Страсти по Веласкесу

– Тоже мне неприятность, – хмыкнула Дарья, сопровождая свои слова мягким постукиванием по клавиатуре. – Вернется из командировки, все и заберешь.

– Я понимаю, ты занятой человек. Ты работаешь, и тебе не до меня и моих проблем. Только я тут места себе не нахожу и боюсь, как бы со мной от этого не случилось чего. Даша, нужно срочно придумать, чем бы мне себя занять!

– Ну, на этот счет я абсолютно спокойна. Ты у нас натура творческая, фантазией наделена сверх меры, а тормоза у тебя отсутствуют. Не печалься, ты скоро найдешь, во что вляпаться, – хохотнула Дарья и положила трубку.

Разговор с Дашей привел меня в чувство. Подруга была абсолютно права, я извожу себя по пустякам. Какой смысл психовать, если до возвращения Веры Геннадиевны все равно нельзя ничего изменить? Не разумнее ли будет просто выкинуть на время из головы все мысли, связанные с архивом, и передохнуть?

Решение я приняла, вот только воплотить в жизнь его было очень не просто. По характеру я похожа на ищейку: взяв след, упорно иду до конца, не отвлекаясь уже ни на что иное. Если след вдруг теряется, впадаю в депрессию и начинаю настойчиво кружить на месте в надежде, что он объявится снова. Единственным спасением в такой ситуации может стать только появление другого следа.

В данном случае помимо архива существовала еще и проблема анонима. Как только я вспомнила о ней, на душе сразу полегчало: я нашла, чем занять себя в ближайшее время.

Герасим оказался дома, что, в общем, было нормально, и с готовностью отозвался после первого же звонка, что было уже странно. Обычно он, поглощенный сидением за своим компьютером, на посторонние звуки откликался с большой неохотой. А тут не успела я набрать номер, как в трубке раздалось поспешное:

– Слушаю.

– Привет! – радостно поздоровалась я, довольная, что приятель на месте, и я могу незамедлительно приступить к расспросам.

– А, это ты, – разочарованно протянул Гера.

– Я тоже рада тебя слышать, – поспешно заверила я его. – Ждал звонка от кого-то другого?

– Да нет…

Ответ показался мне неубедительным, но допытываться я не стала.

– Отлично! Значит, мы можем спокойно поболтать. Как твои дела?

– Нормально.

Тон, каким это было произнесено, полностью опровергал смысл сказанного. Даже те малые крохи оптимизма, что раньше хоть как-то прослушивались в его голосе, теперь исчезли. Герин голос звучал глухо и необычайно уныло.

– У тебя неприятности? – осторожно поинтересовалась я.

– У меня? С чего ты взяла? – до крайности ненатурально изумился Гера.

– Ты сегодня сам на себя не похож. Озабоченный какой-то, что ли.

Мое невинное замечание вызвало у Геры неожиданную вспышку раздражения.

– Ну извини, не у всех такой чудесный характер, как у тебя, Анька! Ты, вообще, чего звонишь-то?

– От Лизаветы есть известия?

– Звонила тут на днях, – неохотно пробурчал Герасим.

– Хорошая новость. Как она?

– Нормально.

– Что сказала?

– Господи, ну что может сказать Лизка? Сообщила, что гостит у друзей за городом, что у нее все в порядке и что явится через несколько дней.

– А что это за шутка была с убийством и криками о помощи?

– Забыл спросить. Послушай, Анна… ты ведь права. Я действительно жду звонка. Очень важного. Давай потом созвонимся, лады?

– Нет проблем. Но вообще-то я хотела к тебе заехать. Не помешаю?

– Сегодня?

– Прямо сейчас.

– Нет. Не нужно. Только не сегодня, – торопливо сказал Герасим и добавил:

– Мне сегодня не до трепа.

– Проблемы?

– Никаких проблем. Просто занят. Работы много. Давай увидимся в другой раз.

И бросил трубку, даже не попрощавшись со мной.

Озадаченная, я несколько секунд тупо смотрела перед собой, после чего быстро собралась, вышла на улицу, села в машину и поехала в сторону Гериного дома.

Дверь открыла мать Герасима.

– Анечка! Наконец-то выбрала время навестить нас. Совсем забыла старых знакомых.

Герину мать я любила и потому сразу же начала оправдываться:

– Скажете тоже! Забыла! Да совсем недавно забегала.

– Надо же! – огорчилась она. – А Герка, паршивец, даже словом не обмолвился.

При упоминании о сыне ее добродушное лицо омрачилось, и она пожаловалась мне:

– Странный он какой-то последнее время, Анечка. Мрачный и все больше молчит. А если спросишь что, так сразу сердится.

Она горько вздохнула, как могут вздыхать только измученные тяжелой жизнью женщины, и упавшим голосом закончила:

– А со вчерашнего дня так вообще сам на себя не похож. Мечется из угла в угол, места найти не может.

– Сейчас он дома?

– В супермаркет его послала. Обед на завтра затеяла готовить, а у нас картошка закончилась. Да ты проходи, он скоро будет.

Герина мать вернулась на кухню, а я пошла в комнату к Герасиму. В ней царил привычный рабочий беспорядок, разобраться в котором было под силу только хозяину. По всем столам были разложены детали, блоки, узлы и всякие железки от компьютеров. На стенах в специальных боксах развешены были инструменты. На полках плотными рядами стояли коробки с лазерными дисками. В углу мерцал огромный монитор оставленного без присмотра компьютера.

Занять себя до возвращения Геры было нечем. В его комнате все, так или иначе, было связано с компьютерами, которые меня никогда не интересовали. От скуки я присела к столу и клацнула «мышью». Радужное мерцание прекратилось, и на экране высветился текст письма. Похоже, перед уходом Герасим сидел в Интернете и проверял почту. Я лениво и безо всякой цели заскользила взглядом по строчкам и вдруг поняла, что читаю нечто знакомое: «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 году у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую оченьщедрое вознаграждение».

Не веря самой себе, я таращилась на знакомое до последней запятой послание, а в голове очумело метались, сбивались в кучу и снова разлетались в разные стороны, самые безумные мысли.

Что это значит? Почему письмо, которое прислал мне неизвестный, и из-за которого я истрепала себе столько нервов, находится в компьютере моего закадычного друга? Это что же получается? Его сочинил Герасим? Зачем? Пошутил? Хороши шутки! Картина существовала в действительности, я это уже выяснила. Почему же, когда я явилась к нему с просьбой помочь, он не сознался? Видел же, что мне не по себе! Почему не пожалел? Почему предпочел молчать? Стоп! По поводу просьбы… Я же сама передала ему этот текст!