Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Тут Эдди вдруг сообразил, что то, чего он дожидался, сидя здесь в одиночестве на дороге и размышляя, уже случилось: на небе показалась Старая Звезда. Скоро – через пятнадцать минут или, может быть, и того меньше – вокруг нее загорится целая россыпь созвездий, но пока что в девственной тьме сияла она одна.

Эдди медленно поднял ключ перед глазами так, чтобы звезда оказалась в центральной зарубке, и прочел старое заклинание своего мира, которому его научила мама. Помнится, они опускались вдвоем на колени перед открытым окном и читали, глядя на первую звездочку, что загоралась на небе в вечерней тьме над крышами и пожарными лестницами Бруклина:

– Вижу первую звезду, по секрету ей шепну: у меня, звезда ночная, есть желание одно, я тебе его доверю, пусть исполнится оно.

Старая Звезда мерцала в зарубке ключа – бриллиант, пойманный в ясеневую ловушку.

– Дай мне мужества, – попросил Эдди. – Это мое желание. Дай мне силы закончить в конце концов эту штуковину, черт бы ее побрал.

Он еще пару минут посидел на дороге, потом медленно поднялся и пошел к лагерю. Там он уселся поближе к костру, молча достал нож стрелка и принялся за работу, не перекинувшись словом ни с Роландом, ни с Сюзанной. Тонкие завитки стружки слетали с s-образного кончика. Эдди работал быстро, вертя ключ к руках то одной, то другой стороной, время от времени закрывая глаза и проводя большим пальцем по деревянным бороздкам. Он старался не думать о том, что будет, если не выйдет нужной формы, – это бы наверняка его парализовало.

Роланд с Сюзанной сидели тут же, у него за спиной, и молча наблюдали за ним. Наконец Эдди выпрямился и отложил нож. Пот ручьями стекал по лицу.

– Этот твой мальчик, – обратился он к Роланду. – Джейк. Храбрый, наверное, пацан.

– Под горами он вел себя храбро, – отозвался Роланд. – Боялся, конечно, но виду не подавал.

– Жаль, что я так не могу.

Роланд пожал плечами.

– У Балазара ты дрался отважно, а ведь у тебя отобрали одежду. Всегда очень трудно сражаться голым, но ты сумел. И неплохо.

Эдди попытался припомнить подробности упомянутой перестрелки в ночном клубе, но все в сознании его сливалось в какое-то расплывающееся пятно: только дым, шум и свет, пробивавшийся через стену беспорядочными перекрестными лучами. Стену, наверное, разворотили выстрелы из автоматов. Да, скорее всего. Но он не решился бы утверждать это наверняка.

Он поднял ключ вверх, чтобы на фоне костра четко обозначились все его зарубки, и долго держал его так, приглядываясь в основном к s-образному завитку на конце. Вроде ключ вышел точно таким же, каким Эдди помнил его из сна и из того мимолетного видения в огне… и все же ему не давало покоя смутное ощущение «чего-то не того». Почти такой же, но не совсем.

Это все из-за Генри. Опять. Из-за всех этих лет, в течение которых ты был «чего-то не того». Ты его сделал, приятель… и сделал по высшему классу. Просто Генри внутри тебя не желает признать это.

Эдди тщательно завернул ключ в кусочек кожи.

– Все. Я закончил. Не знаю, насколько идеально я с ним справился, но я сделал все, что мог. – Теперь, когда Эдди закончил ключ и ему больше не надо было об этом думать, он вдруг ощутил какую-то странную пустоту в душе. Бесцельную и бессмысленную.

– Поешь чего-нибудь, Эдди? – тихо спросила Сюзанна.

Вот твоя цель, – сказал он себе. – Вот он, твой смысл. Сидит с тобой рядом, сложив на коленях руки. Вся цель и весь смысл, которые есть у тебя и были…

Но тут в его сознании возникло нечто – возникло в один миг. Не сон… не видение…

Не видение и не сон. Это память. Так уже было и вот опять… ты вспоминаешь будущее.

– Мне нужно сначала еще кое-что сделать. – Эдди поднялся на ноги.

С той стороны костра Роланд свалил в кучу охапку хвороста для растопки. Перерыв ее всю, Эдди нашел подходящую сухую палку длиной чуть больше двух футов и толщиной четыре дюйма, вернулся с ней на прежнее место возле самого костра и снова достал нож Роланда. На этот раз он работал быстрее. Никаких творческих вывертов. Просто заострил палку с одного конца наподобие колышка для палатки.

– Мы до рассвета сумеем выйти? – спросил он стрелка. – Мне кажется, мы должны прийти к этому кругу как можно скорее.

– Конечно. Если нужно, мы можем выйти и раньше. Правда, я не хотел бы идти в темноте… по ночам говорящие камни небезопасны… но надо – значит, надо.

– Судя по твоему выражению, старина, эти камушки небезопасны в любое время, – сказала Сюзанна.

Эдди отложил нож. Земля, которую Роланд выкопал, роя яму для костра, лежала кучкой у его правой ноги. Острым концом своей палки Эдди вывел в сырой земле знак вопроса. Знак вышел четким.

– Ну вот, – заключил он, стирая его. – Теперь все.

– Пожалуйте кушать, – сказала Сюзанна.

Эдди честно попытался что-нибудь проглотить, но есть ему не хотелось. Когда же он наконец уснул, примостившись к теплому боку Сюзанны, сон его был неглубоким, но зато без видений. Сквозь сон Эдди слышал непрекращающийся вой ветра, и ему представлялось, что он летит вместе с ним высоко в ночи, прочь от дневных забот и тревог, а Древняя Матерь со Старой Звездой невозмутимо мерцают над ним, обдавая космическим холодом его щеки.

В четыре утра Роланд его разбудил.

19

– Пора, – сказал Роланд.

Эдди сел. Рядом с ним, растирая ладонями заспанное лицо, поднялась Сюзанна. Едва в голове у него прояснилось со сна, Эдди весь преисполнился неудержимым пылом.

– Да. Идемте, и побыстрее.

– Он уже близко, да?

– Очень близко. – Эдди встал на ноги, приподнял Сюзанну и усадил ее на коляску.

В ее взгляде читалась тревога:

– А мы успеем?

Эдди кивнул.

– Но впритык.

Три минуты спустя они снова брели по Великому Тракту, что призрачно мерцал в темноте. А еще через час, когда небо окрасилось первыми проблесками зари, разгорающейся на востоке, путники начали различать далеко впереди монотонный ритмичный гул.

Барабаны, – подумал Роланд.

Машины, – подумал Эдди. – Какие-то механизмы.

Сердце, – сказала себе Сюзанна. – Огромное сердце, больное… оно еще бьется… и оно в этом городе, куда нам предстоит войти.

Прошло два часа. Странный звук замер так же внезапно, как и появился. В небе начали скапливаться облака – безликие белые облака с рваными очертаниями. Сначала они затянули солнце, потом все небо. До круга стоящих камней оставалось еще миль пять. В пасмурном утреннем свете, не дающем тени, камни чернели, как зубы поверженного чудовища.