Страждущий веры

Вейас натужно выдохнул.

— Можно, я немного полежу с тобой. Одному не спится.

— Конечно, кровать большая.

Я отвернулась к стенке и затихла. Прошло примерно с четверть часа, когда Вейас прижался ко мне поближе и положил руку на плечи. Так лучше, спокойней.

Когда я проснулась, Вейаса рядом уже не было. Они с Петрасом снова куда-то запропастились, оставив меня мучиться от тревоги и тоски. Под вечер следующего дня я не выдержала: решила размяться. Накинула поверх рубахи распашное мужское платье с поясом, которое Юле оставил на стуле рядом с кроватью, и поковыляла по комнате отвыкшими ногами. Дверь на улицу вдруг распахнулась.

— О, гляди-ка, она уже ходит! — восхитился замерший в проёме Петрас. — Я же говорил: мой целитель быстро её подлатает.

Вчера от изнеможения всё плыло перед глазами, и только теперь удалось разглядеть кузена хорошенько. Он стал красавчиком: густые волосы насыщенного тёмно-каштанового оттенка стянуты в пук на затылке, нос орлиный с изящной тонкой горбинкой, уголки чувственных губ приподняты в обаятельной улыбке, не такой, конечно, шаловливой, как у моего брата, но гораздо более интимной. От неё даже у меня, равнодушной к мужским чарам, по спине пробегали мурашки. Тёмные, почти чёрные глаза смотрели прямо и дерзко, словно не знали ни стыда, ни страха. Под расстёгнутой у ворота на несколько пуговиц белой рубахой бугрилось мускулами натренированное тело. Манило прикоснуться.

Я тряхнула головой, отгоняя неприличные мысли.

— Не стоило тебе вставать, — вошедший следом Вейас поднырнул под руку Петраса, приподнял моё лицо за подбородок и принялся осматривать. — Отдохни побольше — спешить некуда.

— Соскучилась, — я вглядывалась в родные голубые глаза с жемчужными крапинками. Чтобы Петрас не услышал, шепнула на самое ухо: — Ты был не в себе, я переживала.

— Забудь, — отмахнулся он. — Отдыхай.

Вейас вернулся в коридор за какими-то тюками и, взвалив их на плечо, потащил на кухню. Я покорно поплелась к постели. Должно быть, также чувствуют себя собаки, побитые ни за что ни про что любимым хозяином. Растянулась на перине и уставилась в потолок, совершенно забыв о Петрасе. А он не забыл. Прожигал пристальным взглядом, а потом устроился на кровати возле меня.

— Не хмурься — тебе не идёт, — на его устах играла всё та же соблазнительная улыбка, от которой меня бросало то в жар, то в холод. Я суматошно пыталась придумать, что ему ответить. Почему с Вейасом перебрасываться колкостями и делиться самым сокровенным так просто, а с другими мужчинами я словно язык проглатываю? Хорошо хоть, не жеманничаю: терпеть не могу жеманниц. Не дождавшись ответа, Петрас продолжил: — Вей из-за предстоящей охоты переживает. Я тоже в первый раз волновался, но потом привык. Сейчас это не страшней, чем вепря или лося убить.

— Так вы собираетесь охотиться на демона, настоящего демона?

— На белого варга. Мы хотим добыть трофей для ордена.

— Но вёльва переменила назначение. Теперь Вейас должен добыть клыки вэса.

— А кто подтвердит её слова?

— Отец, гости, дядя Кейл — все, кто присутствовал на церемонии взросления.

— А вот и нет, — хохотнул Петрас. — Все сделают вид, что этого не было. А был только приказ ордена, скреплённый печатью и подписью глав Совета. Там сказано: чтобы стать Сумеречником, Вейас должен принести шкуру белого варга. Вашему отцу нужно было это понять, а не пороть горячку.

От пренебрежительного тона Петраса стало неприятно. Внешний лоск и обаяние молодого Сумеречника как ветром сдуло, теперь кузен казался мне неприятным, высокомерным и злым. Говорить тут же стало намного проще:

— Мы перепугались после слов карги. Она напомнила, как умерла мама! — Из-за моей отповеди смутился уже Петрас. Я улыбнулась, чтобы скрыть неприязнь. — Так когда охота? Завтра? Возьмите меня с собой — я издалека посмотрю. На рожон лезть не буду, обещаю.

Моя улыбка его подкупила: глаза блеснули и едва заметно прищурились. Я облизнула пересохшие от напряжения губы. Нужно перетерпеть, пока брата не примут в орден, а потом мы уедем, и если когда и встретимся с кузеном снова, то исключительно во время больших торжеств.

— А ты смелая, совсем не такая, как остальные девчонки, — Петрас продолжал поедать меня хищным взглядом. — Помнишь, как мы в детстве играли в Сумеречников и демонов? Ты забиралась на верхушку высоченной сосны, а я должен был тебя спасти от коршуна-великана, за которого был Вейас.

Моя улыбка стала совсем натянутой. Мы с братом эту игру ненавидели: Вейасу доставались горы тумаков, а победить он не мог, потому что побеждают всегда Сумеречники. Мне же приходилось выслушивать бесконечную череду глупых комплиментов и терпеть, пока Петрас лобызал мои руки. Однажды он обнаглел настолько, что попытался поцеловать меня в щёку. Повезло, что Вейас тогда швырнул в него шишкой, и я сумела сбежать. Не хотела бы, чтобы кузен снова полез целоваться, несмотря даже на то, что он уже не прыщавый юнец, а обаятельный взрослый мужчина.

Петрас оценил моё молчание по-своему:

— Нужен ещё день, чтобы подготовить ловушки и приманку. Если Юле отпустит, то я поищу укромное местечко, откуда ты сможешь всё хорошенько рассмотреть.

— Ура!

Увидеть настоящего живого демона — мечта! От радости я обняла кузена за шею.

За спиной раздалось покашливание. Я отпустила Петраса и обернулась. Вейас замер у двери в кухню и, сложив руки на груди, смотрел с укоризной.

— Петрас согласился взять меня на охоту, если Юле разрешит.

— А у меня он разрешения спросить не додумался? — огрызнулся брат. Как самому селянок по сеновалам тискать — так это в порядке вещей, а если я вдруг кузена по-дружески обниму — сразу конец времён! — Я её единственный кровный родич — моя обязанность её защищать. На охоте может быть опасно.

— Я осторожно, обещаю!

Парни даже не посмотрели в мою сторону, прожигая друг друга грозными взглядами. К чему эта ревность? Одному я сестра, другому — приятельница.

— Выйдем, — пугающе спокойно предложил Петрас и увёл Вея на кухню.

Я на цыпочках прокралась через всю комнату и приложила ухо к замочной скважине.

— Чего ты ерепенишься, как щенок борзый? Я же тебе помогаю, прояви хоть каплю благодарности! — отчитывал моего брата Петрас. — Сестру, что ли, ревнуешь? Так ты ей не муж, и им никогда не станешь. Смирись уже и будь мужчиной.

— Никого я не ревную! — зло оборвал его Вейас. — Просто пока она не вышла замуж, я за неё отвечаю. У тебя нет сестры, тебе не понять, каково мне видеть, как очередной беспринципный тип заливается перед ней соловьём, чтобы воспользоваться её наивностью.

— Не суди всех по себе! — Голос Петраса оставался таким же твёрдым, показывая, кто хозяин этого дома и положения. — Да и какой из тебя защитник? Вспомни, как ты умолял меня о помощи, когда она пропала. Без меня ты ни на что не годный сопляк, способный только зубоскалить и таскаться за каждой встречной юбкой. Я сделаю из тебя Сумеречника, а твою сестру избавлю от обязанности выходить замуж за мерзавца. Уйми уже свои собственнические замашки и не лезь мне под руку!

Вейас молчал, но я через дверь ощущала его безысходную ярость, стыд и тоску. Может, в словах Петраса и была доля истины, но он не имел права унижать моего брата и попрекать заботой обо мне. Если бы я стояла там, то расцарапала бы наглецу лицо, и плевать, что он намного сильнее меня и мы от него зависим.