Стрельцы у трона

– - Што с тобой, государь-братец, аль от недуга стал ты такой, Федюшка?
– - спрашивала его порой Софья, с которой царь стал еще дружнее, чем был раньше, как бы желая набраться энергии от этой сильной духом и телом, порывистой и умной девушки.

– - Нет, сестричка... Так... И сказать не умею... Вот и лучче мне, телесам-то, а на серце -- ровно бы тяжелее, ничем и в скорбные дни, как хворый я лежал... Да, слышь, Софьюшка, все мне одно вспоминается... Из ума нейдет. Вот, ровно вижу наяву... А давно было... Года с три, почитай, минуло.

– - Што там тебе еще мерещится? Ну-ко, поведай, чудовой, ты... Пра, чудной.

– - Да, слышь, батюшка-покойник на охоту меня взял единова... На сохатых, в лес заповедный, в Лосиный бор... И матка с теленком выскочила. Псы кругом. Лосиха и бежать не бежит, теленочка ей жаль. Охота ей, видно, он бы в чащу ушел. А тот, глупый, к ей все жмется, под ноги кидается, мешает ей.

– - Глупый...

– - Побежит-побежит она с им рядом и обернется, собак рогами отмахивает. Псы -- от них подале. Она и сызнова с теленочком науход. И под конец, видно, выразумел он, от матки в кусты и бежит. Псы не глядят на теленка, матку обступили... Она их рогами бьет, раскидывает... А как увидала, что детеныша не видать, -- сама за им пустилася... Я уж стою -- и не бью сам, и людям не велю... "Ушла бы!" -- думаю. А псы -- за ей, и не отозвать их. Хватают, рвут ее сзада... Она отмахнется -- и наутек... Да, слышь, -- спотыкнулась ли али с наскоку псы ее спрокинули, -- свалилась на миг матка-то... Тут псы разом -- куды и страх делся... Накинулись, за горло... за бока... Уж подскакал я, пристрелил сам, жалеючи... Вот и думается: не спотыкнись она... не пади на землю -- не посмели бы псы рвать... А упала...

– - И пропала, -- договорила Софья, охотница до созвучий и даже сама, по примеру Симеона, сочиняющая стихи.
– - Так уж во всем, Федя. "Лежачего не бьют" -- оно так ранней было... Ныне -- и стоячего с ног свалят, коли надобно... Не похуже твоих псов... А ты -- крепче стой, не давайся... Слышь, Федя... А еще поведай: к чему ты сказал про лося-то... да про псов?.. Не разумею я... Али?..

– - Нет, так... само припомнилось... Вот я...

– - Не вешай головы, царь ты мой, всея Руссии государь самодержавный... Хто тебе страшен!.. А и не один ты. Вон дядя Иван Михалыч теперь при нас... Нешто он нас выдаст... Нарышкины пускай...

– - Што Нарышкины?.. И окромя их есть люди. Вон, они единым часом в землю нам челом бьют, а в тот же час могут...

– - Што? И главу нам пришибить, коли им надо? Не посмеют. Только, слышь, коли я сдогадалась, про кого ты... Сам, гляди, не больно на них вставай... Всех можно помаленьку обратать, в узде повести... Верь ты мне! Не разом... так, знаешь, полегоньку... Стравить их, один с другим... Кого казной купить, кого -- почетом... А там...

– - Эх, не по мне все это... Знаю сам... Видел я, как батюшка государил... И читывал не раз, как Московские цари и в иных землях государи людей крепко да умненько держали... Да не охота мне так-то... Душой лукавить, в цепи сажать али бо, храни, Господь, кровь проливать... Куды мне! Подумаю -- серце мрет...

– - Ну, знаю... А ты, слышь, мне державу сдай. Я бы управилась, гляди...

– - Ты?! Ты управишься! Ишь, какая ты... Смехом говоришь, а на тебя поглядеть, так душа мрет, в очах у тебя -- ровно свет загорается... Инда жутко... Да, слышь, не ведется того на Руси...

– - А Ольга... а Елена Глинских?

– - Так то давно было. И не за себя они, за сыновей княжили... А я и не сын тебе, да и летами вышел... Не мели пустого, Софка... Буде...

– - И то молчу. Вон, ты повеселее стал от моих речей от глупых, от девичьих. Мне и ладно... Одначе пора мне. Богомолье ныне с сестрами да с тетками... Ох, да и тошно же в терему... Вон, по обителям, по храмам побродить -- и то радость... У вас, у царевичей, и пиры, и охота, и оженят тебя... И на войну, и в Думу... Куды хошь... А мы... Ровно проклятые -- и людей-то не видим по своей вольной волюшке... Замурованы, ровно колодницы, без вины безо всякой... И хто так приказал?!

– - Ну, не причитай... пожди... И то уж живется вам не по-старому... А там помаленьку, гляди... и у нас все станет, как у европейских потентатов: будет вам, девкам-царевнам, воля: и замуж, и в мир ходить... Пожди, сестра... Сделаем...

– - Жди еще, што да когда?.. Вон, мне уж без мала двадцать годов... Годков на семь, гляди, всего и помоложе я, ничем матушка-царица наша названая... А все перед ей, как перед иконой, гнись да кланяйся... А она -- фыррр да фыр!.. Величается... Слышь, Блохина у меня в терему... Родня казначеи царицыной, Блохиной же... И, слышь, лютует царица-матушка, все у них с Матвеевым толки идут, как бы свово Петрушу в перво место, в цари бы?.. А тебя бы...

– - Ну, буде, Софья. Тебе бабы в уши несут, а ты пересказываешь... Все будет, как Господь захочет... Вон, и батюшка же желал, Петруша бы...

– - Ничего не желал... Думал -- да раздумал! Ты -- царь, о чем и толковать ей?.. Все с Матвеевым... Лукавый он... С лекарями водится... Изведут они тебя и нас всех, помяни мое слово... Посадят на царство слюнявого мальчонку. Уж понатешутся над нами...

– - Софья, буде... Да ж сама ты толковала: за нас-де люди станут, не дадут нас в обиду, коли бы и на деле... задумал бы хто...

– - Ну, право, с тобой што толковать... Ты -- как день вешний... То солнышко, то -- тучами все пойдет... Не понять тебя, Федя... Ты не думай, не страх напускаю я на тебя. На ум взбрело, вот и сказалося. А ты царствуй... Тебе много лет еще государить. Вон, тут есть одна бабенка верная... я у ей пытала, так она...

– - Што, што?.. Ворожейка или знахарка? Хто такая?..

– - А ты не велишь ее казнить?.. Чево вздумается тебе, ты в те поры...

– - Ну, вот!.. Коли она не с черной силой ведается, за што ж казнить бабу?.. Вон, и отче Симеон наш прорицает... И иные, хто по звездам, хто по цыфири, по книгам... Он же батюшке гадал...

– - Нагадал, да... Братца Петрушеньку...

– - За што ты, сестра, так на братца? Што он тебе?..

– - Ничего. Им матушка царица, свет Наталья Кирилловна сильна да горда... А сам он... што ж, пускай бы жил... Ну, Бог с им... Вот и гадала бабка о тебе... "Поживет, -- говорит, -- всем на радость... Долго поживет. Детей народит... Из роду в род -- помнить будут цареньку..." Это -- тебя...

– - Будут помнить?!. Хорошо бы... Поминали бы, да не злом. Все я думаю: неужто телесная мощь одна и славу дает?.. Хворый я... слабый я... Может, и не проживу долго... Уж, чуется мне... Што там ни толкуй... И как бы это подеять, штобы память по мне надолго была? Добром поминали бы люди... Москва... Земля вся! Я потужу... я надумаю... А то -- помрешь, камнем прикроют склеп... Один камень той с записью и станет помнить, што был ты, што землей правил... Што царем прозывался. А люди -- забудут... Нет, не ладно так!.. Я -- надумаю...

– - Да уж надумаешь... А пока -- женись, вот первое дело. Дети пойдут... Сыновья. Им царство перейдет, в наш род, в Милославских, не в нарышкинский... Вот -- и память по тебе. Ну, буди здрав пока... Недосужно, слышь. Господь с тобою, царь-братец...

– - И с тобой Господь! За меня помолись, сестрица...

Ушла Софья. А Федор задумался. Ищет: чем бы след оставить по себе?..

И вот нашел. Лицо вспыхнуло, озарилось тихой радостью.

Сел он у стола, где лежат груды бумаг, достал чистый лист, прибор чертежный, стал чертить план храма... И совсем ушел в работу...

По этому чертежу потом стали перестраивать обветшалую церковь во имя св. Алексия в Чудовском монастыре, со всеми примыкающими сюда палатами, трапезами и монастырскими службами...

Тут же деятельно принялся Федор за достройку новых больших зданий для всех московских Приказов, поднятых на три этажа, или жилья.

Целый ряд церквей поновить и заново выстроить наметил юный царь, сам принимая деятельное участие в деле, как только нездоровье не приковывало его к постели. А это часто случалось. Но и больной он больше всего думал о своих постройках, которыми как будто хотел оставить твердую память по себе.