Страждущий веры

Я ощутила боль и ужас Айки перед смертью, робкую надежду, что на другом берегу будет лучше, чем здесь, и разочарование от того, что ничего не сбылось, и разъедающую пустоту внутри, которая заставляет забывать всё хорошее, оставляя лишь горечь и ненависть. Ноги подкосились, руки дёргались и выкручивались, но я не понимала, зачем и как остановиться.

— Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, — послышался сухой речитатив Петраса. — Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели.

Я обмякла. Каменной глыбой навалилась апатия и усталость.

— Я же предупреждал: не показывай эмоции. Мёртвые всегда этим пользуются, — посетовал Петрас.

Я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться. Петрас запалил свечи и стёр пентаграмму. Он принёс мне одеяло с подушками и помог устроиться поудобнее.

— Выпей — полегчает.

Сунул мне под нос откупоренную флягу. От неё разило крепкой настойкой. Я с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Напиток обжёг внутренности, убил могильный холод и разогнал застывшую в жилах кровь.

— Спа-спасибо, — прохрипела я. В мысли вернулась ясность, а вот тело, наоборот, покачивало на волнах — совсем развезло. — Не говори Вейасу...

— Только между нами, наш секрет, — Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. — Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор и поплатились за это — всё по справедливости.

Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок — беззвёздной зимней ночи, холодной и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, в ночь после казни он чувствовал почти так же.

Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на добычу. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле.

— Нет! Оставь! Что ты делаешь?! — оттолкнула его я.

— И что же такое я делаю? — мурлыкал Петрас. Вдавил в пол и снова поцеловал. — Скажи мне, что же я делаю.

Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.

— Зачем? — простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Я не могла пошевелиться. Подлец всё рассчитал с самого начала! — Ведь я даже не красивая.

— Глупая, — рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. — Есть камни яркие на вид, но на поверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость — разве можно сравнивать их с безделушками, которые найдутся у каждого?

— Я для тебя всего-навсего редкий камень?

— Наиредчайший.

Нет-нет! Я не безвольный камушек в твоём посохе! Я человек!

Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая кожу. Он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности.

— Ммм, до чего же хороша!

Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.

— Твоя красота завораживала меня ещё в детстве. Я каждый день отправлял прошения в орден, чтобы нас соединили брачными узами, а когда пришёл отказ, повсюду искал подобную тебе. Но такой больше нет: ты одна в своём роде. И теперь, когда ты сама пришла ко мне, я не упущу этот шанс. Ты будешь моей. Тебе понравится — обещаю.

Он так больно сжал мою грудь, что я не выдержала и вскрикнула.

— Не надо!

— Не переживай, я тебя не брошу. Как только в ордене узнают, что ты беременна моим наследником, им придётся согласиться на наш брак. Женщина принадлежит отцу своего ребёнка, так сказано в Кодексе.

Руки Петраса скользнули по моим ногам вверх, до бёдер задирая юбку. К горлу подступила дурнота.

— Вейас! — отчаяние придало сил.

Я пихнула кузена коленкой под дых. Он откатился, корчась от боли. Я рванула к двери, поправляя на ходу платье. Слишком медленно — Петрас догнал и навалился сверху, прижимая к полу.

— Строптивая кобылка, но так ещё пикантнее. Представляю, какой страстной ты станешь, когда я тебя объезжу! — его дыхание обжигало ухо.

Кузен снова задрал мои юбки и грубо раздвинул колени в стороны.

— Вейас! — исступлённо звала я. — Вейас! Вейас!!!

Петрас уже стаскивал с меня исподнее и расстёгивал собственные штаны:

— Он тебя продал за поддержку в ордене. Смирись и не сопротивляйся — поверь, для тебя это тоже лучший выход. Я же не какой-то там шакалёнок.

Он надвигался. Его запах, его прикосновения уничтожали мою суть, губили душу. Брат мой, Ветер, помоги! Если ты есть, помоги! Хоть кто-нибудь. Лучше смерть!

Я обречённо закрыла глаза. Петрас вдруг завизжал и откатился в сторону. Что-то загрохотало вдалеке.

— Я предупреждал: либо всё происходит по её воле, либо не происходит вовсе! — разъярённый голос Вейаса заглушил скулёж кузена.

Я открыла глаза. Брат опустился возле меня на колени, рывком оправил платье и помог подняться. Я прижалась к нему и расплакалась. Не верилось, что он здесь. Весь этот ужас останется лишь дурным сном!

— Прости-прости-прости! — шептала я, напитываясь его силой и запахом. Хотелось смыть позор и страх, вычеркнуть из памяти Петраса и все его прикосновения до единого.

Братик ласково гладил меня по волосам и целовал в лоб. Он защитит меня от всего, даже от моей собственной глупости.

— Ты должен был уехать к винарю! Просто отвернуться… — прохрипел Петрас, бессильно распластанный на полу. Из носа текла тоненькая струйка крови. — Дурень! Я бы сделал из тебя рыцаря. Без меня ты пустое место.

— Не нужны мне подачки от навозных жуков! — сплюнул Вейас и приставил указательный палец к виску. — Больше ты меня не запугаешь. Я лучше тебя, сильнее и в тысячу раз умнее.