Страж

– Ты так и будешь таскаться с тыквой? – осторожно поинтересовалась колдунья.

Я посмотрел на зубастую рожу, пожал плечами:

– Буду, пока не надоест. Быть может, Пугало вернется раньше. Не хотелось бы его расстраивать по пустякам. Все-таки оно нам чертовски помогло. Что ты делаешь?

Гера лишь тряхнула головой, показывая, чтобы я ей не мешал, сложила вместе средние и указательные пальцы на обеих руках, провела ими, разрезая воздух. Из белых порезов потекла «кровь», пахнущая кленовым сиропом и корицей. Она щедро пролилась на землю, добралась до наших ног.

– Не дергайся! – резко сказала мне моя спутница.

Я ощутил щекотку, а затем легкий холодок, когда белая волна поползла по щиколоткам к голеням и начала подбираться к коленям. Гертруда, с которой тоже происходили такие же изменения, была спокойна, и я, доверяя ее знаниям, остался на месте. Когда белая дрянь достигла макушки колдуньи, я едва смог различить ее силуэт.

– Чтоб Люцифер жарил мне пятки! – возопил Проповедник. – Все казни Есфарские! Куда вы делись?!

– Мы здесь. Не ори.

– Слышу твой голос, Людвиг, но не вижу тебя. Опять ты связался с проклятым колдовством! Хорошим это не кончится!

– Ты можешь заткнуться?! – прорычала Гертруда. – Или мне воспользоваться кинжалом?

Угроза из ее уст звучала серьезно, и Проповедник, подавившись следующим нравоучительным откровением, нахохлился и сел под деревьями, отвернувшись от нас.

– Мы невидимы для волшебного поиска, Синеглазый, – пояснила мне колдунья. – А они будут искать, когда поймут, что в карете нас нет. Это случится в самое ближайшее время.

Ее предсказание сбылось. С грохотом по небу пронесся отряд всадников на лихих конях. Они двигались на юг, в противоположную от улетевшего экипажа сторону. Затем пролетели крылатые.

У меня начали затекать ноги, но Гертруда не спешила снимать заклятие, и я терпеливо ждал. Еще один отряд, меньше прежнего, пролетел на север. Двое ангжисов на широком ковре сделали над нашей поляной круг, улетели и тут же вернулись. Ковер коснулся земли, и один из козлоногих осторожно двинулся вперед, держа в руках трезубец.

Я много слышал об этом племени иных существ. Они умны, хитры, ловки и помимо прочего – отличные воины. Затаив дыхание, я смотрел, как ангжис обходит поляну, переговариваясь со своим приятелем на грубом, гортанном языке. Он прошел мимо нас, так никого и не увидев, но я не расслаблялся, потому что уже знал, мимо чего он пройти не сможет.

Так и случилось. Увидев на земле следы от колес и лошадиных подков, ангжис резко выпрямился, что-то крикнув напарнику, и Гертруда, не мешкая, нанесла удар, швырнув в следопыта что-то невидимое, но действенное.

Он растекся в воздухе кровавой кляксой, забрызгав останками всю поляну. Его товарищ вжался в ковер, который стремительно рванул в небо. Гера выскочила из-за деревьев, крича громко и пронзительно.

Весь доступный свет втянулся в ее раскрытые ладони, погрузив лес в непроглядный мрак, а затем огненным ураганом вырвался вверх, окутав и ковер и всадника пламенным коконом. Летательное средство, разом потеряв управление, накренилось, врезалось в деревья и бесформенной горящей паклей упало на землю, хороня под собой обгоревший труп.

– И как тебя земля носит после такого колдовства, ведьма? – сказал Проповедник, глядя на оторванную голову первого козлоногого, лежавшую у него под ногами.

Гера, вновь ставшая видимой, зарычала и обернулась ко мне:

– Держи свою бесполезную собачку на поводке, Людвиг. Еще одно тявканье с ее стороны, и я за себя не отвечаю!

Я подошел к Проповеднику и шепнул ему:

– Для своего же блага – перестань с ней цапаться. Может, ты не помнишь, но если ее порядком разозлить, она теряет над собой контроль. Устрой небольшое перемирие. Это лучшее, что ты можешь сделать в данной ситуации.

Он, кажется, внял. Посмотрел на сердитую колдунью и наигранно-дружелюбным тоном сказал:

– Ладно, мир. Будем словно брат и сестра.

Он замурлыкал молитву святому Лаврентию, изменив мотивчик на какую-то любовную балладу, тем самым притворившись, что и думать забыл обо всех разногласиях.

– Их найдут, – сказал я Гере.

Она смотрела на догорающее пламя.

– Не исключено. Мы где-то на границе Кайзервальда, и до обжитых земель отсюда меньше дня пути. Так что, если поторопиться, к вечеру можем выйти из леса.

– Мы уже почти сутки на ногах. Нужен отдых, иначе волшебство станет тебе менее послушно.

– Ты прав, Синеглазый. Нам придется остановиться и поспать, но не сейчас. Ближе к рассвету, когда уйдем как можно дальше. Какое-то время я смогу заметать следы, но это лишь задержит их, полностью обойти погоню – не получится.

– Не хочу никого раздражать, но не могли бы вы посмотреть на это? – раздался напряженный голос Проповедника.

Тыква, которую я на краткое время оставил под деревьями, величаво плыла по воздуху в нашу сторону. Она светилась изнутри ярко-оранжевым, выставляя на обозрение свою зубастую рожу, и была уже не материальной, а более похожей на душу или…

– Одушевленный предмет, – прошептала Гертруда и после некоторого колебания решила не вынимать кинжал.

Я сделал шаг навстречу этой штуке, осторожно протянул руку. Тыква послушно остановилась, давая себя рассмотреть.

– Одушевленный, вне всякого сомнения, – согласился я с колдуньей. – И очень знакомый. Все то же наполнение, что и у Пугала, но в минимальном количестве. Тыква гораздо слабее.

– Ты уже ей и имя дал? – фыркнул Проповедник, с подозрением глядя на скалящийся в его сторону предмет. – Впрочем, с логикой не поспоришь. Тыква она и есть тыква.

– Мне кажется, твое Пугало перелило маленькую толику себя в новый сосуд. – Гертруда быстро обрела пошатнувшееся спокойствие. – Разве одушевленные на такое способны?

– Выходит, способны. Во всяком случае, та сущность, что живет в деревенском страшиле, – точно. Эй, погасни. Ты привлекаешь к себе внимание с воздуха.

Огонь в тыкве послушно потускнел, а затем исчез.

– Великолепная компания у нас подобралась, – язвительно произнес Проповедник. – Ведьма, которая немного страж. Страж, который дружит с ведьмой. Душа, которая непонятно что с вами, грешниками, забыла, и одушевленная тыква, которая своим видом может напугать даже Вельзевула. Нам самое место в Кайзервальде. В глаза мы точно бросаться не будем.