Стратегии гениальных женщин

Мать, таким образом, дала Айседоре некое направление, на которое можно было опереться и затем развивать до идеи. И мать подтолкнула к главному – использованию танца в качестве уникального языка, возведению его в степень профессии и дела всей жизни. Бесконечная любовь и стопроцентная поддержка сделали всех детей этой семьи бесконечно уверенными в себе и отважными в любых начинаниях. Нельзя не согласиться с исследователем жизненного пути Айседоры Джином Ландрамом, который в качестве ключевого формирующего фактора выдвинул семейную обстановку, которая «стимулировала мышление, где благоговели перед искусством, а снисходительность переходила все границы».

Но в то же время семья заставила испытать девочку первую сильную фрустрацию, которая не только наложила отпечаток на все ее восприятие мира, но и оказалась одним из краеугольных камней ее скандальных вызывающих убеждений. Речь шла о безотцовщине, которая долго не давала покоя Айседоре, словно навязчивое невротическое беспокойство. Лишь благодаря здоровой психике и атмосфере всеобщей поддержки в доме беспокойные мысли об отце не превратились в патологический суррогат из ненависти и жажды использования мужской половины человечества. Она сумела заставить себя забыть как-то оброненную одной из своих теток фразу-приговор о том, что ее отец «был дьяволом, погубившим жизнь матери». Зато Айседора поняла, что мужчина не должен управлять судьбой женщины. Из детства она вынесла твердое решение самостоятельно распорядиться своей жизнью и не допустить, чтобы кто-то мог ее сломать.

Очень скоро демонстративное нежелание походить на всех стало опираться на основательные гуманитарные знания, получаемые в семье и самостоятельно. Вызывающее поведение позже переросло в сознательное отметание всяческих авторитетов в пользу собственного видения отражения действительности в танце. Выработанное негативное восприятие коллективного похода за знаниями в конце концов привело к решительному отказу посещать школу. Компенсацией общения с закостенелыми в своих установках наставниками стали книги в публичной библиотеке – десятки, сотни книг были поглощены при слабом свете собранных накануне огарков в тишине мягких калифорнийских ночей. Айседора упоминала среди своих первых учителей Диккенса, Теккерея и Шекспира. Но, конечно, это было только началом большого плавания в глубоких водах фантастического моря. Дело не в признанных именах конкретных авторов, а в целостном, системном приобщении к мировой мысли, подключении к эволюционирующей системе аналитической информации, основа которой заложена в основном завещании предков – книгах. Первые учителя позволили ученице подняться до более сложного – Ницше, Шопенгауэра, Аристотеля, Марка Аврелия и многих других из тех, кто пытался в течение короткого жизненного пути осуществить синтез мироздания. В нестандартной, ориентированной на доминирование духовных ценностей семье Айседоре был открыт безбрежный и пленительный мир приключений, романтики и незыблемой философии, где хватало места для самого жадного воображения. Мудрость изобретательных рассказчиков заполнила вакуум общения со сверстниками, а жизнь в семье-команде по единому художественному ритму предопределила трансформацию увлечений юности в серьезное занятие и патетическое отношение к нему.

Наряду с пьянящим ароматом свободы, который не способна была заглушить вопиющая нищета в семье, развивалась не менее поразительная самостоятельность и сосредоточенность. Мать-одиночка с четырьмя малолетними детьми на руках, тихая и одухотворенная, обитала в нереальном мире сладкой сказки, лишь изредка окунаясь в жестокую нескладную реальность с отсутствием хлеба на столе и денег за уплату жилья. Образ отца в восприятии Айседоры был таким же туманным, как и вся цивилизация, очень часто казавшаяся огромной свалкой с кислым запахом гнили. В таких условиях кто-то должен был взвалить на свои плечи груз ответственности за жизнеспособность семьи, и неудивительно, что этим кем-то и оказалась старшая дочь Айседора. Так она и воспитывалась, живя одновременно в двух параллельных и непересекающихся мирах – сакраментальном и чудесном мире танца, музыки и искусства и гнусном, приторном мире абсурдных реалий, где по каждому поводу требуют деньги и где для обеспечения выживания необходимо соприкасаться с пошлостью и грязью. Так, наряду с художественной возвышенностью и невесомостью мира красоты в девочке стремительно развивались элементы практичности, которые в будущем создали прецедент компромиссов и баланса между высоким духовным и приземленным материализованным, что, увы, с наступлением глобализации становится необходимым условием формального успеха, если только к нему движутся самостоятельно, без помощи извне.

Столкновение с жизнью у Айседоры оказалось мучительной и полной болезненных ощущений школой выживания, но уловки, которые она вырабатывала в переговорах с мясником, борясь за получение в долг бараньих котлет, и умение распродать вязаные безделушки для спасения семьи от голода в будущем обеспечили ей свободу перемещения по миру и независимость от мужчин. Она научилась порхать над землей, как бабочка, знающая цену своему очарованию и способности удивлять окружающий мир. Хотя почти никогда не покидающее ее тонкое чувство реальности позволяло не переигрывать и не перегорать. Позже в своей книге Айседора Дункан отмечала: «Самое прекрасное наследство, которое вы можете оставить своему чаду, – это дать ему возможность самому пробиться в жизни, стоять полностью на собственных ногах». Зато, научившись с детства не завидовать богатым и «поражаться вздорности их жизни», девушка обрела иммунитет к деньгам, к власти материального, что для творца порой бывает базовым элементом успеха.

Интересно, что именно решение Айседоры изменило жизнь всей семьи Дункан. Девушка уверовала, что за границей ее ожидает ошеломительный успех. Любопытно замечание самой Айседоры по этому поводу: решение уехать вызрело под впечатлением прочитанных книг. Она жила с твердым намерением расширить границы существующей реальности, независимо от связанных с путешествиями рисков и проблем. Что мир начал меняться, порой необходимо сделать какой-то маленький шаг навстречу изменениям, хотя бы сменить декорации вокруг, и, может быть, новые идеи, новые мысли позволят продолжить исследование потенциала собственной личности. Айседора поступила именно так, сделав бесчисленное множество попыток присоединиться к какой-нибудь танцевальной труппе, чтобы хотя бы не умереть с голоду и помочь выжить матери и своим братьям и сестрам.

Она хваталась за любую возможность, порой совершая трюки, достойные знаменитых мошенников и врунов, и ее шаловливое озорство вызвало бы умиление, если бы не было пропитано трагизмом далеко не забавных реалий. Но это были уроки Жизни, и каковыми бы суровыми они ни казались, во многом благодаря постоянному чувству голода и отсутствию крыши над головой Айседоре удавалось выкристаллизовать и довести до очень высокого уровня исполнения свои экстравагантные танцы. Похоже, девушка не лукавила, когда утверждала, что ее танцы родились как удивительный синтез античной культуры, результат особого восприятия традиций древности и трогательной души эллинов, созданного ими театра и непринужденных, полных грации и жизненной энергии движений. Многое из передаваемого Айседорой было почерпнуто из учебников философии и поэтических сборников, но в основе танцевального ренессанса все же лежали развиваемые с детства восприимчивость и чувствительность. Мудрость веков, интерпретируемая при помощи эмоций пламенной игры и завораживающей страсти, не могла не тронуть современников. Это было новое, в этих танцах была гремучая смесь из соблазна и целомудренности, в них была отчаянная борьба за самовыражение и пугающая дикая экстравагантность. Вот почему на исступленные движения Айседоры Дункан, на ее странную одежду и экспансивную и несколько воинственную манеру преподносить свои танцы обратили внимание. Но это случилось не сразу.

К моменту решительного отъезда из Соединенных Штатов юная Айседора точно знала, что именно танец должен стать основой ее будущей деятельности. Важно, что, влача убогое существование, Айседора и ее родные – мать, сестра и два брата – пребывали в полной уверенности в своих силах и думали отнюдь не о выживании, а о безоговорочном, сокрушительном, как ураган, успехе.

От выразительной танцовщицы к «королеве жестов»

В начале шероховатого пути Айседоре пришлось испытать множество различных ролей. Вместо своих танцев ей нередко приходилось подстраиваться под требования примитивных людей, работающих для услады обывателя, выполняя за деньги движения, которые она считала «очень пошлыми и глупыми». Но это были ситуативные уступки и компромиссы, она все время пыталась нащупать свой путь, связанный с большим искусством. Затяжная борьба за выживание длилась довольно долго, стимулируя девушку к изворотливости и гибкости. Однажды благодаря тому, что очень «выразительно плакала», она получила роль в примитивной пантомиме, которую от всей души презирала. Терпеть приходилось всякое, но больше всего молодую артистку выводило из себя демонстративное равнодушие к ее танцу со стороны признанных в мире искусства людей. Ее не желали принимать, и это не только закалило девушку, но и научило ее поступать изощреннее в способах навязывания себя, быть практичнее. Она определенно была инородным телом в театре, явно не подходила для роли обычной непритязательной исполнительницы тех программ, которые были апробированы восприятием бесхитростной публики и приносили устойчивый доход. Айседора же всегда хотела чего-то большего, чем неизменно вызывала раздражение и возмущение любящих покладистость и послушание импресарио.

В те жестокие годы выживания все члены семьи демонстрировали не только солдатскую выдержку, но и завидную предприимчивость. Однако Айседора отличалась просто потрясающей последовательностью и всегда присутствующим навязчивым желанием изменить ситуацию до таких масштабов, когда она сама начнет диктовать условия всему миру. Она искала свой путь с трогательным терпением и была предельно реалистична. «Меня считали чудачкой. Я обычно ходила за кулисами с томом Марка Аврелия». Неизвестно, было ли так на самом деле, или этот пассаж намеренно вплетен Айседорой для создания животрепещущей легенды о рождении великой танцовщицы с собственной философией, которая сумела выбраться из нищенского гетто и пробить себе дорогу сквозь толщу непонимания и бессердечности. Тем не менее, правдой можно считать то, что, даже танцуя до изнеможения за кусок хлеба, Айседора думала о совершенствовании своей личности, о создании чего-то такого, что утолит ее болезненное тщеславие и заденет за живое людей, которые умеют ценить новаторское искусство. Эта фанатическая, никогда не покидающая девушку вера в исключительность ее танца и в способность очаровывать им лидеров, формирующих общественное мнение, порой заставляла ее отказываться от баснословных денег, за которые надо было пожертвовать частью своего искусства. Однажды она нашла в себе силы отказаться от великолепного, на первый взгляд, приглашения в мюзик-холл, ибо это противоречило ее взглядам на продвижение идеи выразительного танца. Ради материальных благ, которые никогда много не значили в богемной жизни Айседоры, она не пожелала пожертвовать даже частичкой блеска, растворить ее для ублажения чванливых толстосумов и снобов, не способных оценить настоящее искусство, зато готовых платить большие деньги за развлечения. Эта вера, которая сродни сумасшествию, не подвела ее!

Важно заметить, что танцы для Айседоры Дункан, хотя и кажутся делом всей жизни, в действительности были лишь способом проникновения в иной мир, мир высокого искусства и многогранной экспрессии, на какую только способен человек самовыражающийся. Упомянутый факт отказа Айседоры от выступлений в мюзик-холле среди прочего свидетельствует о понимании девушки того, что танцы не могут быть самодостаточным способом представления целостного образа, личности, способной войти в Историю. Конечно, она вряд ли задумывалась о том, чтобы оставить след в Истории, однако неутолимая жажда признания, безумное желание производить впечатление и находиться в центре всеобщего внимания гнала ее в водоворот жизни. Она была похожа на сорвавшийся с дерева листок, который в радостном вожделении поддается порыву ветра, чтобы жить в ином, более стремительном темпе, находиться в новом измерении. Айседора обладала незаурядным интеллектом и самостоятельно приобретенными многоуровневыми знаниями, позволяя себе при этом давать резкие, порой довольно сочные оценки по поводу всего, касающегося мира искусства; имея такой базис, она не могла допустить, чтобы ее жизнь была посвящена лишь танцу или примитивному добыванию денег. Как-то она сама признала свое отношение к танцу как к средству в порывистом импульсивном письме в редакцию журнала «Эклер» в ответ на весьма нелестную статью русского парижанина Мережковского. «Но мои ноги – наименьшее из моих средств, потому что, не будучи акробатом или танцором, я претендую на то, что я артистка. И будь я даже без ног, я все равно могла бы творить свое Искусство». Конечно, смысл, вложенный Айседорой в слово «артистка», много шире и выше просто понимания играть, отображать искусство. Речь идет о сознательном представлении себя Человеком Творящим, а значит, дающим нечто новое, более весомое и близкое к вечности, чем экстравагантное представление танца.

Будучи женщиной-музой, она вознамерилась превратиться в самобытный источник вдохновения, энергии и информации, несущий окружающему миру нечто новое и удивительное. Она намеренно говорит о своей миссии, которая связана с исключительной и в какой-то степени выдающейся деятельностью. Фактически для Айседоры называться просто искусной танцовщицей было подобно оскорблению, потому что танцы как способ самовыражения подвластны многим, а танцы как символ и средство представления высшего Искусства – только Айседоре Дункан. Она сама претендовала стать живым, канонизированным обществом или хотя бы его элитой, символом, неповторимым и излучающим таинственный и притягательный свет. Для решения такой сверхзадачи нужно было соответствующее окружение, способное понять ее, переварить и принять в свой круг, неформальный клуб с плотно закрытыми дверьми, состоящий из эксцентричных знаменитостей, которые формируют общественное мнение и даже направления развития разных областей общественной жизни. И потому она стала умело подбираться к людям, значимым в обществе и благосклонно относящимся к ее творческим порывам.