Стрельцы у трона

– - Ну, баба ты, не стрелец... Твоя ли вина? Не крылся бы в таком месте... Тебе взять надо -- бери, где сметил... Другим попадет эта птица -- перья и ощиплют... А перышки богатые... И кошель есть при парне...

– - Ну, леший тебя подери. Гляди, и правду баешь... Не наша, ево вина, коли в божницу залез... Гайда, братцы...

В алтаре, под покровом престольным нашли Афанасия и поволокли за волосы на роковое Красное крыльцо...

Услышали вопли юноши сидящие в Палате отец и мать и сестра его... Но никто не смел пойти на помощь... двинуться не решался никто с того места, где прикован был каждый ужасом и тоской...

Влекут Афанасия убийцы на крыльцо. А на плече у одного из них сидит, оскалив зубы, злобно ликующий карлик, напоминая собой тех выходцев из ада, которых рисует порой напуганная человеческая мысль в минуты кошмарных сновидений... Нарышкина постигла участь первых двух мучеников.

Так на плече у палача остался Хомяк, когда повел его с товарищами по всем знакомым комнатам дворца и терема: искать ненавистных Нарышкиных.

Всюду шарят шайки стрельцов, во всех покоях. Врываются и в царские опочивальни, и в домовые церкви, которых несколько есть во дворце, -- прокалывают копьями перины, подушки, опрокидывают пышные царские ложа для убеждения, что никого нет под ними... В церквах -- шарят под алтарями, повсюду... Рвут покровы, тычут остриями копий...

И постепенно -- находятся все, кого внесла Софья, Милославские и сами стрельцы в кровавые списки смерти, где против каждого имени должен стоять один зловещий знак, знак креста, знак муки и гибели...

Всюду бегают и шарят во дворце стрельцы, потерявшие и страх и совесть. Только не успели забраться они в горенки, где помещается девятилетняя царевна Наталья. И не заглядывает ни один из мятежников в терема сестер-царевен, дочерей Алексея, к царевне Софье и к царице Марфе Матвеевне.

Самые пьяные, самые обнаглелые палачи отступают, как только услышат от сенных девушек и старух, расставленных у всех выходов, сердитый оклик:

– - Мимо проваливай, рожа идольская. Здеся -- царевнин терем...

– - Ладно... Нешто я што?.. Я сам понимаю, -- пробурчит иной стрелец-коновод.

И крикнет:

– - Гайда мимо, робята. Не туды попали!..

Затем с бранью, с проклятиями или с залихватской песней, с гиком бегут мимо...

Немало народу, боярынь и бояр, собралось в покоях у царевен.

Но к Софье пропускают очень немногих. С царевной сидят бояре: Милославский и Куракин. Волынский снует из покоя на крыльцо теремов и обратно, принимая донесения от всякого рода пособников и поджигателей бунта, разосланных отсюда не только по всем концам Кремля, но и в Белгород, в Земляной городок и по слободам стрелецким, откуда то и дело выходят новые толпы стрельцов на помощь товарищам. Даже бабы их, пьяные, красные, бегут гурьбами с веселым хохотом, с разухабистыми песнями, перекликаясь одна с другой.

– - Бежим, пощупаем бояронь зажирелых, колупнем им бока толстые! Сымем с их наряды златоцветные, што из нашево поту-крови нашиты-настроены. Слышьте, наш праздник. Ишь, как на кремлевских колоколах стрелецкие звонари нажаривают...

И новые кучи стрельчих выходят из домов, присоединяются к бегущим.

Набат в Кремле, то затихающий на время, то снова потрясающий воздух рокот барабанов -- словно зовет все темные силы, раньше угрюмо таившиеся по своим грязным углам.

Уж не одни стрельцы теперь принимают участие в разгроме бояр. Лихие воровские людишки, тати, площадные дельцы-пропойцы, кабацкие заседатели -- тоже втираются в толпы вооруженных, грозных стрельцов, надеясь урвать для себя кой-что в общем пожаре. Куда ни заглянут во дворцовые покои эти шакалы -- все ценное забирают с собой.

– - Што же, плохо ли, коли московский люд пристал на нашу сторону, -- заметила царевна, которой донесли об участии таких "добровольцев" в стрелецкой резне.

– - Не скажи, царевна, -- отозвался осторожный Милославский.
– - Дать волю этой шайке, она не то Нарышкиных -- отца родного душить станет за чарку вина. С черным людом -- опасно надо... Это первое... А второе, слышь, толкуют: Москва почитай вся -- непокойна стала. Толкуют люди мирные: "Пошто бояр режут, Нарышкиных бьют и иных...". Гляди, мешать бы нам не стали. Заспокоить надо Москву... И челядь боярская за дубье приняться сбираетца. Толкуют: "Перебьете бояр -- кому служить будем?". Тревога по Москве пошла.

– - Не одна Москва -- вон и на Посольском дворе присылы от всех иностранных резидентов да послов уж были, -- заговорил и Василий Голицын.
– - "Что, мол, у вас делается? Как мятежа не смирите?". Дан был ответ, што больно сила велика стрелецкая, не можно крови начать проливать. И вовсе тогда царству не быть. А, мол, стрельцы государей не касаются. Ищут и изводят недругов своих да царских. Да царевича старшева -- на царство зовут, как по закону. Только и есть... Мол, один Сухарев полк не бунтует. Не пристал к той аллиации. А мятеж во всех полках. Погодить-де надо... И трогать нихто их, иностранных послов, не станет...

– - А они што на ответ?

– - Пока -- ничево. Да все же надо дело скорее кончать али как-никак оправдать всю свару нашу... С соседними маэстатами дело еще доведется иметь. Надо с ими ладить.

– - Как не ладить. Што же, бояре? Как быть, по-вашему? С чево начать?

– - Трудно и быть. Теперь взаправду не сдержать стрельцов. Себя под обух подведешь, гляди. Нешто так вот...

Милославский остановился.

– - Как? Говори, боярин.

– - Нарядить как-никак ровно бы суд. Пусть кого стрельцы изымают -- не секут тут же на месте, без оглядки... И то вон, плохо одно дело вышло...

– - Какое дело еще?
– - нетерпеливо спросила царевна.

– - Да стрельцы-то молодые. Не знали добре в лицо Афонасья Нарышкина. А Федька Салтыков и попадись им, малость схож с Афонькой-то. Его живо и прикончили... Уж потом опознали другие. Я приказал отнести тело к отцу да челом ударить хорошенько... Мол, по недоглядке дело сделано. Наш-то Салтыков боярин. Да, ау! Мертвого не подымешь...

– - Плохо, плохо... Да досказывай, дядя, што начал-то.

– - Вот и надо: кого из ворогов найдут, на допрос ставить... А после -- казнить всенародно. Да не по углам, а на том же месте на Лобном, ровно бы так и от государей приказ даден. Вот народ и подумает, што не зря казни...

– - А не подумает, как просто страх ево возьмет... Это ты ладно надумал, дядя... А с послами как быть?.. Нешто нарядить к ним дьяка Лариона Иваныча. Старый он знакомец тамо со всеми... Васенька, -- обратилась Софья к Голицыну, -- сделай милость, погони ково за Москву-реку, где дом ево. Мол, как начальник приказу Посольского, пускай скажет иноземным послам от имени от царскаво...

– - Не погневися, государыня, не приведется послать Иваныча... Побили и ево... и с сыном Ваською, -- с явным смущением прервал царевну Голицын.