Страж. Тетралогия

Я задержал вино во рту, ощущая, как по языку расползается солнечное тепло одного из лучших виноградников мира, затем ответил:

— Думал. Ты прав. Мы ничуть не лучше законников. Преследуем свои цели, лжем, темним, убиваем и ищем выгоду. Все слова о том, какие замечательные мы и как плохи другие, хороши, когда тебе пятнадцать. Взрослая жизнь обычно расставляет все по местам. Для учеников Ордена мы всегда остаемся преступниками. И ровно наоборот — в школе не забывают повторять, насколько опасны законники для нас. Но по сути своей это не мешает стражам отправлять темные души туда, где им самое место.

— Возможно, ты и прав…

Шуко кашлянул в кулак и продолжил:

— Черт с ними со всеми. В мире полно темных душ, а с тем, кто лучше или хуже, пускай разбираются другие.

Внезапно его скрутил сильный кашель.

— Ты в порядке? — спросил я.

Цыган махнул рукой, мол, ерунда, не переживай, и, захрипев, с грохотом рухнул со стула на пол. Я бросился к нему, перевернул его на спину и увидел на губах бледно-желтую пену.

Я схватил его голову, чтобы он не разбил себе затылок из-за внезапного припадка.

— Все… нормально… пройдет. Сейчас… пройдет, — сквозь хрипы сказал он мне и попытался улыбнуться.

Меньше чем через минуту он был уже мертв.

Было душно, несмотря на распахнутые окна и дверь.

Долговязый Павел сидел на корточках перед Шуко, положив длинные руки на колени, и внимательно, точно ящерица, изучал тело. Гипнотизировал его взглядом, словно в любой миг ожидая, что цыган вскочит, рассмеется и скажет, что это всего лишь розыгрыш.

Он поднял взгляд, лишь когда пришла Мириам. Стремительная и резкая, она взметнула широкими юбками воздух, точно ветер, ворвавшийся в окно, едва не врезалась в меня, и я увидел, что в ее льдистых глазах таится тревога.

Мы не встречались с прошлого лета, и я был неприятно поражен тем, как изменилась моя учительница. Она выглядела уставшей, появились новые морщинки, губы стали тоньше, а щеки более впалыми. Между тем у нее все еще была волевая осанка и напор, который мог уничтожить даже горы. Возможно, если бы я не знал, что ее изнутри поедает болезнь, и магистр медленно, но верно проигрывает с ней битву, то не заметил бы никаких изменений.

— Я рада видеть тебя живым, — негромко произнесла она.

Сразу же за ней пришел Стёнен. Он был необъятно-толстым, с огромным выпирающим животом, складчатым затылком, покрытым рыжим пушком, с закрученными песочными усами и бородой. Передвигался он с трудом, опираясь на внушительную трость из черного дерева, все время отдувался, потел и сопел.

— Что произошло? — спросил он.

— Яд, вне всякого сомнения, — произнес Павел, встав резко, точно внутри него распрямилась пружина.

— Сомневаюсь. — Мириам заметила, что на столе стоят два стакана. — Ведь ты же пил, Людвиг?

— Да.

В следующее мгновение она оказалась слишком близко ко мне, чтобы я успел отстраниться, бесцеремонно взяла стальными, точно когти дракона, пальцами за подбородок:

— И как ты себя чувствуешь?

Я мягко убрал ее руку:

— Не планирую умирать, если ты об этом.

— Но он мертв. А ты нет. — Взгляд Павла мне не понравился. Так смотрит ящерица на еду. — Было бы неплохо получить логичное объяснение, почему ты жив, ван Нормайенн. Если, конечно, ты действительно пил вино.

— Я нечувствителен к большинству ядов.

Это было так. Благодаря тому, что со мной сделала София. Второй раз это меня спасает. Сначала пойло старг, теперь отравленное вино.

— Я говорил о логичном объяснении.

— Иного, прости, у меня нет.

— И как же ты приобрел столь полезные свойства?

— Гертруда помогла.

Стёнен усмехнулся в усы:

— Хорошо дружить с колдуньей. Это яд, Павел. Можешь не сомневаться. Даже название тебе скажу. — Он указал тростью на бледное лицо Шуко. — Желтые губы признак туманной ягоды. Хорошая отрава, хоть и действует не сразу.

Павел взял со стола бутылку и вылил ее содержимое в окно.

— Ненавижу отравителей. С новым днем рождения, ван Нормайенн.

— Нет повода для радости. У кого-то его уже не будет.

— Довольствуйся малым. Ты жив. Цыган превращался в залитую алкоголем свинью, и вино в конце концов его убило. Пускай и несколько иначе, чем я рассчитывал.

Я шагнул к нему, но Мириам положила ладонь мне на плечо, останавливая. На тот случай, если я не понял намека, она сжала пальцы, вцепившись в меня, точно гриф в кусок мяса.

Ну да. Она права.

Стёнен хмыкнул в усы:

— Не обращай внимания на Павла, ван Нормайенн. Он как змея, редко испытывает привязанности. Если, конечно, дело не касается его учеников.

Павел скривился:

— Пора уже успокоиться. Калеб не получит Тильду.

Стёнен, который являлся бывшим учителем Калеба, философски пожал плечами:

— Это решит совет.

Мириам тихо фыркнула:

— Вы как подростки. До сих пор грызетесь из-за красивых глаз, которые все равно вам не принадлежат. Совет поддержит Павла. Это всем понятно. Давайте оставим эту ерунду и обратимся к более серьезным делам. Кто принес вино, Людвиг?

— Шуко. Ему подарил кто-то из стражей.

Магистры переглянулись.

— Он сказал, чей это подарок? — Толстяк тяжело оперся на трость.

— Нет.

— И причину не назвал? Должен быть повод для дара.

— Не назвал.

Собственно говоря, я и не врал. Шуко не сказал мне ничего конкретного.

Стёнен задумчиво кивнул и вынес решение:

— Никакого яда не было. Страж умер. Сами придумайте почему. Так как болезни к нам не липнут, пусть он свернет шею на лестнице из-за того, что много выпил. Не смотри на меня так, Людвиг.

— Ты хочешь сделать его пьяницей.

— Он и был им, — жестко ответил Павел. — Нам не нужны слухи. Не тогда, когда в школе двое законников. К тому же убийство одного из нас может напугать учеников. Случайная, глупая, вне всякого сомнения, очень печальная смерть, а не убийство. Я согласен со Стёненом. Мириам?

— Это разумно.

— Решено. — Толстяк отлип от стены. — Как только законники уедут, начнем расследование. Счастливо оставаться.

Он протиснулся в дверной проем и ушел, предоставив нам разбираться с проблемой, которая перестала его волновать.

Мириам взглянула в окно:

— Мне тоже пора. Людвиг, окажи мне услугу, сходи к башне Сов, дождись Эрика и приведи его, пожалуйста, в зал Стрел.

— Сейчас?

— Да. Прибыла делегация из Ордена. Гертруды нет, я не могу, а тебе он доверяет. Павел?