Страсть умеет лгать

Через несколько минут мы сидели в крохотной каморке, куда помещался топчан со свернутым матрацем, стол из досок и табурет, и пили горячий чай с пирожками. Точнее, пила я, Димка и сторож Василий Петрович, который до пенсии работал в моей школе учителем труда и почему-то взял меня под покровительство, гоняя на переменах моих обидчиков. Он, конечно, удивился, увидев нас в окошко, но впустил в сторожку без лишних вопросов.

Дядя Вася пристроился на табурете у самых дверей: у стола места не хватало. Анна Афанасьевна, сидя на табурете, брезгливо поджимала губы и настороженно оглядывала чистенькое, в общем-то, помещение и особенно двустволку, многозначительно висевшую на стене под дешевенькими иконами. Я точно знала, что двухстволка — лишь макет и годилась только как средство отпугивания бродячих собак.

— Ясно-понятно, Зайчонок, — сказал дядя Вася, выслушав мой краткий рассказ и просьбу. Зайчонком он меня называл еще со школы, как, собственно, и всех детей, даже старшеклассников. — Спрятать вас мне тут негде, сами понимаете. Да и прятать лучше по-отдельности. Вас, мадам, — он хитро прищурился на бабушку, — я могу тут разместить. Спать придется на полу, но постель чистая, без блох и клопов, тут за чистотой монашки следят. Правда, я не знаю, не припишут ли они мне и вам какой грех, но церковь рядом, замолим.

Анна Афанасьевна возмущенно фыркнула, а я едва не расхохоталась, до того обескураженное у нее стало лицо. Тиски, сжимавшие сердце, медленно разжались, дышать стало легче. Я не одна, мир не погружен в грязь по макушку, выберемся...

— Да шучу я, шучу, Анна Афанасьевна, — подмигнул мужчина, которого стариком назвать язык не повернулся бы. Седина едва тронула его русую шевелюру, а крепкой накачанной фигуре позавидовали бы бодибилдеры. — Сейчас позвоню моему другу, он отвезет вас ко мне домой, ключи я вам дам, переночуете. А там покумекаем, как прищемить хвост вашей злючке.

Он вытащил старенький кнопочный мобильник и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь.

— Ты с ума сошла, — тут же прошипела бабушка. — Притащила нас к какому-то подозрительному типу! Да у него морда уголовника! Да у них тут мафия нищих кормится, первые осведомители у криминала!

— Ни одного нищего ночью здесь не бывает, — пожала я плечами. — И дядя Вася не уголовник, а заслуженный учитель. Он нам рисование преподавал и труд мальчикам. Забыла?

Дверь открылась, впустив поток ледяного воздуха. Порхнули снежинки.

— Готово, девочки. Карета подана. Я помогу, Зайчонок! — сторож подхватил на руки Диму, что-то шепнул мальчику, от чего он заулыбался и солидно кивнул, как взрослый мужчина.

Анна Афанасьевна выскочила, как наскипидаренная. Я взяла пакеты и пошла следом.

За калиткой забора стоял вишнево-кремовый мерседес-майбах.

Я остановилась, как пришибленный тапком таракан.

— Это ваш друг, дядь Вась? Вы его хорошо знаете?

— Конечно, Зайчонок! Кому попало я бы вас не доверил, Богом клянусь, ох, прости, Господи, — мужчина перекрестился.

Тем временем, из машины вышел Михаил собственной роскошной персоной, вежливо поздоровался, сделав вид, что мы с ним незнакомы, предупредительно открыл перед бабушкой дверцу авто и помог ей забраться на заднее сиденье. Потом, взяв у сторожа ребенка, усадил его рядом с Анной Афанасьевной в детское кресло и пристегнул ремнем безопасности. Детское кресло! — моргнула я ошеломленно. Тем временем, дядя Вася погрузил наши вещи в багажник.

— Прошу, — мой несостоявшийся начальник открыл передо мной переднюю дверь.

— Спасибо! — я тоже сделала вид, что не узнаю управляющего филиалом, села, пристегнулась и всю дорогу молча пялилась в окно, не замечая, куда нас везут.

Вот и сбылась твоя глупая мечта, Элька, прокатиться на роскошном авто с шикарным мужчиной.

И только когда машина мягко затормозила у многоэтажки в новом районе, я сообразила, что дядя Вася так и не отдал мне ключи. Я мысленно застонала.

Или вслух. Потому что Михаил повернул ко мне свое надменно-аристократическое лицо и поднял бровь:

— Что-то не так?

— Ключи, — прошептала я, почему-то краснея. — Я забыла взять ключи у Василия Петровича.

— У меня есть запасные, я отдам их вам, — Михаил потянулся, открыл бардачок и выудил из него связку ключей с брелком-открывашкой.

— Я не знаю номера квартиры.

— Я провожу, — равнодушно бросил он и вышел из машины.

Бабушка тут же восторженно брякнула:

— Какой мужчина, Мишель! А какой автомобиль! Не будь дурой, цепляйся…

Я посмотрела на нее в зеркало, мгновенно закипев гневом:

— Лариску ты так же учила?

Анна Афанасьевна поджала губы.

Михаил взял на руки уснувшего Диму, бабушка вцепилась в свой “больничный” пакет с драгоценной папкой, я тащила остальное.

Квартира оказалась берлогой-студией с одним диваном, шкафом, плазмой на стене, плитой и холодильником. Наличествовали еще стол, два стула и электрочайник на подоконнике.

— Вам здесь будет тесно, — сказал Михаил, уложив спящего ребенка на диван. Прошел к холодильнику, распахнул и тут же закрыл. — И в холодильнике пусто. Насколько я знаю, Василий Петрович тут и не живет, он при церкви все время.

— Утром мы уедем, молодой человек, — ввернула Анна Афанасьевна прежде, чем я успела открыть рот. — Кстати, как ваше имя, кого нам благодарить за помощь?

— Василия Петровича, — усмехнулся мужчина. И, пожалуй, впервые за последний час пристально взглянул на меня. — У меня в машине есть пакет с бургерами и банка кофе. Возьмете?

— Возьмем! — решительно вмешалась бабушка и пихнула меня в бок локтем.

Так как Михаил по-прежнему смотрел на меня, пришлось кивнуть. Сама я могу и поголодать, но похищенного ребенка кормить надо. Управляющий скупо улыбнулся уголком губ.

— Тогда вам придется меня проводить.

— Ее зовут Мишель, — опять подсуетилась старая сводница. — Внучка, ну что ты как язык проглотила?

— Вот как? Василий Петрович называл другое имя, — Михаил, не оглядываясь, направился к выходу.

Я скрипнула зубами и поплелась следом, как на веревочке. В конце концов, мне было любопытно: что связывает этого блестящего богатенького буратино со старым церковным сторожем.

11