Стражи цитадели

Я мечтал о ботинках. Как странно, что вся жизнь человека может свестись к размышлению над единственным шагом и страстному вожделению стоптанной за десять лет пары ботинок. Это были прекрасные ботинки, выносившиеся до такой мягкости и совершенной формы, что моя нога покоилась в них, как яйцо в гнездышке. Я получил их от Б'Далло в обмен на три занятия фехтованием с его прыщавым сынишкой Б'Исандером. Это было отличной сделкой для Б'Далло, поскольку моя плата, как правило, бывала выше, но в последние годы, годы войны, хорошие сапожники еще большая редкость, чем хорошие учителя фехтования.

Годы войны… Мы думали, что они закончились, когда принц Д'Натель вернулся в Авонар после победы у Ворот Изгнанников. Наши войска — они никогда не были настоящей армией, всего лишь чародеи разнообразнейших занятий, превращенные в солдат, — были распущены. Мы выходили из убежищ и верили, что сможем вернуть жилища, откуда сотни лет назад ушли наши семьи. Дураки вроде меня говорили, что те, кто родился в Сен Истаре, могут отправиться в нашу давно заброшенную деревню и возродить ее, прокладывая прекрасный путь, по которому пройдут наши дети, — или, быть может, встретить там прекрасную женщину, с которой и проложить путь к прекрасным детям. Но мы осознали свою ошибку, и теперь какой-нибудь пустоглазый дьявол-зид носит мои несравненные ботинки, пока… пока мне приходится делать следующий шаг.

Мы в Сен Истаре ничего не слышали о возобновившихся атаках и с радостью и надеждой занимались собственными делами. Фен'Лиро, мельник, пригласил Строителя, чтобы тот починил его колесо, и мы все собрались посмотреть на чудо, творимое голосом Строителя. Он спел на место спицы и обод, завершив мельничное колесо руладой, которая исторгла восхищенные вздохи из груди нескольких деревенских девиц, знавших, что Строитель не женат. На учителей фехтования девицы не заглядываются.

Мое искусство умрет с наступлением мира. И хотя я радовался вместе со всеми счастливому исходу путешествия принца Д'Нателя, я все равно не мог свыкнуться с этим. Я думал пойти в подмастерья к кузнецу, но в мечах я любил вовсе не сталь. В любом случае, к ковке у меня таланта не было. Если я затачивал гвоздь, то не обходился без трех напильников и не мог, раз заострив, заставить его таким и остаться. И даже не само фехтовальное искусство так меня волновало — безупречное единство силы и изящества, — а, скорее, спрятанная в нем логическая задача. Атака, контратака, выпад, блок. Бесчисленные возможности, и для каждой из них — свои средства, которые ты воспринимаешь и сравниваешь всего за один удар сердца. Ни один бесформенный кусок металла не способен бросить вызов, равный тому, который бросают тело и разум противника.

Но что пользы мне было с моего искусства, когда Поиск зидов пополз по улицам Сен Истара? Ледяные пальцы зидов впивались то в одного, то в другого из нас, пока мы так беспечно праздновали красоту мельничного колеса Фен'Лиро. Должно быть, еда и вино и посейчас ждут нас там, на длинных столах, расставленных на припорошенной снегом траве…

Нет, лучше не думать о еде и вине. В день нам, пленникам, выдавали краюху хлеба размером с кулак, серую и черствую, и две чашки воды, в два хороших глотка каждая. И сколько же таких дней прошло? Шесть… семь… восемь…

К тому времени, как нас прогнали через портал в Пустыни и приковали цепями к унылой колонне других пленников, нас, деревенских, осталось лишь горстка. Быть может, это не самый удачный день для того, чтобы быть опытным воином. Определенно, лучше лежать мертвым в Л'Тьере, чем идти по бесконечной пустыне. С каждым мучительным шагом я завидовал тем, кто нашел свой путь, ведущий за Черту… многим из тех, кого я знал. Одним из последних упавших был Б'Исандер — много лет назад я дал ему всего лишь три урока, но он многое из них почерпнул.

Однако дар'нети не скорбит долго. Он принимает обстоятельства, делает их частью себя и идет дальше… еще один шаг на Пути, и не важно, насколько горек он. Грррр… Песок режет, как стекло.

По крайней мере, моя душа была еще со мной, а это уже не мало, когда имеешь дело с зидами. Луку-Певца, М'Аритце-Заклинателя и Бас'Теля-Кузнеца превратили в зидов, и они, вместе с прочими, кого постигла та же участь, помогали согнать в кучу остатки наших, чтобы доставить в Пустыни. Никто не знал наверняка, как зиды выбирают, кто уподобится им, а кто станет рабом. Говорят, что это зависит от того, сколь большой силой наделен пленный. Быть может, это правда, потому что я стал рабом, а Строитель превратился в зида и перерезал глотку Фен'Лиро, для которого целый день выпевал мельничное колесо.

— Встать, раб! — прорычал мне в ухо чей-то голос.

Следом обрушился неизбежный удар, и я на время забыл о боли в ногах. Я даже не заметил, как упал. Я попытался подняться до того, как цепь на шее успеет натянуться, а это непросто, когда запястья связаны так туго. Я видел двоих или троих человек, которых долго волок за собой медленно тащившийся строй, пока их, уже потерявших человеческий облик, не отвязали от остальных пленников. Я всегда считал себя редкостно сильным и выносливым, но после падения задумался, не окажусь ли я добычей стервятников, подобно многим из нас. Сначала нас было полторы сотни, в основном мужчины и несколько крепких женщин средних лет, но мы потеряли уже, по меньшей мере, восемнадцать человек. Женщины держались лучше: успокаивающая мысль для того, кто полагает, что и сам не вполне лишен «женских слабостей».

Еще несколько часов, и я был уже не в состоянии ясно мыслить. На горизонте смутно обрисовалась крепость, высокая, мрачная и очень темная, даже в резком сиянии пустыни. Один ее вид наполнял душу такой тоской и унынием, что из моей груди вырвался громкий стон. На этот раз я даже не почувствовал удара, потому что неназываемая боль внутри меня самого была намного, несравнимо сильнее.

Вскоре после этого солнце исчезло за западным горизонтом, а колонна замедлила шаг. Пленники прижимались друг к другу, пытаясь как можно дольше сохранять остатки тепла, прежде чем их высосет холодная ночь. Наши конвоиры обычно позволяли нам так делать, но не в этот раз.

— Растянуть строй! Скорость не сбавлять! К полуночи мы должны быть у загонов. Никакого отдыха, никаких задержек!

Может, это и к лучшему. Я не был уверен, что переживу еще одну леденящую ночь на открытом месте — и только для того, чтобы встретить новый обжигающий рассвет.

Еще двоих погибших отрезали от цепи прежде, чем мы взобрались на невысокий холм и смогли взглянуть сверху на армию лордов. Те из нас, кто сохранил жизнь и способность понимать, что предстало нашим взорам, с замиранием сердца смотрели на огромный лагерь наших врагов: темная масса, расползшаяся по пустыне до самого горизонта. Двадцать лет я сражался на стенах Авонара и рассуждал с товарищами о бесконечности волн зидов. Но никогда я не считал, что они и впрямь бесконечны.

Мы шли прямо через лагерь, скопление палаток, костров и лиц казалось размытой цепью света и тьмы, спаянных ненавистью. Она чувствовалась со всех сторон, холоднее ночного ветра, трепавшего парусиновые палатки и швырявшего золу и песок в наши саднящие, покрытые коркой глаза. Они выстроились вдоль дороги, по которой мы шли, в молчании, нарушаемом лишь тихим шипением. Мы, долго сражавшиеся с ними, знали, так они выражают свое презрение.

— Не слушай, не пускай это в себя, — шептал я, сначала себе самому, а потом — юноше, прикованному возле меня.

Даже его бронзовая от загара кожа не могла скрыть бледности, а растрескавшиеся, покрытые волдырями губы дрожали. Годы закалки требовались человеку, чтобы не обращать внимания на шипение зидов.

— Шаг, еще шаг…

Окончание нашего горестного пути уже маячило впереди: черная железная решетка, расстояние между вертикальными прутьями было не больше ширины двух пальцев. Нет, не решетка — клетка, прутья тянулись вверх и переходили в крышу. Поперечины, поблескивавшие в свете факелов, были сделаны, несомненно, из того же серебристого металла, что и наши цепи. Долемар, назывался он, оковы чародеев, поскольку он делал невозможным любое использование колдовской силы. Говорили, что человек, слишком надолго связанный долемаром, сходил с ума от переизбытка накапливавшейся в нем силы, которой не было выхода. Ни один дар'нети не мог перестать вбирать в себя ощущения жизни, так же как не мог не дышать, так что, возможно, это было правдой. Таков наш Путь.