Страж
Шрифт:
— Рассказывай, — произнесла она наконец.
— Все, что я помню, — это мгновение, когда я там, в пещере, осознал, что мое предприятие оказалось успешным. Это когда они несли меня наверх на носилках. Я, должно быть, потерял сознание, потом очнулся где-то на полдороге, носилки были под чудовищным углом, я лежал вниз головой, и тогда, помню, подумал: «А он в безопасности?» Я тогда даже не знал, увидел я его или нет. И я был перебинтован и даже не мог протянуть руку проверить, тут он или нет. Но я что-то чувствовал, у меня на груди лежала какая-то тяжесть — в одном из больших нагрудных карманов комбинезона. Даже не можешь себе
Пенелопа тихо вздохнула и откинулась на подушки.
— А как он выглядит?
— В точности так, как я его описал на кассете. На свете нет ничего более прекрасного.
— А какой он формы?
— Шестигранный обелиск, все его узоры регулярно повторяются в трех измерениях. Он похож на безупречно обработанный алмаз, совершенно безукоризненный, он полон огня и...
— А он у тебя дома?
— Ты с ума сошла?
На мгновение мы оба умолкли. Затем Пенелопа сказала:
— Мартин, мне нужно тебе кое-что сообщить. Даже не знаю, как это получше сформулировать, — она потупилась, обняв обеими руками свои маленькие, с тугими сосками, груди. — Я верю тебе, я верю, что ты принес его из пещеры. Я всегда тебе верила — ты же знаешь. Но, к сожалению, в данном вопросе имеется и другое объяснение.
— О чем ты говоришь?
— Ты ведь помнишь люстру, висящую над лестницей в доме на Девяносто третьей улице? Только, пожалуйста, не сердись. Центральная подвеска исчезла. Доктор Сомервиль думает, что ее взял ты.
— Что? — Я расхохотался. — Ты, конечно, шутишь.
— Он не шутит. И он тебя не винит. Он говорит, что ты, должно быть, не осознавал, что делаешь.
— Он и впрямь считает меня сумасшедшим.
— Он просто хочет помочь тебе.
— Но подвеска даже не той формы... и потом я говорил тебе, что кристалл безупречен. Понимаешь? Подвески ведь всегда просверлены. В них такие маленькие отверстия, сквозь которые пропускают проволоку. Так их и скрепляют. А кристалл безупречен.
— Понимаю, — она взяла меня за руку. — Может быть, если ты покажешь ему кристалл, он тебе поверит. Если ты расскажешь ему, как все это произошло.
— Забудь об этом! — рявкнул я.
— Прошу тебя, Мартин.
— А почему тебе самой не рассказать ему обо всем? Тебе он поверит.
— Я убеждена, что тебе необходимо поговорить с ним.
— Я сказал: нет!
— Видишь ли, это не просто люстра. Она старинная, очень дорогая, это фамильная вещь. Она изготовлена из прекрасного старого уотерфордского хрусталя.
— Вот как? А мне показалось, что это самое настоящее дерьмо.
— Он требует вернуть это, Мартин.
— Требует вернуть — что? Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я вырвал руку из ее пожатия. Пенелопа совсем поникла.
— Он, знаешь ли... Я просто боюсь того, что может произойти.
— Почему? Что он собирается предпринять? Напустить на меня полицию? Скажет, что один из его пациентов украл подвеску из какой-то вшивой люстры? Хватит об этом!
— Ты не понимаешь. Он чрезвычайно могущественный человек...
— Ну и что? Ты думаешь, ему нужна такого рода реклама? Кем бы он ни был, но дураком его не назовешь.
— Мартин, давай уедем. Вдвоем. И нынче же ночью. У меня есть деньги. Мы можем отправиться в Калифорнию, можем — в Мексику...
Я рассмеялся.
Она склонилась ко мне и страстно шепнула на ухо:
— Тогда
уезжай один. Тебе опасно тут оставаться.— Не говори глупостей! Как я могу уехать? У меня жена дома.
— Анна едва ли будет чересчур опечалена.
— Это не имеет никакого отношения... Ты прекрасно понимаешь, почему я не могу уехать, — меж тем у меня снова началась неконтролируемая эрекция. Я набросил на ноги одеяло, чтобы Пенелопа ничего не заметила.
— Я не понимаю. — Она покачала головой. — Давай-ка лучше оденемся, — сказал я. — Анна ждет меня к ужину.
Но я так и не смог сказать Пенелопе, что расстаюсь с ней: у меня не хватило духу.
5
Среда, 23 ноября
23.45. Наконец я нашел то, что так долго разыскивал. И где же? В самом углу мансарды, под стопкой старых номеров «Лайфа»! Это научная энциклопедия для юношества, которую я читал, когда мы жили на Филиппинах. На странице 251 в энциклопедии «Чудесный мир вокруг нас» значится:
«Кристалл — твердое, а иногда и жидкое вещество, атомы которого расположены в высшей степени упорядочение, примерно как каркас небоскреба. В отличие от него, стекло представляет собой хаос, в котором атомы и молекулы не имеют упорядоченной структуры... Большинство так называемых «хрустальных» люстр на самом деле изготовлены из стекла с высоким содержанием свинца».
Хочу вырезать это, наклеить на открытку и послать Сомервилю. Он лжет насчет отсутствующей подвески. Это заговор, затеянный для того, чтобы вновь заставить меня лечиться. Он не верит, что я завладел кристаллом, и знает, что я ничего не брал у него из дома. Он просто рассчитывает спровоцировать меня на какие-то угодные ему поступки. Почему он не хочет смириться с тем, что в его помощи больше не нуждаются?.. Потому что так оно и есть на самом деле: я не нуждаюсь в нем. Я освободился от тебя, Сомервиль, наконец-то я раз и навсегда от тебя освободился!
Может быть, Пенелопа права, может быть, нам стоит уехать вдвоем, пока он и впрямь чего-нибудь не предпринял.
Я решил провести эту ночь в мансарде. Анна к тому времени, как я вернулся, уже легла, и нет никакого смысла ее беспокоить.
2.10. Примерно полчаса назад я спустился в кухню приготовить себе сандвич и выпить стакан молока. Я не мог заснуть: лежал и думал о Пенелопе и о розе...
Поев и возвращая остатки еды в холодильник, я вдруг почувствовал непреодолимое желание броситься наверх и проверить, на месте ли кристалл, — просто посмотреть на него и почувствовать, как он холоден, надежен и тяжел в руке.
Я выключил сигнализацию на пульте под лестницей и вернулся в мансарду. А здесь сразу же подошел к сейфу, открыл его, взял кристалл, по-прежнему находящийся в кожаном мешке, и выбрался через купол на крышу. Стояла прекрасная, по-настоящему осенняя ночь, холодная и ясная. Глубокая, светящаяся синева неба была пронизана звездами. Вглядываясь в раскинувшийся передо мной пейзаж, я стоял и вдыхал ночную свежесть, затем достал кристалл и поднял его в ночи — точь-в-точь как поступил когда-то Магнус. И вновь я увидел, как он вбирает в себя свет звезд, отражая и преумножая их слабое свечение всеми своими гранями и призмами, пока они не слились в его глубине, в самой сердцевине, создав источник серебряного света невыразимой яркости. В первый раз за долгое время я, не думая ни о чем другом, всего лишь любовался его красотой.