Страсти по рыжей фурии

– Только не торопись! – прошептала я. – Только не торопись, я тебя умоляю!

Он не торопился, он делал все достаточно медленно, но я вдруг поняла, что мне еще очень далеко до обещанного блаженства. Сновали туда-сюда рыбки в аквариуме, кот сидел на полу перед кроватью и, склонив мордочку, озадаченно наблюдал наши телодвижения. Я стонала, извивалась, Серж был уже весь покрыт испариной, от него интенсивно пахло дезодорантом, одеколоном, туалетной водой после бритья, шампунем от перхоти, кремом для ног – от запаха всей этой парфюмерии у меня даже заложило нос, я все еще чего-то ждала... Я хваталась двумя руками за его чудесное обнаженное тело и постепенно понимала, что ничего не чувствую.

Всякое проявление любви оправдано самой любовью, но я не была влюблена в Сержа. Когда-то, давным-давно, я хотела, чтобы этот человек был только моим, но сейчас мое тело не отзывалось на его прикосновения, словно вместе с прошедшей юностью ушла и любовь к нему.

Я была археологом, который, разгребая в разные стороны песок посреди пустыни, обнажает огромный остов динозавра, умершего тысячи лет назад. Все было настоящим – и песок, и кости, и руки, которые терпеливо откапывали прошлое, под сомнением была только жизнь этого несчастного динозавра, ибо факт его гибели скрывался в глубине веков.

Я обнимала Сержа, я прикасалась к его шее, пахнувшей дорогим мужским одеколоном, я стонала и вскрикивала, отзываясь на каждое его движение, но эта сцена любви была не со мной, а с той девочкой, которая десять лет назад собиралась отдать свою бессмертную душу за один час блаженства с обожаемым ею человеком. Я же нынешняя, холодная и жестокая, равнодушно наблюдала за этим актом любви... Нет, любовью нельзя назвать животные телодвижения, которые мы производили, что-то вроде ритуальной пляски смерти.

Серж зарычал непроизвольно, и я с неожиданным отвращением оттолкнула его. Он упал рядом – судороги, похожие на агонию, сотрясали все его прекрасное тело. Он испытывал наивысший миг наслаждения, но лишь отвращение он вызвал у меня... Я была актрисой, которая играла любовь, но сама не любила.

– Только моя, – хрипло сказал он, оставляя на моих плечах синяки.

– Серж, господи, мне больно! – пропищала я, отталкивая от себя его цепкие руки. – Серж, не трогай меня...

Откинувшись назад, он замер. Тишина повисла в комнате. Я скосила глаза и заметила, что кот давно удрал куда-то, в пустой комнате гулко раздавались какие-то странные удары. Я поняла, что это громко стучит мое сердце.

Серж лежал рядом, бледный, с закрытыми глазами, и если б не вздымавшаяся от дыхания грудь, его можно было принять за мертвеца. Я с ужасом смотрела на него... Все было прежним – и моя комната, и этот человек, и я сама, но что-то незримое, неуловимое произошло, черной тенью пролетело над нами. Я постепенно, но с каждой минутой все сильнее, жалела о том, что произошло. «Отчего так? – растерянно думала я. – Отчего мне кажется, что лучше было бы оставить мою детскую любовь нетронутой и по-прежнему вспоминать с нежностью и грустным умилением Сержа? Только желать воплощения мечты, но никогда не претворять желание в жизнь?»

– Тебе хорошо было? – спросил Серж, открыв наконец глаза. – Впрочем, это дурацкий вопрос, я не должен был его задавать...

А разве мне было плохо? Нет. Слишком большие ожидания, конечно, но ничего такого, к чему можно было бы придраться! Я пыталась с помощью рассуждений успокоить себя, но удавалось мне это плохо.

– Ты хочешь есть? – спросила я машинально.

Серж приподнялся удивленно на локте:

– Да! – и добавил потом: – Если любимая женщина накормит меня и восстановит мои слегка иссякшие силы, то я буду готов к новым подвигам!

Он говорил шутливым тоном, но у меня его ответ вызвал тоску, я пожалела о своем предложении перекусить... Что-то странное со мной творилось. Я вскочила, с ловкостью фокусника накинув на себя шелковый легкий халатик, и умчалась на кухню. «Какая я дура! – с раздражением подумала я. – Чего же я испугалась? Ведь всего полчаса назад я была уверена, что безумно люблю Сержа...»

Я насыпала в турку кофе, смастерила какие-то бутербродики и чуть не уронила поднос – в дверном проеме появился Серж, элегантно закутанный в простыню, – зрелище, достойное Древней Греции, а не моей скромной кухни.

– Я по тебе соскучился, – заявил он. – Ты собиралась подать мне завтрак в постель?

– Ну, в общем...

– Господи, ты чудо! Я все испортил, не надо было мне вставать!

– Что ж, раз испортил, так давай останемся здесь, – серьезно произнесла я.

Он попытался усадить меня к себе на колени, но я соскользнула с них под предлогом, что мне неудобно. Вертя в руках чашку с кофе, я сидела напротив него и не знала, о чем говорить.

– Ты выгнала его?

– Что?

– Того человека, с которым жила. Ты его выставила?

– Серж, голубчик, он совсем неплохой, нельзя так...

– Неплохой! – презрительно фыркнул Серж. В его голосе было что-то такое, что заставило меня насторожиться. Обычно с подобным апломбом говорят люди, которые точно знают что-то. Но что он мог знать о Мите? Я же ничего не рассказывала... «Шурочка! – озарило меня. – Она описала Митю злодеем. Но она перестаралась, в этом вопросе могла разобраться я сама». Мне стало обидно за Митю.

– Да, неплохой, – твердо повторила я.

– Хорошо, не будем об этом, – он накрыл мою руку своей ладонью. – Но мне совсем не хочется делить тебя с кем-то. Ты только моя, – ровным голосом повторил он. Похоже, Шурочка здорово сумела его накрутить. Я не злилась на нее, мне было только досадно, что ситуация вышла из-под моего контроля. – Таня, ты меня любишь?

– Да, – ответила я, с ужасом понимая, что безнадежно лгу.

– Тогда поцелуй меня, – он потянулся ко мне. Я покорно подставила губы, в очередной раз не понимая, почему мое сердце молчит. – Выходи за меня замуж, – сказал он потом серьезно.

– Не слишком ли ты торопишься?

– Милая, что ты! Мы столько лет потеряли, к чему тянуть...

– Но живут же люди и без штампа в паспорте! – с досадой произнесла я.

– Не надо, Таня, – мягко остановил он меня. – Ты согласна?

«Что ж это такое! – подумала я в совершенном отчаянии. – Вроде бы я должна согласиться, но мне смерть как не хочется! И вообще мне ничего не хочется!»

– Ты согласна? – повторил он, глядя на меня своими чудесными серо-голубыми глазами. Этот взгляд совершенно лишил меня всякой ориентации, я барахталась в нем, как в утреннем тумане, не видя дороги.

– Да, – вдруг ответила я и опять поняла, что лгу. Что никогда не выйду за него и даже не захочу никогда быть его женой, потому что невозможно сочетаться браком с мечтой, которая осталась в прошлом.

Он обнял меня и стал говорить о своей бесконечной любви, о том, как он прозрел недавно – в фигуральном, естественно, смысле – и как он счастлив теперь, и что я большая умница, что согласилась.