Страж

— Я так не думаю, — сказал он. — Не в этот раз. Не в этом отношении.

Он посмотрел на Ревика, и в его светлых глазах отразился свет уличного фонаря за спиной Ревика, а его красиво очерченные губы скривились в хмурой усмешке.

— Возможно, мы вернёмся к этому, да? — сказал он Ревику. — Как-нибудь в другой раз?

— Нет, — вмешался другой голос. — Вы этого не сделаете.

Ревик поднял глаза и вздрогнул, увидев вереницу видящих, выходящих из задней двери клуба Торека. Он почувствовал, как напряглись его плечи, когда увидел размеры нескольких стоящих там видящих, и заметил оружие, которое было у большинства из них, включая женщину с тёмными косами и красными глазами, у которой на лбу было написано — охотница.

Её профессия разведчика-убийцы была очевидна для Ревика, кристально ясна, даже несмотря на плотные щиты, стоящие между ней и им самим.

Он опустил кулаки, когда увидел, что они приближаются.

Он ни за что не смог бы сразиться со всеми ними.

Они разорвут его на части, как волки оленёнка.

Торек, который был единственным, кто заговорил, посмотрел на него, и в уголках его тёмных, чётко очерченных губ появилась улыбка.

— Драться с тобой? — сказал он, явно забавляясь. — Брат, я пришёл сюда, чтобы помочь тебе. Я должен был понять, что это тебе не понадобится. Я прошу прощения только за то, что немного опоздал… и за то, что не проверил переулок более тщательно, прежде чем порекомендовал тебе идти этим путём.

Ревик настороженно уставился на него.

Он не стал спорить. Он также не поблагодарил другого видящего.

Он увидел, как юмор исчез из глаз Торека, прямо перед тем, как тот повернулся, осматривая пятерых видящих, стоящих в переулке. Ревик только тогда заметил, что охранники Торека и та женщина с тёмными косами направили своё оружие на пятерых из них.

Голос Торека перешёл в открытую угрозу.

— Я не допущу, чтобы вы возвращались сюда, — сказал золотоглазый видящий. — Кроме того, не думайте причинять вред моему брату, Дигойзу Ревику, за пределами моего заведения. Как мой сотрудник, он член моей семьи и находится под моей защитой, куда бы он ни отправился. Более того, он друг братства Ринак.

Ревик почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом.

С этим он тоже не спорил, но ему было не по себе.

Он вовсе не был уверен, что хочет быть «другом Ринака» или даже Торека, но полагал, что сейчас не время высказывать эти опасения вслух. Когда глаза Ревика метнулись к самому Тореку, он увидел, как в этих золотых радужках во второй раз отразился юмор. Он также заметил усмешку на его губах.

Обе вещи были достаточно очевидны, чтобы Ревик знал, что другой видящий услышал его, несмотря на щиты.

— А теперь убирайтесь отсюда, — сказал Торек, поворачиваясь обратно к голубоглазому видящему. — За вами будут наблюдать, братья, так что не оскорбляйте меня снова этой глупостью. Покайтесь в собственных грехах, прежде чем решите, что поможете другим раскаяться в их грехах.

Голос Торека повысился, переходя на ритмичную интонацию официального прекси.

— …Ибо разве это не величайший грех из всех — причинять вред тому, кто уже дал обет покаяния? Причинять вред его душе сейчас, когда он посвятил себя использованию своего света в этом мире для продвижения добра? Когда он поклялся помогать другим отпускать их собственные грехи? Причинять вред такому мужчине, как этот, обладающему силой переносить ненависть более слабых душ… это работа тех, против кого, как вы утверждаете, боретесь. Не так ли, братья мои?

Никто из них не ответил.

Ревик почувствовал прилив ярости от голубоглазого видящего.

Когда Ревик взглянул на него в следующий раз, тот же самый видящий уставился на него глазами, полными ненависти.

Несмотря на это, угроза Ринака, казалось, дошла до него.

Ревик наблюдал за лицом видящего, когда его разум, казалось, снова включился, шестерёнки завертелись почти зримо, даже сквозь усиленную алкоголем ярость.

Ревик почувствовал, что он отступает.

Он почувствовал, как в свете большого видящего появилось что-то вроде покорности, ещё до того, как голубоглазый отреагировал на это физически, отступив назад, чтобы создать проход между Тореком и его охранниками и местом, где стоял сам Ревик. При этом видящий со шрамами официально поклонился Тореку, используя жест уважения видящих.

При этом он ясно дал понять две вещи: что он намерен отступить, позволить Ревику уйти без боя… и что он делал это исключительно ради Торека и из уважения к владельцу клуба и его связям в Ринаке, а не ради самого Ревика.

Разумеется, ничего из этого не было выражено устно.

Единственные слова, которые голубоглазый видящий произнес вслух, были адресованы Ревику.

— …Тогда, возможно, в другой жизни, — холодно пробормотал он.

Он произнёс это, когда Ревик проходил мимо.

Ревик направлял свои ноги к охранникам Торека и чёрному ходу клуба, поскольку намеревался воспользоваться предложением Торека о защите, пока ждал лимузин, который отвезёт его в аэропорт. Используя свой aleimi, Ревик уже сообщил Эддарду, чтобы тот направил лимузин ко входу в клуб Торека, а не в переулок.

Несмотря на это, когда видящий заговорил, Ревик повернулся и посмотрел на него.

Покрытое шрамами лицо исказилось от ненависти, когда Ревик встретился с ним взглядом.

— Мы встретимся снова, брат, — пообещал видящий. — Я клянусь в этом. В этом мире или в следующем наши пути пересекутся. Потому что ты всё ещё передо мной в долгу. Что бы ты ни думал, что ты должен богам, ты должен мне, и, в отличие от богов, я не прощаю долгов. Я намерен взыскать.

Ревик только кивнул.

На это нечего было возразить.

Однако он задавался вопросом, что скрывается за всей этой ненавистью.

Он предположил, что подробности не имеют значения.

Он был совершенно уверен, что бы это ни было, он заслужил это. Причинил ли он на самом деле вред этому конкретному видящему или нет, или его семье, или его возлюбленной, или одному из его друзей — Ревик заслужил это за вторую половинку, возлюбленную или семью кого-то другого, кому он причинил вред. Он заслужил всё это и даже больше. Он продолжал бы заслуживать этого, даже если бы они разбили его лицо о цемент и оставили там, в переулке, умирать, истекая кровью.

Однако сейчас всё это не имело значения.

Эти долги могли подождать.

Он должен был добраться до Элли.

Он должен был спасти Элли.

Это единственное, что ещё оставалось в его сердце, и единственное, о чём он мог заботиться.

Глава 17. Групповая девочка

Я проснулась, не понимая, где я.

Практически сразу я поняла, что что-то не так.

Сначала мне не с чем было связать это чувство.

Я знала, что больна.

Я чувствовала себя очень, очень больной.

Прежде чем я смогла понять, что означала эта болезнь, прежде чем я смогла заставить свой разум двигаться по прямой, прежде чем я смогла даже сосредоточиться на оштукатуренном потолке надо мной, я почувствовала неправильность в каждом нервном окончании, вибрирующем по всему моему телу. У меня был неприятный привкус во рту, в голове пульсировало, болела спина, челюсть, всё тело болело.

Физически я чувствовала себя ужасно.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так плохо.