Стратегия обмана. Политические хроники

Улыбка осветила его лицо, значит, тот день был дорог его сердцу. Но тут вернулась мать и разговор Шеймаса и Алистрины сошел на нет.

— Почему ты вчера не ходила в церковь? — Тут же женщина решила попрекнуть Алистрину.

Это было трудно объяснить. Александра Гольдхаген могла вводить в заблуждение окружающих и называть себя Алистриной Конолл, урожденной ирландкой-католичкой из Кастлдерга, раз того требовала легенда. Но церковь не то место, где уместна ложь — Бога обмануть не получится. А она другой веры и при крещении нарекли её другим именем, молиться и принимать таинства научили иначе. Но даже этого Александра не делала уже много лет.

— Давно ты была на исповеди?

— Давно, — честно и пристыженно призналась она.

— Очень плохо, — насупилась мать Шеймаса — А ещё крест носишь, неправильный какой-то… — и, больше ничего не сказав, удалилась на кухню.

Алистрина вновь сунула Шеймасу конверт. На сей раз он открыл его и удивлённо спросил:

— Откуда у тебя эти деньги?

— Аванс.

— За что?

— За будущую покорность.

Шеймас протянул конверт обратно, но Алистрина его не приняла.

— Откажись, — умоляюще произнёс он. — Верни их обратно.

Алистрина отвела его руку с деньгами от себя и с нажимом сказал:

— Уезжайте вдвоем в Дублин.

— Тогда поедем все вместе, втроём.

Она покачала головой.

— Но ты ведь приедешь потом? — сдавшись, спросил Шеймас.

— Конечно, — тут же кивнула Алистрина, прекрасно понимая, что вряд ли так и сделает.

— Когда?

— Скоро. Разберусь со своими делами и приеду.

— Тогда я подыщу нам квартиру, присмотрю и тебе работу. А потом проедем вдвоем по всему острову, посмотрим все курганы и круглые башни.

— Сдались тебе эти башни.

— Это ж наша история. В них есть загадка.

Алистрина только кратко кивнула. Кажется, и Шеймас прекрасно понял, что ничего из этого у них не случится.

Через три дня Алистрина проводила Шеймаса с матерью к автобусному вокзалу. Вечером она уже была в штабе, где командир сказал ей:

— Ты говорила, что терпение твоё иссякло. Говорила, что ждёшь приказа. Так вот, слушай мой приказ… — он вложил в её руку револьвер, но не успел закончить речь, как Алистрина тут же спросила:

— Скольких?

Командир помрачнел, увидев такое рвение:

— Хотя бы одного. И вернись живой — это мой приказ.

В ту ночь Алистрина, не таясь, зашла в протестантскую часть города. Недолго ей пришлось ошиваться около паба — подвыпившие и просто пьяные солдаты покидали помещение по одному и целыми компаниями чуть ли не каждые три минуты. Она выбрала одного, вернее тот солдат думал, что это он сам подцепил девицу. Его приятель хотел идти за ними следом, говоря, что даже в увольнении нельзя ходить по городу одному, но тот ответил, что он с дамой и третий им не нужен. Алистрина не возражала, она вообще старалась не говорить, дабы не выдать ирландский акцент, единственный, каким она владела после обучения в лагере на острове Джерси.

Она повела солдата в парк на окраине города, а он был достаточно пьян, чтобы всерьёз выбирать между кроватью в квартире и скамейкой около деревьев. Когда он в нетерпении начал хватать Алистрину за бедра и ягодицы, ей тут же вспомнился другой английский солдат, которого она встретила в далеком 1945 году, когда бежала прочь из Берген-Белзена от красноглазого двухметрового чудища в человеческом обличии, что вонзило ей нож в сердце, и его подельника, что всадил ей пулю в голову. Тот английский солдат тоже тянул свои руки, куда не следовало, а ещё бил и сдирал с неё одежду. Этот пока только пристаёт, а может вот-вот рухнет на землю и забудется пьяным сном. Тому, из 1945 года, она выкусила глотку, спасая женскую честь. А этот уже начал лезть одной курой под блузку, другой — под юбку.

— Не понял, — еле ворочая языком, пролепетал он, нащупав около женских трусиков, совсем не то, что ожидал.

— Да-да, красавчик, — произнесла Алистрина, отпихнув его руку, и доставая из-под резинки чулок револьвер, — Именем Временной Ирландской республиканской армии ты приговорен к смерти.

Первым выстрелом она ранила его в пах и с минуту равнодушно смотрела, как он корчится на земле, не в силах даже позвать на помощь. Вторая пуля угодила ему в голову и солдат тут же затих. Вот и всё, сделано. Второй человек, которого она убила за семьдесят три года своей жизни, и тоже британский солдат. Алистрина спрятала револьвер обратно и наклонилась к телу, чтобы оторвать от формы убитого нашивку парашютного полка, того самого, что расстрелял марш в день Кровавого Воскресенья.

В ту же ночь она принесла трофей командиру. Он ничего не сказал, только с опаской посмотрел в её бесстрастное лицо. Через неделю он объявил, что Алистрину вызывают в Белфаст:

— Надолго, — пояснил он. — Так что прихвати свои вещи, желательно все.

Алистрина только усмехнулась и посмотрела на командира в упор:

— Что, страшно стало? Или того парашютиста пожалел?

— А ты сама-то себя не боишься?

— С чего вдруг?

— Да так… — недовольно произнёс он и постарался отойти от Алистрины подальше.

— А чего ты ждал? — с вызовом вопросила она. — Ты сказал мне убить военного, и я выполнила приказ. Или ты думал, что я приду к тебе в слезах и соплях от нервного потрясения? Так ведь кончились у меня слезы.

— Оно и видно.

— Правда?

Командир только окинул её недоверчивым взглядом и заключил:

— В Белфасте считают, ты им нужнее. А я считаю, что в Дерри тебя ничего больше не держит. Шеймас ведь тебя бросил?

От неожиданности такого заявления Алистрина рассмеялась ему в лицо:

— Ты думаешь, только брошенная женщина может пристрелить другого мужчину в отместку?

— Я следил за новостями, знаю, как ты его убила и куда стреляла.

Алистрина только покачала головой.

— Ну, ты и дурак, командир. Да, лучше поеду в Белфаст, мы бы с тобой и вправду не сработались.

На следующий день, когда Алистрина, взяв свои пожитки, приехала в Белфаст, город бурлил от возмущения, страха и непонимания. В одном из ресторанов в центре города взорвалась бомба — два человека были убиты и сто ранены. Говорили о залитой крови улице, оторванных руках и ногах, ослепших с окровавленными лицами людях, что выползали из дымящегося здания.

В штабе белфастской бригады разговоры были другие.

— Полиция обвиняет в этом нас, — ходя из стороны в сторону, грозно говорил командир Туми.

— Что за бред? — возмущались бойцы. — С чего нам убивать мирных католиков? В том ресторане ведь были только наши люди.

— Я вам говорю, — настаивал один осведомленный паренёк, — во всем виноваты лоялисты. И всё это из-за чёртового гимна чёртового объединенного королевства. Я знаю, в том ресторане хозяин просто отказался его играть. Лоялисты своё недовольство ему высказали. Потом угрожали. А сегодня угрозу выполнили.