Страшный суд
Шрифт:
«А теперь германцы отбрехиваются, открещиваются от фюрера, будто некто другой, а не Адольф Гитлер подарил им пусть и недолгое, но величие духа», — с горечью подумал я.
Меня давно занимал этот вопрос.
Разумеется, гениальные полководцы и вожди прошлого, наделившие себя неограниченной властью, умело пользовавшиеся этой властью для создания достойных государственных образований, рационально употребляющие власть в интересах подданных, получали очень разные оценки у собственных народов.
Но удивительное дело! Александра Македонского чтят и славословят не
Может быть, они по-разному пользовались неограниченной властью?
— Власть не может быть другой, — усмехнулся Гитлер — опять я забыл о способности посланцев Зодчих Мира читать мысли! — Власть может быть только неограниченной.В противном случае она и не власть вовсе.
— Верно говоришь, Адольф! — воскликнул товарищ Сталин. — Но вместе с тем, понимаешь, власть — дело тонкое…
— Несть власть, аще не от Бога, — задумчиво проговорил фюрер. — И тот, кто забывает о том, что власть должна быть почитаемой, священной, основанной на правде, что власть имущие просто обязаны положить ее источником и основанием Всевышнего, должны опираться на категорический императив, нравственный закон и совесть в душе каждого соотечественника, тот, кто забывает об этом терпит сокрушительное поражение, и в его руках власть становится делом страшным и катастрофическим…
— Какие мы умные, понимаешь, задним умом, — проворчал Иосиф Виссарионович, и Станислав Гагарин понял, что Сталин несколько задет тем, что товарищ по Тому Свету перехватил инициативу в разговоре о власти.
— Да, Иосиф, — безропотно согласился с вождем Адольф Алоисович, — мы с тобой тоже, увы, изрядно наломали дров, разбросали по миру щепок, злоупотребляли властью, которую я уподобил бы смычку для скрипки, пользовались властью как грубо обтесанной и смертоносной дубиной.
— Уже в процессе отесыванияесть, понимаешь, элемент насилия, — с некоей долей возражения, но в принципе соглашаясь с Гитлером, произнес Иосиф Виссарионович.
Папа Стив со снисходительным юмором наблюдал дружескую пикировку двух великих друзей-врагов, которые то не признавали друг друга, то на весь мир объявляли о великой дружбе. Я вспомнил, как в августе 1939 года при чествовании Риббентропа родимый наш вождь сказал, поднимая бокал с вином: «Я знаю, как любит немецкий народ своего фюрера. Я поэтому хотел бы выпить за его здоровье». Дипломатия, конечно, но все же…
А его, Сталина, многократно повторяемые заявления о том, что национал-социализм есть исторически прогрессивный строй, служащий промежуточной стадией между капитализмом и социализмом? Было такое? Ну то-то…
…Когда мы с Гитлером оставили поле, вернее, улицу скоротечного боя и вошли в новый корпус Дома творчества, в который я-таки попал милостью и душевным ко мне расположением Александра Алексеевича Николаева, директора,
оказавшегося искренним поклонником моего творчества, дежурная сказала мне:— А вас в комнате ваш родственник с Кавказа дожидается… Веселый такой и добрый! Вот пакет с орехами и чудесные груши мне подарил…
— Кушайте на здоровье, — ответил я и увлек собственного спасителя в сто двадцать второй номер.
Сталин сидел за письменным столом и писал нечто любимой моей вечной, понимаешь, авторучкой.
Он поднял голову, внимательно посмотрел на Гитлера и меня, убедился в том, что никто из нас не ранен — не знаю, можно ли повредить пулей фюрера — удовлетворенно кивнул.
— Чай я для вас вскипятить не успел, — проговорил Иосиф Виссарионович, поднимаясь из-за стола.
— Не беда, товарищ Сталин, — весело, будто и не было заварушки на улице Серафимовича, произнес Папа Стив, проворно наполнил водой из-под крана умывальника в спальне тонкий стакан и опустил в него мощный по энергоемкости кипятильник, им снабдила меня Лиза Ржешевская, сестра милосердия.
…Поначалу я держал в голове вопрос к Вождю всех времен и народов: зачем он вызвал меня к себе таким диковинным способом, через Дом творчества в Переделкине? И только через две недели с лишним соизволил появиться сам, да и то через пусть и бесшумную, но стрельбу на неприспособленной для подобных разборок дачной улице.
Конечно, я понимал, что стрельба была вынужденной и похитить меня — вот только за каким таким хреном?! — собирались на полном, как говорится, серьезе.
Видимо, вожди заранее знали об этом и явились в урочное время, вернее, появился только Гитлер, но, видимо, и товарищ Сталин неким боком был к истории сей причастен.
Вопрос Отцу народов сразу задать Станислав Гагарин не сумел, занялся чаем, затем пошли интересные разговоры о власти, и вот, наконец, Иосиф Виссарионович спросил меня, пристально глядя в упор тигриными глазами:
— Мучаетесь, понимаешь, вопросом: зачем так смудрил товарищ Сталин? Заставил сочинителя забраться в Переделкино..
— Имею намерение спросить вас об этом, товарищ Сталин, — честно признался Одинокий Моряк.
«Заодно прояснили бы, товарищи вожди, зачем понадобилось похищать мало кому известного и безвредного литератора», — подумал он.
— Кому-кому вовсе вредного, — живо отозвался Отец народов. — Все тем же ломехузам…Борьба вступает в последнюю фазу, и, к сожалению, исход ее, узы, неясен.
— Но ведь за вами стоят могущественные Зодчие Мира, охраняющие добро! — вскричал я, чувствуя, как охватывает меня отчаяние безнадежности. — И наша Россия люба им высокой, как символ, нравственностью и справедливостью отношения к бытию… Или боги отказались от российских народов и их Державы?
— Державы больше нет, — угрюмо промолвил Адольф Гитлер. — Есть жалкая пародия на государство. Но гибель России ввергнет планету Земля в кровавый хаос Последней мировой войны, последней потому, что на Земле погибнет все живое… Да и прекрасная зеленая планета расколется на множество обугленных и оплавленных кусков-обломков…