Страсть по понятиям

Я пожал плечами.

— Не знаете?

— Я знаю, что мне уезжать пора. Нет здесь Караваева. Поеду я.

«Так и передайте своему начальству», — мысленно добавил я.

— В Москву?

— Нет, в Киров. Ремезов туда Альберта увез. Там его искать буду.

— Может, Караваев все-таки здесь, в Некрасове?

Я покачал головой и пальцами одной руки провел по щекам. Челюсть у меня сломана, больно говорить. Да и ребра отбитые ноют. С почками тоже не все в порядке, печень болит. Ну а про голову и говорить нечего…

— Может, я помогу вам его найти?

Я пожал плечами. Если есть желание, то пожалуйста. Но только без меня.

Возможно, Кольчугин правильно понял мой мысленный посыл, но это его не остановило. Не та у него программа.

— Давайте начнем с него, тогда мы. возможно, выйдем на его обидчиков… Итак, что вам удалось узнать? Где он может находиться?

— В Кирове.

— Но вы же искали его здесь?

Я кивнул.

— Значит, был повод? — напирал дознаватель.

— Уже нет.

— Но Настя сказала, что вы ей не верите. Она сказала, что вы ищете Караваева.

— В Киров я поеду, там буду его искать.

— Но, может, он все-таки здесь. Дайте мне подсказку, я займусь этим делам.

— Нет ничего… И проблемы мне не нужны… И говорить я больше не могу…

— Но вам же нужно найти Караваева! — не унимался дознаватель.

Я с недовольным видом закрыл глаза. Все, что было нужно, я уже сказал. Все. на этом разговор закончен. Кольчугин, конечно, может и дальше пытать меня, но я ему больше ничего не скажу…

— Поймите, Константин Алексеевич, я не собираюсь выполнять вашу работу. Мне до Караваева нет никакого дела, но я должен найти людей, которые на вас напали, — ощущая свое передо мной бессилие, недовольный этим, сказал капитан. — Я, конечно, допрошу Шептулина, но если он ничего не скажет, будем действовать через Караваева. Возможно, нападение на вас как-то связано с этим парнем… Как вы думаете, это возможно?

Не открывая глаз, я медленно повел головой. Нет, я так не думаю, и не надо меня провоцировать. И еще я очень плохо себя чувствую, поэтому пусть меня оставят в покое… Наконец-то до Кольчугина дошло, что разговора не будет.

Он ушел. А через два дня ко мне пожаловала сама Настя. К этому времени я чувствовал себя уже вполне сносно. Головные боли прошли, перед глазами уже не плыло, сосущая тошнота из желудка исчезла. Челюсть, конечно же, не срослась, проволочные шины по-прежнему мешали мне говорить, но я научился довольно-таки внятно произносить слова.

И еще синяки над глазами не прошли. Опухлости немного уменьшились, а синева хоть и пожелтела по краям, но в середине стала еще гуще. На носу ссадина, на губе поджившая трещина, на подбородке сбитость. В общем, видок у меня еще тот. Именно это и давала понять мне Настя своей ироничной улыбкой. Дескать, хоть и не красавец я, но ей нравлюсь.

На ней был медицинский халат, но и платье под ним тоже белое, причем облегающее и чуточку прозрачное, длиной выше колена. Выглядела она в нем очень соблазнительно.

— Не помешаю? — спросила она.

Я лежал на заправленной койке, в шортах и футболке. Надо было бы подняться, но я подвинулся, освобождая вторую половину койки. Дескать, не помешает она, как раз наоборот.

— Ты как нельзя кстати.

— Это что, шутка такая? — скорее в шутку, чем всерьез, возмутилась она.

— А если я по тебе соскучился?

Понятное дело, в каждой шутке есть свой предел. Тем более Настя — чужой мне. в общем-то, человек. Более того, мы по разные стороны баррикад. Поэтому я стал подниматься, опуская ноги на левую сторону койки, но она вдруг села на кровать слева от меня, рукой коснулась моей груди, призывая вернуться на место. Я повиновался, но лег так, чтобы не касаться ее. Хотя чего уж греха таить, захотелось вдруг лечь на бок. животом прижавшись к ее спине, обнять… ну и так далее…

Палата у меня на четыре койки, но соседей не было. И я даже догадывался почему. Кто-то договорился с врачами, чтобы я оставался в гордом одиночестве. Ремезов в городе личность известная, как бы не попался мне сосед, который хорошо его знал. Как бы я выспрашивать о нем не стал… Мало ли. вдруг узнаю о нем что-нибудь компрометирующее.

— Тебе лежать надо, — сказала Настя.

Она села боком ко мне, и ее левое бедро оказалось на моей койке; голень под прямым углом свешивалась вниз. Колготок на ней нет. нога загорелая, гладкая как шелк. И я почти уверен был в том, что Настя не скинула бы мою руку, если бы я вдруг рискнул погладить ее коленку.

— А если хочется подняться?

— У тебя сотрясение мозга, перелом челюсти.

— Это намек?

Я все-таки рискнул и ладонью накрыл ее коленку.

— Может быть еще хуже, — язвительно и даже злорадно усмехнулась она.

Но руку с коленки не столкнула. И тело ее заметно напряглось — в предвкушении продолжения. Ведь если я настоящий мужчина, то, сказав «а», обязан произнести «б»… Только вот готова ли она совершить со мной путешествие по всему алфавиту? Вдруг ее интересуют буквы «р» и «с»? Развод с женой и свадьба с ней самой… Я бы не хотел так далеко заходить. Достаточно «д» и «е»…

— Еще может быть…

Она вдруг накрыла мою ладонь своею и повела ею вверх по бедру, под подол своего платья.

— Сейчас Игорь зайдет, а мы тут с тобой…

Она улыбнулась, предвкушая страх и растерянность с моей стороны. Она ждала, что я испугаюсь и отдерну руку… А я, признаться, испугался, да так, что аж челюсть заныла. Не хотелось бы мне снова попасть под убойные кулаки. Но руку, тем не менее, я не отдернул.

— Пусть заходит.

— Ты не боишься? — удивленно спросила она.

Она только что направляла мою руку к своим запретным высотам, но сейчас удерживала ее. Оборонялась, но не контратаковала, пытаясь выбить меня с занятых позиций.

— А почему я должен бояться?

— Ну, мало ли.

И все-таки она пошла в наступление — сначала обратила в бегство мою руку, а затем и вовсе перебралась на соседнюю койку; села на самый краешек, плотно сомкнув ноги.

— Мало ли?.. Я сам не знаю, мало это или много, — сказал я, поднимаясь с койки вслед за ней.

Вроде бы мало, потому что я рассчитывал на большее. Но в то же время много, поскольку Настя, по сути, мой противник… Или все-таки мало? Ведь она могла нарочно дойти до своей буквы «д». Назло дразнить меня и динамить. Мне назло и себе в удовольствие? Ведь она провоцировала меня, играла со мной, поэтому моя рука побывала у нее под подолом — это своего рода оперативная необходимость. Но ведь ей нравилась такая игра… А она меня провоцировала. Ей нужно было знать, догадываюсь я, кто избил меня или нет.