Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

– Может, и нет, – сказал Роланд. – Видишь ли, здесь у нас, в этом мире, тоже есть Отстойник. И у нас это тоже сленг. Но значения очень близки.

– И что оно у вас значит? – уточнил Эдди.

– Все зависит от конкретного места и ситуации. Оно может значить помойку. Или бордель. Или игорный дом. Или то место, куда приходят жевать бес-траву. Но самое распространенное его значение также и самое простое.

Он внимательно посмотрел на Сюзанну и Эдди.

– Отстойником мы называем такие места, где ничего нет. Отстойник – это бесплодные земли. Мертвые земли.

15

На этот раз Сюзанна подбросила в костер побольше дров. Не мигая, на юге сияла Древняя Матерь. Еще со школы Сюзанна знала: раз не мигает, значит, это планета, а не звезда. Венера? – спросила она себя. – Или здешняя Солнечная система тоже другая, как и все в этом мире?

Снова ее охватило чувство нереальности происходящего… что все это – сон. Просто сон.

– Давай дальше, – сказала она. – Что было потом, когда этот голос предупредил тебя насчет мальчика и Отстойника?

– Я запустил руку в дыру в стене, откуда сочился песок, как меня и учили делать, если вдруг нечто подобное произойдет со мной. Вынул оттуда челюсть… не эту… другую. Она была больше. Намного больше. Принадлежала, вне всяких сомнений, кому-то из древних.

– И куда она делась? – тихо спросила Сюзанна.

– В одну из ночей я отдал ее мальчику. – Отблески пламени раскрасили щеки стрелка оранжевыми жаркими пятнами и пляшущими тенями. – Как оберег… своего рода талисман. Потом, когда я почувствовал, что она свою службу уже сослужила, я ее просто выбросил.

– Тогда чья это челюсть, Роланд? – спросил Эдди.

Роланд поднес кость к глазам, задумчиво и долго смотрел на нее, потом уронил руку.

– Позже, после Джейка… после того, как его не стало… я настиг все-таки человека в черном.

– Уолтера, – уточнила Сюзанна.

– Да. У нас был разговор… долгий разговор. Где-то на его середине я уснул, а когда проснулся, Уолтер был мертв. Мертв уже сотню лет, если не больше. От него ничего не осталось – лишь кости, и так было, наверное, справедливо, раз уж мы пришли в место костей.

– Да уж, действительно долго вы с ним говорили, – сухо заметил Эдди.

При этом Сюзанна слегка нахмурилась, но Роланд лишь кивнул.

– Долго, – бросил он, глядя в огонь.

– Ты отправился в путь на рассвете и в тот же день, вечером, вышел к Западному морю. А ночью на берег повылезли эти омары, так? – спросил Эдди.

Роланд снова кивнул.

– Да. Но прежде чем я покинул то место, где мы с Уолтером говорили… или грезили… или что мы там делали, я не знаю… я забрал себе это. – Он поднял челюсть повыше, и оранжевый отсвет снова сверкнул на ее зубах.

Челюсть Уолтера. От этой мысли Эдди весь похолодел. Кость из черепа человека в черном. Вспомни это, Эдди, мой мальчик, в следующий раз, когда ты начнешь убеждать себя, что Роланд скорее всего самый обычный парень. Все это время он таскал с собой кость человека, точно этакий… людоедский трофей. Го-о-о-споди.

– Я даже помню, о чем я подумал, когда ее брал, – продолжал Роланд как ни в чем не бывало. – Я хорошо это помню. Это, быть может, единственное за все время воспоминание, которое не раздвоилось. Я подумал: «Что-то я просчитался, не стоило мне выкидывать ту кость, что сама пришла ко мне в руки, когда я нашел парнишку. Но ее мне заменит эта». А потом я услышал смех Уолтера – недобрый смех. И его голос тоже.

– И что он сказал? – подалась вперед Сюзанна.

– «Слишком поздно, стрелок. Слишком поздно… теперь удача изменит тебе – отныне и до конца вечности… таково твое ка».

16

– Ну хорошо, – высказался наконец Эдди. – В суть парадокса я въехал. Память твоя разделилась…

– Не разделилась, а раздвоилась.

– Ладно, пусть раздвоилась. Это почти одно и то же.

Эдди поднял с земли прутик и начертил на песке:

Потом указал на линию слева:

– Вот твоя память до того момента, когда ты пришел на дорожную станцию, – одна линия, видишь?

– Да.

Эдди указал на линию справа.

– А это – после того, как ты выбрался из-под гор и пришел к тому месту костей, где тебя дожидался Уолтер. Тоже одна линия.

– Да.

Эдди обвел середину рисунка неровным кружком:

– Вот что тебе нужно сделать, Роланд: огородить эту двойную линию. Окружи ее мысленно крепким высоким забором и просто забудь. Потому что это ничего не значит и ничего не меняет. Этого нет. Все прошло…

– Но оно не прошло. – Роланд поднял руку с челюстью. – Если все мои воспоминания о Джейке ложные – а я знаю, что так и есть, – тогда почему она у меня? Я взял ее, чтобы заменить ту, другую, которую выкинул – а ту, что я выкинул, я нашел в подвале, на дорожной станции, – но я-то знаю, что не спускался в подвал! И не разговаривал с Демоном! Я ушел со станции один. Взял только воду и больше ничего!

– Роланд, послушай меня. – Эдди вдруг посерьезнел. – Если кость, что сейчас у тебя в руках, ты взял на станции, тогда дело другое. Но разве не может быть так, что все это было галлюцинацией: дорожная станция, мальчик и Говорящий Демон, – и в таком случае, возможно, ты забрал челюсть Уолтера, потому что…

– Это не было галлюцинацией. – Роланд поднял на них глаза, светлые, словно выцветшие голубые глаза испытанного солдата, и вдруг сделал то, чего ни Сюзанна, ни Эдди никак от него не ожидали… Эдди мог бы поклясться, что Роланд и сам до последней секунды не думал, что он это сделает.

Он бросил челюсть в огонь.

17

Первое мгновение она просто лежала посреди костра – выбеленная реликвия, оскаленная в призрачной полуухмылке. Потом неожиданно вспыхнула алым – ослепительный красный свет залил поляну. Эдди с Сюзанной вскрикнули одновременно, прикрывая руками глаза, чтоб защитить их от обжигающе яркой вспышки.

Челюсть стала меняться. Не плавиться в пламени, а меняться. Зубы, торчавшие вкривь и вкось, как покосившиеся надгробия, стали сближаться. Мягкий изгиб верхней дуги распрямился и резко укоротился, как будто ввалившись.