Страсти Евы

– Жесткая дисциплина - двигатель успеха.

«Мир родил диктатора!»

– Могу я узнать, род вашей деятельности? Вы доктор в области диктатуры?

Гавриил Германович изумленно изламывает свою изящную бровь и склоняет голову на бок, отчего концы его волос послушно скользят по острым скулам, точно по лезвию скальпеля.

– Вашему дерзкому рту я бы преподал один весьма полезный урок диктатуры. Впредь будьте осторожны, госпожа Воронцова. Время от времени мы с вами будем видеться в ОМА.

От квантового скачка в нашем диалоге я распахиваю глаза и рот одновременно.

– Не может быть…

– Представьте себе, - прибавляет он, пристально глядя на мои приоткрытые губы.

Король Коварства и Интриг Злой Рок сыграл со мной злую шутку!

– Не думала, что вы преподаете.

Гавриил Германович полон внимания:

– Чем же я плох?

– Э-э… я не хотела вас обидеть, - спешу я с извинением, от неловкости не зная, куда деть руки.
–  Я хочу сказать, что вы не то чтобы не достаточно умны для должности профессора, просто, по моим представлениям, вы выглядите моложе. Э-э… не так молодо, конечно, как мой школьный учитель биологии.

– Воистину немолод и для вас, моя дорогая. Вам восемнадцать. Вы только окончили школу.

– Для меня вы в самый раз… - я судорожно сглатываю, как глупенькая рыбка, попавшись в ловко расставленные сети бывалого рыбака.
–  По статистике женщины взрослеют раньше мужчин. Разница в возрасте - условность клипового мышления урезанного мировоззрения индивида, заклейменного стереотипами неразвитого общества. Таково мое мнение. На мой взгляд, вам от силы тридцать пять.

– Быть может, вы заблуждаетесь, - каверзно выдает он полувопрос-полуутверждение.

В его умных глазах действительно отражается мудрость человека на десятки лет старше. Игру воображения, конечно, никто не отменял, но я всерьез задумываюсь над уверенностью в том, за что недавно ратовала.

– Э-э… интуиция мне подсказывает, что в Корпорации вы трудитесь на руководящей должности, - технично избегаю я дальнейшего развития щекотливой темы.

– Моя дорогая, проницательности вам не занимать, - его искренность превосходит все возможные пределы.
–  Перед вами доктор биологических наук. Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь вирусологией. На сегодня являюсь одним из акционеров Корпорации. Мой комплекс лабораторий - Зона № 1 - располагается в Подмосковье. Что до вас? Слышал, вы мечтаете стать хирургом.

– «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств», - скромно цитирую я Гиппократа.
–  Мои мозги не рассчитаны на научные открытия.

Наше общение прерывает звон бокалов в основном зале - заводной цыганский ансамбль завершил выступление. Разделяя общество других гостей, мы перебираемся к бассейну для финальной части празднества. Гавриил Германович снова напускает на себя непреклонный отсутствующий вид, но, что самое поразительное, в своей отчужденности он умудряется выглядеть необычайно органичным.

– Какая удивительная сегодня луна, - зачарованно вглядываюсь я в багровые лунки кратеров на огненно-рыжем диске.
–  Я обожаю полнолуние. А вы?

– Раз вы любите полнолуние, значит, оно в честь вашего дня, - с видом знатока отвечает он.
–  Небо чтит его.

– Не знала, что мне оказана такая честь.

– Скоро узнаете, уверяю вас, - в его наступательной интонации заложена угроза или даже приговор, но точно не комплимент.

– А, ясно, - благодарственно киваю я, пальцами вцепляюсь в дужку очков.

«Доктор Гробовой, случайно, не клиент Финкельштейна - моего мозгоправа?»

– Не обижайтесь, моя дорогая, просто прекрасную половину человечества возбуждает всякая мистика, гадания там… гороскопы и прочая ерунда, - возвращается он к тону утратившего вкус к жизни прожженного повесы.
–  У мужчин аналитический склад ума.

– «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного», - подзадориваю я его и нарочно меняю тактику: - Не возьмусь спорить с Овидием и говорить за всех ныне живущих женщин, но лично я - реалист. Меня не возбуждают перечисленные вами пункты.

Какое-то время Гавриил Германович задумчиво изучает меня.

– «Женщина - человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается». Быть может, Вольтер ошибся. Вы удивили меня, моя дорогая.

На моем лице наверняка отражаются сложные мыслительные усилия - я тщетно пытаюсь разобраться в замысловатом комплименте или что это было?.. Возвращает мне возможность мыслить здраво проплывающая мимо нас грудастая блонда, выражающая всем своим видом, как будто на лбу у нее бегущая строка: «Я даже болтать не буду, красавчик, а сразу сделаю все, что захочешь!»

– Мне кажется, вы остаетесь солидарны с Вольтером?

– Привычка - вторая натура, - твердо заверяет меня Гавриил Германович, со скучающим видом рассматривая дружно поднимающихся на сцену исполнителей новой музыкальной группы.

– Позвольте вам напомнить насчет привычек. Дурная привычка может опорочить даже добродетель.

– Добродетель… - монотонно протягивает он, как будто слышит незнакомое ему слово.
–  Увы, меня не заботит добродетель.

– Вы отвергаете добродетель?

– Моя дорогая, должен сознаться, что я не имею привычки лгать. Мой ответ вас разочарует. Оставим тему.

– Вы бежите впереди паровоза.

Гавриил Германович пронзает меня предупреждающим взглядом, но направлено его предупреждение скорее на что-то другое.

– За эту нескончаемую дерзость вас стоит распять и высечь. Будьте благоразумны, госпожа Воронцова. Не искушайте меня более.

«Зверь!»

– Я настаиваю на ответе.

Он досадливо цокает языком в лучших традициях деспотичного учителя, ему только указки не хватает.

– Я не гонюсь за романтикой. Не в моих правилах заботиться о добродетели партнерш, которых я трахаю.

Демон гордости вселился в голову доктора Гробового. Голос разума свято умоляет меня не кусать больше, чем я смогу проглотить, но демоны-во-все-тяжкие затыкают оппоненту рот.

– Что еще есть в ваших правилах, разрешите узнать?

Упрямо воззрившись на Гавриила Германовича в ожидании ответа, я с удвоенной силой впиваюсь ногтями в пораженную кожу ладони, взявшую на себя обязательство груши для битья.