Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли

У неё чуть отлегло на сердце: им с сыном можно смело стартовать. Видимо, гипотеза о семейной отправке «на тот свет» не беспочвенна. Что косвенно подтверждало предположение о каком-то «загробном существовании». Планы насчёт их дальнейшего полезного использования уже не выглядели пустой надеждой.

Юлька всем сердцем хваталась за эту мысль, отважно спускаясь во двор. И смело садясь за руль Джимни. Струхнула, конечно, когда мимо прошла пара здоровенных мужиков со спортивными сумками. Даже мысленно перекрестилась. Но обе ящерки не оторвали задниц от руля — даже не посмотрели в сторону потенциальных кандидатов.

На рынке, судя по полупустым парковкам можно было обернуться «по скорому». Они бы и обернулись, кабы не нужда закупить всё, что можно хранить месяцами — срок сомнительный, но надежда, как говорится, умирает последней. Юлька так старалась ничего не забыть, что чуть всё не испортила.

Не будь рядом сына, так и уехала бы с одной единственной пачкой соли: сроду не покупала больше. Зачем? Севка что-то прошипел насчёт необратимости разрушения бабских мозгов, и перехватил инициативу. Одной соли нагрузил в тележку пачек двадцать.

На взгляд Юльки рацион складывался бедненький. Основу составляли крупы, макароны и консервы. Можно было взять поменьше обычной тушёнки — и той же соли — но как-то его разнообразить вкусняшками. Те же морепродукты — почему бы и нет? Помимо твёрдого сыра, скажем, купить побольше всяких йогуртов и прочей «молочки». Однако сын был неумолим.

— Ма, где ты собираешься хранить свои йогурты? — этак снисходительно осведомился он. — Про электричество в зимовье я не слышал. Тем более про холодильник.

— Зачем холодильник? — не поняла Юлька. — Зима на улице.

— Ма, а сколько градусов в холодильнике? — вкрадчиво уточнил ребёнок. — Тебе нужны замороженные йогурты? Или мидии во льду? Хотя… — задумался он и просветлел взглядом: — Мороженное взять можно. Оно точно не растает.

И великовозрастное дитя понеслось вприпрыжку запасаться сладостями — только тележка загрохотала, как вагоны поезда по рельсам.

Они с отцом сроду не увлекались долгими лесными прогулками — домосидельцы махровые. А тут нате вам: откуда что берётся? Но Севка имел столь убедительный вид, что спорить она не стала. Послушно закупала всё, во что он тыкал пальцем. В результате забили Джимни под самую крышу — аж просел бедолага. А зеркало заднего вида потеряло свою актуальность.

Вернувшись, долго затаскивали покупки домой: сын не позволял матери сильно нагружаться. По чуть-чуть, и никаких гвоздей. Никто на них не нападал — только косились с немыми вопросами во взоре: война, или просто психи? Конечно, война — злилась Юлька на любопытствующих — нашли психов!

Немного передохнув и пообедав, они совершили налёт на другой рынок. Севка настоял, что не стоит пугать народ повальными беспричинными закупками в одном и том же месте. Хотя, кому какое дело? Короче, к концу дня, завершив третий вояж за «продуктовой корзиной» отшельников, они подъехали к подъезду почти одновременно со второй командой «заготовителей».

Увидав их новый внедорожник в свете дворовых фонарей, Юлька даже слегка перепугалась. Это ж настоящий броневик! И окрас ужасный: тёмно-серый. От него попахивало военщиной и отбитой задницей. Размеры и формы вообще убивали: гроб на колёсах. Причём покойников на тридцать, если потесниться. В темноте зимнего вечера непередаваемо убойное зрелище.

Она хотела, было, подойти к выходящему из него мужу: порассмотреть, порасспросить. Но Даян тотчас напружинился, заозирался и приказал:

— Быстро домой!

Ах, ну да — вспомнила Юлька, что больше двух им собираться нельзя. Так что бросила погрузку-выгрузку на мужиков и отравилась готовить ужин. Помылась, спустилась вниз и поняла, что мужиков дома нет. Коробок, что заполонили часть гостиной, тоже не прибавилось. Значит, разгрузки не было.

Выглянула в окно: внизу только новоприобретённое чудовище на колёсах. Джимни и машина Кирилла пропали. Вместе с её сыном и объяснениями насчёт цели исчезновения. Юлька потрясла штору, на которой висела ящерка:

— Куда они делись?

Беленькая смотрела на неё, как баран на новые ворота. Дескать: мне-то почём знать? Твои бродяги, вот и карауль. Юлька плюнула на бездушных мужиков и приготовила ужин. Нарезала два противеня сухарей и поставила их в духовку. Послонялась, поела, снова послонялась, прилегла. Подскочила, проверила духовку и нарезала ещё сухарей: хлеб быстро портиться. А завозят ли его в Кеуль, Кирилл не сказал.

Ссыпав готовые сухари в старую наволочку — в полиэтилене их долго хранить нельзя — вновь зарядила духовку. Ещё чуток послонялась и прилипла к окну. Ящерка так и висела на шторе безжизненной безделушкой. Юлька теребила штору до тех пор, пока наверху что-то не треснуло. Беленькой же хоть бы хны: даже головы не повернула.

— А, ну вас всех к чёрту! — вспылила брошенная замордованная женщина.

И потащилась наверх в спальню. Прилегла, не раздеваясь и прислушиваясь: не грохнула ли входная железная дверь?

— Сто раз его просила заказать обивку этой старой рухляди, — пожаловалась она прилетевшей ящерке.

Малышка устроила катание на коньках по брошенному рядом смартфону. Юлька залюбовалась её изящными пируэтами. Её отражением в тёмном экране. Как заснула, не почувствовала.

И не сразу поняла, потому что шла по песку. В каком-то оазисе, в какой-то пустыне. Знакомые девчоночьи обуты в те же знакомые сланцы-танкетки на деревянной подошве со шнуровкой до колен.

Она отряхнула от песка короткое платье: всё та же белая наволочка без пояса. Только заметно отросшие коготки ещё больше цепляют лёгкую ткань. Подняла руки: на голове прежнее гнездо, свитое из жёстких волос. Старый сон с продолжением без повторов.

— Что-то не так? — раздался где-то за спиной встревоженный мужской голос.

Юлька обернулась. Так и есть: мужик. Или старик. На супер загорелом морщинистом возраста не распознать. Башка бритая, ни усов, ни бороды. Может, он вовсе не стар, а просто хлебнул лиха. Что неудивительно в таком прикиде.

Короткая замызганная юбчонка из той же белой ткани. Точней, какая-то намотка с разрезами. Чёрте что, а не одежда. Торс прикрывает кожаная жилетка, сшитая из кусочков. Вместо сланцев обдёрганные сапожки с открытыми носами и пяткой. Кажется, она уже видала такие. У военных на базаре, где её хватали за руки. И обозвали… не вспоминается, как.

Зато пояс у дядечки солидный. С начищенными металлическими бляшками цвета тёмной бронзы. На поясе странный топорик с лезвием, похожим на толстый птичий клюв. С ним примитивный покоцанный нож и ещё какая-то хрень.