Стрела бога

Впрочем, когда они перешли после кофе к виски с содовой, оппозиция капитана Уинтерботтома на мгновение подняла голову. Но это лишь подтвердило то новое мнение, которое Кларк составил о нем.

— Больше всего меня огорчает, — признался Уинтерботтом, — не столько неправильность политики нашей администрации, сколько наша непоследовательность. Возьмем все тот же вопрос о верховных вождях. Как только сэр Хью Макдермот впервые прибыл сюда в качестве губернатора, он откомандировал своего секретаря по делам туземцев изучить на месте всю проблему. Секретарь явился к нам и провел тут немало времени, знакомясь с вопиющими нелепостями этой системы, на которые я постоянно указывал. Как бы то ни было, из того, что он говорил в частных беседах, явствовало, что он вместе с нами считает эту систему в корне неправильной. Это было в девятьсот девятнадцатом году. Помню, я только что вернулся из отпуска… — В голосе его зазвучало какое-то странное волнение, и Кларк заметил, что его гость краснеет. Но, овладев собой, Уинтерботтом продолжал: — С тех пор прошло больше двух лет, и мы до сих пор ничего не слыхали об отчете, представленном этим человеком. Более того, губернатор провинции теперь предлагает нам и дальше проводить прежнюю политику. Где же тут последовательность?

— Да, это очень огорчительно, — отозвался Кларк. — Знаете, я тут как-то задумался о пристрастии англичан к комиссиям по расследованию. Вот в чем, на мой взгляд, кроется наше действительное отличие от французов. Те знают, что они хотят сделать, и делают это. Мы же учреждаем комиссию для обнаружения всех фактов, как будто факты что-нибудь значат. Нам кажется, что, чем больше фактов мы соберем о наших африканцах, тем легче нам будет управлять ими. Но ведь факты…

— Факты знать важно, — прервал его Уинтерботтом. — И комиссии по расследованию могут приносить пользу. Беда нашей колониальной администрации состоит в том, что она неизменно назначает на руководящие должности неподходящих кандидатов и пренебрегает советами тех из нас, кто провел здесь долгие годы.

Кларк ощутил бессильную злость на своего собеседника, не давшего ему закончить мысль, и на самого себя, не сумевшего выразить ее в той же удачной форме, как в первый раз, когда она только пришла ему в голову.

Глава одиннадцатая

Впервые после праздника Тыквенных листьев выбравшись из дому, Эзеулу отправился навестить своего друга Акуэбуе. Тот находился у себя в оби и занимался подготовкой семенного ямса: завтра с утра ямс будут сажать для него нанятые им работники. Акуэбуе сидел на полу между двумя кучами ямса с коротким, на деревянном черенке ножом в руке. Куча побольше возвышалась прямо на полу справа от него. Куча поменьше помещалась в длинной корзине; он брал из корзины очередной клубень, внимательно его осматривал, срезал ножом все лишнее и клал в большую кучу. Очистки лежали перед ним, между двумя кучами: множество коричневых кружочков кожуры, счищенной с верхней части каждого клубня, и серых, преждевременно появившихся ростков, срезанных с нижней части.

Друзья обменялись рукопожатием, после чего Эзеулу развернул скатанную козью шкуру, которую он принес под мышкой, расстелил ее на полу и уселся. Акуэбуе, не прекращая своего занятия, спросил, как поживает его семейство.

— Живы-здоровы, — отвечал Эзеулу. — А как поживают твои домашние?

— Тихо-мирно.

— Смотри-ка, какой крупный, отборный ямс: клубни один к одному. Это твой собственный или с базара?

— Разве ты не помнишь тот мой клин на земле Аниэтити?.. Да-да. На этой земле такой ямс и уродился.

— Слов нет, хороша там земля, — сказал Эзеулу, задумчиво покачивая головой. — С такой землей и лентяй прослывет искусным земледельцем.

Акуэбуе улыбнулся:

— Ты хочешь подковырнуть меня, но тебе это не удастся. — Он отложил в сторону нож и крикнул сына, Обиэлуе, который отозвался из внутреннего дворика и тотчас же вошел в оби. Он весь лоснился от пота.

— Эзеулу! — приветствовал он гостя.

— Сын мой.

Обиэлуе обернулся к отцу, чтобы выслушать его поручение.

— Скажи своей матери, что Эзеулу приветствует ее. Если у нее есть орех кола, пусть принесет.

Обиэлуе ушел во внутренний дворик.

— Хотя, когда я в прошлый раз был в доме моего друга, никакого ореха кола я не ел, — негромко произнес Акуэбуе, как бы разговаривая сам с собой.

Эзеулу, рассмеявшись, спросил:

— Что случается, по нашей пословице, с человеком, который поест, а потом делает вид, будто во рту у него не было ни крошки?

— Откуда же мне знать?

— У него задний проход ссыхается. Разве тебе мать этого не говорила в детстве?

Акуэбуе очень медленно — из-за боли в пояснице — поднялся на ноги.

— Старость все равно что болезнь, — вымолвил он, силясь разогнуться и помогая себе рукой, которой уперся в ногу выше колена. — Стоит мне немного посидеть, и я должен снова учиться ходить, как малый ребенок.

Он с улыбкой проковылял к широкому глиняному приступку перед входом в оби, взял стоящую на нем деревянную чашу с куском мела и протянул ее гостю. Эзеулу вынул из чаши мел и начертил на полу пять линий: три вертикальные, одну горизонтальную поверх них, а одну — под ними. После этого он натер мелом большой палец на ноге и нарисовал белый кружок вокруг левого глаза.

Дома была только младшая из двух жен Акуэбуе, и она вскоре явилась в оби поздороваться с Эзеулу и сказать, что старшая жена вышла проверить, не созрели ли плоды на ее пальмах. Обиэлуе вернулся с орехом кола. Он взял у отца деревянную миску, подул в нее — на случай, если она запылилась, — и поднес миску с орехом Эзеулу.

— Спасибо, — сказал тот. — Передай теперь это отцу, пусть разломит орех.

— Нет, — возразил Акуэбуе. — Прошу тебя, разломи орех ты.

— Не могу принять эту честь. У нас нет обычая обгонять хозяина, чтобы первым войти в его дом.

— Знаю, — отвечал Акуэбуе, — но, как ты сам видишь, руки у меня заняты, и я прошу тебя выполнить эту обязанность за меня.

— Мужчина не может быть настолько занят, чтобы не иметь времени разломить первый на дню орех кола в своем собственном доме. Так что отложи-ка свой ямс, он никуда от тебя не убежит.

— Но это не первый мой орех кола за сегодняшний день. Я уже разломил несколько.

— Может быть, и так, но ты разломил их не в моем присутствии и в такую пору, когда мужчина только пробуждается утром ото сна.

— Ну хорошо, — сдался Акуэбуе. — Я разломлю его, раз ты на этом настаиваешь.

— Еще бы мне не настаивать! У нас не принято ковырять в глазу палочкой для чистки ушей.

Акуэбуе взял в руки орех кола и разломил его со словами:

— Да будем живы мы оба.

После прихода Эзеулу уже дважды где-то по соседству раздавался ружейный выстрел. Сейчас ружье грохнуло в третий раз.

— Что там происходит? — спросил он. — Неужто мужчины охотятся теперь не в лесу, а на своих усадьбах?

— О, значит, ты не слышал? Огбуэфи Амалу очень болен.

— Правда? И ему так худо, что дело дошло до пальбы из ружей?

— Да. — Акуэбуе понизил голос, выражая почтительный страх перед дурным известием. — Какой день был вчера?

— Эке, — ответил Эзеулу.

— Значит, беда приключилась в прошлый эке. Он возвращался домой после расчистки поля — тут-то они его и сразили. Не успел он добраться до дому, как его начало трясти от холода — это в полуденную-то жару! Пальцы ему так скрючило, что он больше не смог держать в руке мачете.