Америке во множестве имел — тутай можно вспаняле жичь! [71] — все трое лениво хотели быть левыми, остроумными — как французы, совмещать секс и политику — но остерегались «проливать кровь», кое-как жили за счет рекламы hot lines [72] — мы попросили показать нам что-нибудь нескучное — в Даунтауне открылся новый с/м клуб — Дэйв навалял хвалебную статью — прошли через татуированные бицепсы — семи зрителям показывали за $20 истории о жестоких медсестрах и средневековых грешницах — грешницы в новомодном белье закатывали глаза, хихикали невпопад — актрис т-т-точно из них не выйдет — меланхолично выдавил из себя Ник и энергично, как все заики, махнул рукой — в соседних комнатах стояли топчаны, обитые черным кожзаменителем — висели розги — жовиальный мини-Фредерик заглянул — c’est quoi, ca? [73] — ошейник с шипами, палки на ремне — он нас приветствовал, сняв шляпу — с кривыми ногами ковбоя — мы разговорились после спектакля — торговец нью-йоркской недвижимостью — забыл представиться — поведал грустное: — у него было две жены, но ни одна не желала его пороть — пришлось развестись — на миг ему показалось, что мы готовы его выпороть — Дэйв понимающе похлопал его по плечу — тот расцвел в предвкушении — мы вежливо отказались — а нет ли в городе чего-нибудь повеселее? — спросил я — рыцари переглянулись — может быть, транс-с-с-сексуалы? — предположил Ник — ну их в жопу! — скривился Дэйв и с удивившим меня проворством вскарабкался на табурет за стойку бара — здесь не Амстердам— набросился он на жареные орехи — а в Амстердаме говорят: здесь не Нью-Йорк — заметил я — Дэйв хрипло расхохотался — его чудо-жопа свешивалась со всех сторон — пан Юзек обиделся было за Захуд [74] , однако смолчал — Ник стал хвалить Кубу и ругать Иосифа Бродского как человека, профессора и поэта — Фредерик улыбался и пил неразбавленный скоч — на рассвете, расставшись с рыцарями (пан Юзек хотел было увязаться за нами, но передумал, остался с «медсестрами»), поехали на Фултонский рыбный рынок от нечего делать — ходили по рынку — на рынке кипела работа — нью-йоркский пролетариат терзал рыбу — шла дикая перекладка рыб по всем направлениям — люди ходили с ножами и в фартуках — рыбы трепыхались — мы смотрели на рыбы — наконец утомились, сели в Paris cafe возле рынка и заказали устриц — вокруг люди завтракали и пили кофе — вокруг пахло рыбой — слушай — сказал Сисин, особенно бледный после бессонной ночи — что же такое получается? — а что? — спросил Фредерик — понимаешь: все, что можно, то скучно, а что нельзя, то нельзя, или ты просто не человек — выходит, что так — согласился Фредерик — у меня к тебе есть предложение — ну? — сказал Фредерик — Сисин откашлялся: — видишь ли, 1’indifference g'en'erale montre que les hommes ont soif de la fin [75] — что-то знакомое — Фредерик с хрустом почесал небритую щеку — тем более! — обрадовался Сисин — давай совершим преступление против человечества! давай их всех уничтожим! — хозяин-ирландец подал устрицы, а вина не подал — подал кетчуп — кто же ест устрицы с кетчупом! — в этот ранний час подавать вино в Нью-Йорке незаконно — Фредерик принялся убеждать ирландца — но Сисин только рукой махнул: он уже знал Америку — безнадежно — есть устрицы без вина это, конечно, не дело — без вина устрица — не устрица, а медуза — стали пить лимонад — кого ты хочешь уничтожить? — спросил Фредерик — людей — каким образом? — у меня есть средство — а мы спасемся и начнем новую жизнь — Сисин уронил устрицу на рубашку и по привычке чертыхнулся — нет, сказал Фредерик, я не хочу — чего ты не хочешь? — не хочу никакой новой жизни — пусть будет так, как есть — ну, это же тоска — сказал Сисин — ну и что? — сказал Фредерик — Сисин стал настаивать — Фредерик ни в какую — у нас с тобой разные фантазмы, сказал Фредерик — к тому же, я люблю хорошую обувь — а ты носишь дрянь — это дорогие ботинки — сказал Сисин, выставляя желтый ботинок с пряжкой — я не говорю, что они дешевые — Сисин промолчал — пусть они живут, мудаки — добавил Фредерик, расправляясь с устрицами — я не хочу брать на себя ответственность за то, что они подохнут — но я же Бог! — сказал Сисин — я все устрою — может, ты и Бог, сказал Фредерик, но мне это не интересно — что не интересно? — обиделся Сисин — он, можно сказать, впервые в жизни кому-то признался! — открылся! — а Фредерику не интересно — поехали спать, предложил Фредерик, мне надо пол-одиннадцатого идти к мудаку-мэру брать интервью — Сисин доел свежие устрицы без всякого удовольствия — только ты никому не говори о моем предложении, сказал Сисин, мало ли что — предложение, конечно, фашистское — одобрительно позевывая, сказал Фредерик, видя, что друг обиделся — так не скажешь? — не напишешь? — не волнуйся, сказал Фредерик, они этого даже печатать не станут — тоже верно, кивнул Сисин, поехали спать — пахло рыбой.

70

Наконец (фр.).

71

Здесь можно прекрасно жить! (польск.)

72

Телефоны интимных услуг (англ.).

73

Что это такое? (фр.)

74

Запад (польск.).

75

Общее равнодушие показывает, что люди жаждут конца (фр.).

— Почему ты не пользуешься холодильником? — удивился Жуков.

— У меня есть погреб, — объяснил Сисин, — настоящий бункер! Генерал выстроил его на случай ядерной войны. Пошли, покажу.

— Впечатляет, — огляделся Жуков, — картошку хранишь?

— Храню, — сказал Сисин.

— На случай потопа? — Жуков хитровато подмигнул и, довольный шуткой, погладил бороду.

Сисин испытал странное чувство. Он даже не успел прийти в ярость — он просто вышел из себя — он ощутил страшную боль в голове — казалось, мозг раскалывается на две половины — зажмурившись, он попытался справиться с болью — но нет — он просто с треском вырвался из себя — он увидел двух друзей в полутемном, цементном бункере — почувствовал резкий запах гниющей картошки — он поразился своему тщедушному пузатому тельцу — которое всегда представлялось ему цветущим, молодым и очаровательным — ему стало нестерпимо жаль себя — застывшего в обиженной нищенской позе — втянувшего голову в плечи — нескладно побритого — взъерошенного — носителя нелепой человеческой фамилии — взять псевдоним? — или не брать? — он всю жизнь болезненно стеснялся своей фамилии, страдал от нее — на темной улице в Беркли Барлах заметил при Ломоносове, что, по его глубокому убеждению, Век Пиздыцеликом родился и выплыл из сисинской фамилии — Mr. Tits! [76] — немедленно сделав перевод, фыркнул Ломоносов — новыйСисин, который уже был не Сисин, не мистер Титс, почувствовал, что сейчас — за дело! — он разнес бункер — опрокинул дачу — сжег поселок — березовый лесок — прилегающие поля — деревни — согнул в дугу железнодорожные пути — бросился в город — растерзал в клочья большую дуру Москву — сорвал крыши — порушил высотные здания — проломил мосты — уничтожил все вокзалы (кроме Савеловского, который не заметил) — сковырнул библиотеку имени Ленина — разнес Новый Арбат — Большой театр — Лубянку — Замоскворечье — распотрошил склады — вырвал из земли Останкинскую башню и бил ею, как колотушкой, кружевные павильоны ВДНХ — вдавил в землю засранные заводы — растоптал сотни тысяч машин — разломал крашеную игрушку Кремля — пинком в Москву-реку отправил с горки Университет — оглянулся — плюгавый Жуков бежал, пригибаясь, по голому полю — Жуков, который посмел — его гнев перешел в сотрясающий хохот — он поймал плюгавого Жукова, хотел превратить его в мокрое место — вместо этого откусил ему голову — он заметался — рванулся туда-сюда — гоняя во рту языком голову друга, как леденец — увидел огромную лужу — в злобе выплюнул голову друга в сторону океана — пронесся над Атлантикой — постепенно успокаиваясь — разжал ладонь — выпало в воду безглавое туловище — увидел гирлянду зеленых островов — пляжи — длинные волны прибоя — дамбу — крохотный истребитель завис над дамбой — он резко поворотил назад — очнулся от толчка — у него начались одинокие полуторачасовые поездки в набитом городском автобусе через Беверли-Хилз, через черные и желтые опасные кварталы — бестротуарный город будущего — лос-анджелесский славист принес ему почитать свой рассказ — есть такие широкобородые — очкастые — рыхлые — они, как правило, вторичны.

76

Мистер Сиськи! (англ.)

Калифорнийская вдова, кудрявая, резвая малышка лет 60-ти, чьи родители вышли в небо через трубы Дахау, на старой «тойоте» под блюзы, под блюзы завезла Евгения Романовича в рай — рай состоял из растений, собранных по богатым и бедным мещанским квартирам, от герани и фикусов до хлебных деревц — высаженных на взморье — рай состоял из черных блестящих птиц с наблюдательными глазами — там можно было забыть обо всем — вставать на рассвете — валяться на солнце — кормить в бухте морских львов — сидеть в серных ваннах — кормить пятнистых белок — вдыхать эвкалипты — смотреть в костер — танцевать под африканские барабаны — как мало успевают люди в своей повседневной жизни, засоренные невзгодами! — закричал Сисин калифорнийской вдове, стараясь перекричать нигерийский оркестр — весь рай плясал ритуальный охотничий танец — стучали об пол голые пятки — бу-бу! — бу-бу-бу! — бил в барабан старый, в пестром бубу барабанщик, сверкая ладонями и обезьяньими пальцами — они не успевают насытить свои тяжелые желания и освободиться! — кричал Сисин — их распирают, как газы, неудовлетворенные страсти! — бу-бу! — бу-бу-бу! — приплясывал барабанщик со слезящимися (будто их мухи обсели) глазами — после поговорим! — вдова бросилась в круг и закружилась, раскинув руки — РУССКИЙ! — закричал нигерийский старик в микрофон — иди к нам! присоединяйся! — иди к нам! — завопили охотники и охотницы — РУССКИЙ, иди сюда! — я не Спиридонов — подумал Сисин — я не танцор — он запрыгал на одной ноге и захлопал в ладоши — давай, РУССКИЙ! — завопил барабанщик — давай! давай! — мокрая вдова бросилась ему на шею.

Нажми на них! — сказала вдова — Сисин присел и нажал — вдова засмеялась — не бойся, они не укусят! сильнее! — Сисин нажал посильнее — его палец втянулся во что-то липкое, зелено-коричневое — что это, растение или животное? — спросил Сисин — сколько их здесь! — он оглянулся вокруг себя — было время отлива — возраст не играл роли — напротив, ее обе дочери из Сан-Франциско — Манькины сверстницы — выглядели сырым мясом— он возвращался сюда опять и опять — он всякий раз возвращался сюда, когда бывал в Америке — он продвигался все выше и выше по шкале кайфа — он стал чувствовать себя частью пейзажа — люди подолгу стояли в раю обнявшись — обменивались светлой энергией — это заинтересовало его больше их промежностей — в раю он понял, что рая с пиздойне бывает — это было как избавление — избавление от ВП— который, впрочем, его кормил — крутил по конференциям — его решили опозорить — собралась международная мафия кастратов — ждали нервно, как он провалится — ждал доктор философии из Иерусалима — ждал московский эрудит Барлах — широкобородый лос-анджелесский славист засел посреди студенческой аудитории — Сисин не готовясь — не защищаясь — выкарабкался — привычно блеснул— раскрыл суть недавнего изобретения— сорвал студенческие аплодисменты — профессора прошли в студенческую столовую — самое время помириться — сказать всем добрые слова — расцеловаться — но он уехал со случайными людьми в пустыню — в Долину Смерти — позвонил в Москву из автомата, забив его квотерами, напротив Забриски-Поинт — я в Долине Смерти! — ты что, уже умер? — удивилась Ирма — впрочем, не слишком сильно — сидели, облитые желчью и ненавистью — он слишком много на себя берет, этот Сисин — он же никто! — так решила мировая элита — какую слабоумнуюкнижку он написал! — но Сисин знал твердо теперь: он Бог — а они не боги — ху-й-й-й-як!